Миллионы маленьких девочек и мальчиков нашего мира, словно зверьки, взрослеют в квартирах-клетках. И мы ещё хотим, чтобы вырастали из них умные, свободные и благородные люди.
Да эти личности даже представить себе не могут — свобода — это прежде всего свободная мысль, знание и ощущение живого мироздания.
Об этом живом мироздании повзрослевшему ребёнку будут рассказывать в школе. Он, конечно, получит некоторую информацию о великом мире живой природы, о мирозданье, созданном великим Творцом, но никогда не сможет ощутить его собой. Те ощущения, которые может получить человек с первых лет жизни, в гармонии с великим миром Творца и при этом без усилий и напряжения, а напротив, играючи, не заменить никакими школьными уроками и университетскими лекциями.
Я никого не призываю идти с детьми в тайгу. Это было бы абсурдно, но что-то делать всё же необходимо.
Вечером, у входа в маленькую землянку, в которой Настенька спала иногда одна, Анастасия кормила её грудью. Я тихо сидел рядом и наблюдал за интересным процессом.
Складывалось впечатление, что кормление как таковое, ради насыщения организма ребёнка материнским молоком, было совсем не главной задачей. Настенька, обхватив грудь Анастасии ручками, некоторое время, причмокивая, сосала молоко, но потом оторвалась от соска и посмотрела в лицо матери. И Анастасия также не отрывала взгляда от ребёнка, она не обращала внимания ни на меня, ни на всё окружающее.
Казалось, мать и дочь словно сливались во время кормления в единое целое и без слов общались между собой.
Это продолжалось минут двадцать, после чего Настенька уснула.
Анастасия уложила дочурку в землянке на подстилку из сена, накрытую тканью. Свободными краями ткани она прикрыла спящего ребёнка и подгребла с боков сена, устроив уютное гнёздышко. Потом, стоя ещё некоторое время на коленях у входа, смотрела на спящую дочь. Когда Анастасия встала и обратила наконец на меня внимание, я спросил:
— Как ты считаешь, Анастасия, наша дочь на кого из нас больше похожа — на тебя или на меня?
— Как и все родители, ты, конечно, хотел, чтобы ребёнок был больше похож на тебя, Владимир?
— Вот и не угадала. Я, разумеется, хочу, чтобы у дочери и от меня что-то было. Но она девочка, ей нужно быть красивой, а значит, больше похожей на тебя.
— Значит, ты меня красивой по сравнению с собой считаешь, Владимир?
— Я считаю тебя красивой не только по сравнению с собой, Анастасия. Я считаю, тебя самой красивой из всех людей, которых когда-либо видел, в том числе и на международных конкурсах красоты. Я по телевизору смотрел. Красота конкурсанток по сравнению с твоей какая-то половинчатая получается. Ты самая лучшая из всех.
— Спасибо, Владимир. Твои слова — это комплимент? Или объяснение?
— Они и комплимент, и объяснение, и — восхищение.
— Спасибо. Значит, ты не опечалишься, Владимир, если я скажу, что Настенька внешне, личиком своим, чуть-чуть похожа и на тебя, а вот глазки, ресницы, фигурка — мои, и волосы у неё тоже будут как у меня.
Сходство людей по плоти говорит ещё и о сходстве способностей, привычек, общности Душ. Значит, некоторые способности и привычки в ней будут от тебя. Некоторые — от меня. Но в душе новорождённого человека, Владимир, всегда присутствуют три составляющие.
— Три? А третья от кого же?
— Третья составляющая — это частичка Души, которая обитала в человеческом теле в его прошлой жизни, может быть сто лет назад, может быть тысячу или миллион. Эта третья составляющая в гармоничном человеке не распадается на частички, а ждёт своего мгновения, когда обретёт новое тело, глазами которого сможет видеть окружающий мир и ушами которого сможет слышать звуки этого мира, прикасаться к нему руками, пользоваться его дарами.
— Но если наши Души объединились в новой жизни в единое целое, значит, они должны знать обо всех жизнях друг друга?
— Конечно, должны. И знают. Иначе их слияние было бы невозможным. Они не смогли бы стать единой Душой.
— Следовательно, моя Душа может увидеть прошлую жизнь нашей дочери?
— Может, конечно, но ты это ощутишь и увидишь только в том случае, если будешь пребывать в гармонии со своей Душой и мысль твоя не будет спутана всевозможными извращениями окружающего мира, если она сможет концентрироваться.
— Со мной всё понятно, я и мне подобные видеть прошлое не могут, но ты, Анастасия, явно можешь что-то узнать о прошлой жизни нашей дочери через частичку её Души.
