— Кто тебе это рассказал? Просто любопытно.
— Что «это»?
— Байку про Грэма Грина.
— Да был один… как его… Ты, кстати, знаешь — мы обе у него печатались.
— Джим?
— Вот-вот.
— Как ты могла забыть его имя, Джейн?
— Забыла — и все тут. — Поезд без остановки пролетел мимо станции; на такой скорости названия было не разглядеть. С чего это Алиса так взъелась? Сама тоже хороша. — Кстати, ты с ним тогда переспала?
Алиса слегка нахмурилась:
— Веришь ли, не помню. А ты?
— Я тоже запамятовала. Думаю, ты первая, а я за тобой.
— Уж не выставляешь ли ты меня потаскушкой?
— Не знаю. Скорее, я себя выставляю потаскушкой. — Джейн посмеялась, чтобы скрыть полуправду.
— Как по-твоему, это хорошо или плохо, что мы не можем вспомнить такие детали?
Джейн показалось, что ее снова пригласили на сцену, чтобы задать каверзный вопрос. По давней привычке она переадресовала его Алисе — та была у них главной, задавала тон, пресекала эксцессы.
— А ты как считаешь?
— Вне всякого сомнения, это хорошо.
— А почему?
— Да потому, что к таким вещам надо подходить с позиций дзен-буддизма.
Время от времени Алису заносило, и простые смертные не поспевали за ее мыслями.
— По-твоему, буддизм учит забывать имена любовников?
— В каком-то смысле, да.
— Мне казалось, буддизм учит верить в переселение душ.
— Конечно; а иначе как объяснить, что все наши любовники — свиньи?
Они с пониманием переглянулись. Хороший у них получился дуэт. Когда их стали приглашать на встречи с читателями, они быстро смекнули, что будут намного эффектнее смотреться в паре. На какие только фестивали не заносила их судьба: в Хэй и Эдинбург, в Чарлстон и Кингс-Линн, в Дартингтон и Дублин; даже в Аделаиду и Торонто. Поскольку они всюду ездили вместе, издателям не приходилось тратиться на сопровождающих лиц. На сцене они подхватывали реплики друг дружки, проявляли взаимовыручку, лихо отбривали ведущего, если тот имел наглость зубоскалить, и давали автографы только тем, кто приобретал их книги. По линии Британского совета они регулярно выступали за рубежом, пока в Мюнхене Джейн, будучи в легком подпитии, не позволила себе какое-то непарламентское выражение.
— Какое у тебя осталось самое жуткое воспоминание?
— О чем — об амурных делах?
— Угу.
— Джейн, что за вопрос?
— Учти: нам рано или поздно его зададут. Такие нынче нравы.
— Изнасилования, к счастью, удалось избежать, если ты к этому клонишь. По крайней мере… — Алиса призадумалась, — суд вынес бы вердикт: «Невиновен».
— А все-таки? — Не получив ответа, Джейн заявила: — Пока ты соображаешь, буду любоваться природой.
С рассеянной благосклонностью она провожала глазами рощи, поля, живые изгороди, стада коров. Горожанка до мозга костей, она расценивала сельскую жизнь с чисто утилитарных позиций: отара овец сулила рагу из молодого барашка.
— Помню один случай… хотя и не вполне очевидный. Да, могу сказать, что самое жуткое воспоминание оставил по себе Саймон.
— Саймон — который? Писатель? Издатель? Или просто «Саймон-ты-его-не-знаешь»?
— Писатель. Это случилось вскоре после моего развода. Позвонил, напросился в гости. Обещал привезти хорошего вина. Приехал. А когда понял, что ему ничего не обломится, закупорил початую бутылку и унес с собой.
— И что там было?
— Где?
— В бутылке, где же еще, — шампанское?
Алиса подумала.
— Нет, вряд ли — шампанское пробкой не заткнешь. Ты, наверное, хотела спросить: итальянское или французское, белое или красное?
По ее тону Джейн поняла, что Алиса недовольна.
— Сама не знаю, что я хотела спросить. Но это плохо.
— Что плохо? Забывать свой вопрос?
— Нет, затыкать початую бутылку. Хуже некуда. — Она выдержала драматическую паузу. — Символичный поступок.
Алиса хохотнула, но, с точки зрения Джейн, ее смех больше походил на икоту. Воодушевившись, она включила свой сценический имидж:
— Смех — лучшее лекарство, верно?
— Верно, — подтвердила Алиса. — Кто не смеется, того тянет в религию.
