Он угадывал громадную, почти вровень с верхушкой дерева, бесплотную фигуру в чем-то вроде плащ-палатки.
Он различал шепот из-под капюшона:
- Я отпускаю тебя…
Юлий Михайлович прослеживал весь быстрый путь бегущего мальчика - от дерева к запертым воротам.
Он ощущал собственными ребрами, собственным черепом, как больно протискиваться сквозь прутья ограды.
Юлий Михайлович почему-то знал, что место под тонким деревом пусто навек, что тень в плаще растворилась - и в саду, возле белых стен нет никого.
- Что за чушь! - успокаивал себя Юлий Михайлович.
Но покой не приходил.
Через два месяца Юлий Михайлович устраивал большой прием по случаю собственного 70-летия.
Собрались оставшиеся в городе и стране родственники, соседи, бывшие сослуживцы.
Жена расстаралась, наготовила вкусностей. Поговорили. Праздник получился хороший, душевный.
Сын с невесткой и Женькой остался ночевать - выпил немного, не садиться же за руль. А родителям радость. Уговаривали и двоих старших внуков заночевать, чтоб утром в семейном кругу устроить “черствые именины” - но они отказались.
Пока жена убирала со стола, а невестка укладывала разгулявшегося Женьку, Юлий Михайлович с сыном курили на балконе.
- Я поговорить с тобой хотел, - начал Юлий Михайлович. - Женьке через год в школу.
- Мы подобрали - недалеко от дома, платная, правда, - сын мелко поплевывал вниз, совсем как в детстве.
- Не плюйся - взрослый человек. Я серьезно хочу говорить. Может, отдадим Женю в еврейскую школу или гимназию. Я слышал, есть. Тоже платные. Будет язык учить, правила всякие, историю.
Сын рассмеялся:
- Отец, ты что, с ума сошел? У нас какой год? Какая еврейская школа, зачем?
- Ну как зачем? Раньше нельзя было, а теперь - пожалуйста. Разве плохо? - Юлий Михайлович жалел, что завел разговор.
- Отец, ты лишку выпил. Завтра поговорим, обсудим. Ты у нас сегодня кто? Ты у нас юбиляр! Ура юбиляру! И его наследнику Евгению! - закричал сын, и Юлий Михайлович поспешно увел его в комнату.
Назавтра к разговору не возвращались. И потом тоже.
Бэлла Левина уехала из Киева в Израиль давно, еще когда квартиры не приватизировали. В Израиле ее замучила ностальгия.
Когда умер муж, а дети переехали из Израиля в Америку, Бэлла стала писать родным и знакомым с просьбой принять ее.
Заканчивались послания всегда одинаково: “Я здесь совсем одна, как перст судьбы”.
Ей отвечали сочувственно, но приглашать на жительство к себе никто вроде не собирался.
Тем не менее Бэлла вернулась.
Приехала зимой, и говорили, что все было рассчитано: зимой-то у кого сердце выдержит - отправить на мороз старую женщину.
Но, скорее всего, Бэлла про зиму просто не подумала, так как отвыкла от морозов в чужом климате.
В общем, прожила она месяца три то у одних родственников, то у других.
Ее не обижали, но намекали, что надо определяться с дальнейшим местом проживания.
Кое-какие деньги у Бэллы обнаружились, детям в Америку позвонили, киевские родственники добавили. И вышло, что можно купить однокомнатную квартирку в пригороде - в Броварах.
Свезли кое-какую мебель из той, что наметили к лету на дачу, на радостях переклеили обои, доставили в Бровары Бэллу и пожелали всего хорошего.
Бэлла стала жить. Никого не донимала звонками, не просила о помощи, давала о себе знать лишь изредка, тактично. Деньги ей регулярно присылали дети из Америки, и ни в чем ограничения она не знала. Сырку, колбаски - пожалуйста. И на лекарства хватало.
Словом, все успокоились.
Прошло полтора года.
Неожиданно Бэлла сообщила родственникам, что снова желает переменить место жительства. Хочет обосноваться на своей малой родине - в Остре. Там три поколения родственников похоронены (это если считать до 41-го года), там похоронены ее дед с бабкой и много других родственников, которые не успели эвакуироваться в 41-м, - в братской могиле. И по всему выходило так, если, конечно, упростить, что лучше всего бы ей поселиться на кладбище - такое у Бэллы обнаружилось горячее желание жить поблизости от умерших.
Конечно, не вопрос - можно в Броварах квартиру продать, в Остре дом купить. Но Остер уже не тот. Захолустье. К тому же вода - на улице, туалет - на улице. Магазинов нет. Село и село.
Бэлле на это указали, но она слушать не желала:
- Туда от Киева езды час. Какое захолустье? Что вы меня туалетом пугаете? Ха! Теперь и связь разная, и услуги платные - любые. Я насчет помощи не прошу. Я вас ставлю перед фактом.