— Я стараюсь, Владимир, увидеть и понять прошлую жизнь нашей дочери, и странной какой-то она мне видится. Жизнь нашей дочери в теле была очень короткой, не более семи лет, и жила она многие тысячи лет назад.
— Да, при такой короткой жизни ребёнка немногое можно узнать о прошлом.
— Да, немногое, но бывает так, что и за совсем короткую жизнь совершает человек поступок, способный повлиять на события, происходящие в последующие тысячелетия.
— Интересно, как это ребёнок может совершить некий поступок, который будет тысячелетиями влиять на жизнь людей? Ты же можешь, Анастасия, рассказать, а еще лучше — воспроизвести картины из прошлой жизни нашей дочери?
— Могу, Владимир.
— Воспроизведи.
И Анастасия начала необычный рассказ о прошлой жизни нашей дочери. Или рассказ о девочке, частичка Души которой обитает теперь в маленькой Настеньке.
— Некоторое время назад, Владимир, на Земле, как ты знаешь, наступил ледниковый период. В регионах, на которые надвигался ледник, менялся климат. Похолодание не давало возможности взрастать многим видам растений. Места, ранее обильные лесами, плодовыми садами и буйными травами вперемешку с цветами, постепенно превращались в долины, покрытые лишь скудным растительным покровом.
Люди, жившие в то время в одной из предгорных долин, посчитали: прежняя жизнь в условиях похолодания невозможна. Они решили оставить свои дома и устремиться на поиски мест с более благоприятным климатом.
Вперёд ушли мужчины. По их следу глава рода Вуд уводил из поселения детей, женщин и стариков.
Седой, стодвадцатилетний старец, он шёл впереди каравана из одиннадцати мамонтов, навьюченных плетёными корзинами, в одни из которых были усажены дети, а в другие сложен запас пищи — ведь неизвестно, сколько продлится путешествие.
По обе стороны каравана из мамонтов, на лошадях и пешими, двигались люди его рода и вся та живность, что обитала в родовом поселении. Казалось, всё живое понимало необходимость отправиться в новые края и следовало за человеком. В поселении остались лишь растения, не имеющие возможности передвигаться. Растения, обречённые на гибель.
Вуд размышлял, пытаясь ответить на поставленные самому себе вопросы:
Почему произошли нежелательные изменения в природе, из-за чего началось похолодание?
Чьей волей была запущена эта катастрофа?
Не станет ли она катастрофой всей Земли?
Заложены ли в человеке силы, чтобы предпринять что-либо для её предотвращения?
Существует ли зависимость катастроф от действий человека?
Вуд понимал: если ответы не будут найдены, его детей и внуков, весь его род ожидает печальная участь. Он видел: все взрослые, идущие сейчас в караване, расценивают природные изменения как трагедию, их лица печальны и задумчивы. Даже дети притихли и насторожились. Одна только его любимица, шестилетняя правнучка Анаста, резвится — затеяла игру с идущим во главе каравана вожаком-мамонтом.
Искоса поглядывая, Вуд наблюдал за игрой правнучки с вожаком мамонтов. Взвалив кончик хобота огромного, семитонного мамонта себе на плечико, она делала вид, будто тащит громадное животное. А он, мамонт, ещё и подыгрывает ей. Хобот, конечно, он удерживает на весу сам, лишь слегка прикасаясь к плечу ребёнка. Время от времени Анаста останавливалась, будто бы переводя дух, вытирала несуществующий пот с лобика и приговаривала: «Ох, и большой же ты, тяжёлый и ленивый».
Будто соглашаясь, мамонт кивал головой, хлопал ушами, вытирал хоботом свой лоб и снова клал его кончик на плечико девочки, словно не мог без её помощи сдвинуться с места. Эта игра была смешной и безобидной. А вот другая игра, затеянная затем правнучкой, Вуду не понравилась. Заключалась она в следующем.
Анаста карабкалась по хоботу к голове мамонта, и он помогал ей, сгибая свой огромный хобот и подталкивая ребёнка вверх его кончиком. Устроившись наверху, Анаста некоторое время сидела на голове движущегося мамонта, потом вдруг произносила испуганное «ах» и быстро скользила по хоботу вниз. Мамонт должен был проявлять большую ловкость, чтобы успеть у самой земли подхватить ребёнка, не дать удариться или попасть под его массивные ноги.
Вуд размышлял о прошлом, пытаясь отыскать в нём причину катастрофы, заставившей людей покинуть родную долину, но размышления его всё время прерывались воспоминаниями-картинами из жизни правнучки Анасты. Он не отгонял эти картины, они ему нравились и отвлекали от грустных мыслей по поводу случившегося.