Бэлла позвонила детям в Америку и сказала, что перебирается в Остер, как только устроится, сообщит новый адрес.
Дети для виду согласились ждать нового адреса, а сами кинулись обзванивать киевских родственников: в своем ли мама уме.
Те отвечали - непонятно. С одной стороны - восемьдесят лет. С другой - женщина бодрая, практически здоровая по всем органам.
После нескольких разъяснительных бесед Бэлла смягчилась, притихла.
Родственники расслабились.
Месяц от Бэллы не было звонков. Поехали к ней в Бровары - звонили, стучали - тишина. Взломали дверь - в квартире полный порядок, газеты сложены аккуратной стопочкой. Программа передач двухнедельной давности расчерчена разными цветами. Заглянули в шкаф - одежды нет, чемоданов нет. Там же, в шкафу, на стопке белья, под которым Бэлла хранила деньги, записка:
“Не волнуйтесь, я поехала. Бэлла. 5 июня 2004 г.”.
Заявили в милицию: пропала женщина, то да се.
Заявление брать не хотели - пропавшая сильно в возрасте. Наверное, больная. Говорила - на родину поедет? Такие только на родину и ездят. То туда, то обратно. Следить надо, а не с заявлениями прогуливаться.
Однако бумагу взяли. Ясно, чтоб только отцепиться.
Представитель родственников поехал в Остер.
Где искать Бэллу? Походил-походил по улицам. Наконец увидел старика лет под девяносто, в картузе, вроде - еврея. Стал расспрашивать про Гробманов (Бэллина девичья фамилия), старик сразу вспомнил и вызвался показать, где они жили до войны.
- Зачем вам Гробманы? Их давно никого не осталось, - проворчал старик.
- Это здесь не осталось. А Бэлла Гробман жива. Вы ее не встречали?
Старик удивленно посмотрел на приезжего, но на сообщение о Бэлле ничего не сказал:
- Вот ихний дом. Хороший, да? Еще сто лет простоит. В войну здесь немецкий штаб был. Попортили немного, когда наши наступали, а так ничего. Бэйлкин прадед строил. А отец ее из-за этого дома и пострадал. Бросать не хотел. Тут его немцы, говорят, и убили. Прямо на пороге. Можно сказать, отличился Готлиб - первый еврей Остра, убитый… А через дня три остальных расстреляли, централизованно… Коло Десны, у овраге… А он говорил: во-первых, культурная нация, а во-вторых, меня Лейба обменяет, как в Первую мировую. Лейба - сын его. Бэйлкин старший брат - он добровольцем пошел, как объявили. А Бэйлка с отцом. Мать ее еще в 36-м умерла, молодая. Готлиб хромал сильно. Перед самой войной плохой стал - нога не работала. Вот они вдвоем с Бэйлкой и остались… А, шо рассказывать! Война есть война, правильно?
- Так она что, всю войну тут была - Бэлла? Как же? Может, в партизанах?
- А вы ей кто? - насторожился старик.
- Я ей родственник. Тут такое дело… Пропала Бэлла Готлибовна. Она в Израиль уезжала, потом вернулась… А теперь пропала. Думаем, сюда уехала, на родину, так сказать. Вот ищу.
- Документы не покажете? - спросил старик.
- Пожалуйста, пожалуйста! Но у нас фамилии разные, моя жена ей троюродная племянница.
Старик осторожно взял паспорт с трезубцем, помусолил желто-голубые странички.
- А кто ж вас знает, родственник вы - не родственник. Разницы ж нет… Я так думаю, вы не про ту Бэллу спрашиваете. Эта - он кивнул на дом Гробманов - давно на том свете.
- Ну как же?.. Гробман Бэлла Готлибовна, 1925 года рождения, тут ее семья жила, три поколения, она сама говорила. Ее отец, заготовщик, на бубне играл. А дед Янкель - кузнец - на скрипке. На свадьбах. А дядя - кажется, Меир - стакан водки выпивал и этот стакан потом в кулаке давил.
- Правильно. Только не стакан выпивал и давил, а рюмку - выпивал и рюмкой закусывал. Было. Точно. А Бейлка - ихняя младшая. Говорю умерла, значит, умерла.
Старик, не прощаясь, повернулся и быстро, как мог, зашагал прочь.
Родственник остался на дороге, не зная, куда идти, что делать. Не может быть, чтоб Бэлла, добравшись до Остра, не зашла в свой дом.
Постучал в дверь.
Открыла женщина с ребенком на руках.
- Извините, к вам женщина, очень пожилая, не заходила в последнее время? Ее зовут Бэлла Готлибовна. Такая интересная, волосы крашеные в темно-каштановый цвет. Полная, в очках.
- Нихто не заходыв. А вы хто? А вона - хто? - заинтерсовалась хозяйка. - Зайдить. А вы з Киева? Я зразу узнаю, хто з Киева. Заходьте, заходьте, я вам кваса наллю.