Джейн могла бы пропустить это мимо ушей. Но разговор о буддизме придал ей храбрости, и вообще — подруги они или нет? Тем не менее она покосилась в окно и только потом призналась:
— На самом деле меня, если хочешь знать, затянуло. Неглубоко, но все-таки.
— Да что ты говоришь? С каких это пор? То есть с какой стати?
— Пару лет назад. Это, так сказать, приводит в порядок мысли. Спасает от… безнадежности. — Джейн гладила сумочку, словно хотела утешить.
Алиса не верила своим ушам. Ей всегда казалось, что в этом мире все безнадежно — и ничего тут не поделаешь. Какой смысл менять свои воззрения в конце пути? Она прикинула, как лучше ответить — поддержать или отшутиться, — и решила в пользу второго.
— Если твой бог разрешает пить, курить и любить — тогда ничего страшного.
— О, такие пустяки его не волнуют.
— А богохульство? По-моему, когда речь заходит о боге, это — как лакмусовая бумажка.
— Ему безразлично. Он выше этого.
— Тогда одобряю.
— Он тоже. Одобряет.
— Странное дело. Я хочу сказать, боги, как правило, порицают.
— Неужели я пришла бы к богу за порицанием? Мне этого хватило выше крыши. Милосердие, прощение, понимание — вот к чему тянется человек. И конечно, к идее высшего промысла.
— А кто кого выбрал, если, конечно, это правомерный вопрос: ты его или он тебя?
— Вопрос абсолютно правомерный, — ответила Джейн. — По всей вероятности, притяжение было взаимным.
— Что ж, это… комфортно.
— А ведь многие не понимают, что с богом должно быть комфортно.
— Откуда это? Похоже на «Бог меня простит, это его работа» — так, кажется?
— Да. На протяжении веков люди только усложняли Бога.
По вагону провезли тележку с легкими закусками, и Джейн взяла себе чаю. На дне сумки она раскопала ломтик лимона в специальной пластмассовой коробочке и шкалик коньяка из гостиничного мини-бара. Ей нравилось вести подковерные игры с издателями: если те заказывали им номер в приличном отеле, она держала себя в рамках. К примеру, в этот раз ограничилась лишь коньяком и виски, потому что хорошо отдохнула. Зато однажды (дело было в Челтнеме), когда публика приняла их весьма прохладно, а ночевать пришлось на продавленной койке, Джейн так разозлилась, что выгребла из мини-бара все подчистую: спиртное, шоколад, арахис, открывалку для бутылок и даже формочку для льда.
Тележка, дребезжа, укатила дальше. Алиса тосковала по тем временам, когда в каждом поезде был настоящий вагон-ресторан: столовое серебро; официанты в белых куртках, обученные подавать овощи одной рукой при помощи вилки и ложки; ненавязчивый пейзаж за окном. Все перемены в жизни, подумалось ей, сводятся к постепенной утрате наслаждений. Они с Джейн примерно в одно и то же время утратили тягу к любовным приключениям. Она утратила интерес к спиртным напиткам, а Джейн — к еде, точнее, к ее качеству. Алиса теперь занималась цветоводством; Джейн увлекалась кроссвордами, а для ускорения процесса вписывала слова, совершенно не подходившие к определениям. Джейн была признательна Алисе: та никогда не ворчала, если Джейн прикладывалась к спиртному раньше, чем позволяли приличия. На нее нахлынула нежность к собранной, терпеливой подруге, благодаря которой они ни разу не опоздали на поезд.
— Какой приятный молодой человек вел эту встречу, — вспомнила Алиса. — Уважительный.
— По отношению к тебе — возможно. А меня он подставил.
— Каким образом?
— Неужели ты не заметила? — Джейн вздохнула, не дождавшись сочувствия. — Стал перечислять всякие книжонки, которые пришли ему на ум в связи с моим последним романом. Попробуй признайся, что впервые слышишь эти названия, — выставишь себя невеждой. Приходится кивать, а читатели будут думать, что у тебя все идеи — ворованные.
Алисе показалось, что это уже отдает паранойей.
— Никто такого не подумает, Джейн. Скорее люди подумают, что парень просто рисуется. Ты вспомни, как они оживились, когда он упомянул «Моби Дика», а ты склонила голову набок и спрашиваешь: «Это про кита?»
— А разве нет?
— Джейн, не хочешь ли ты сказать, что не читала «Моби Дика»?
— По мне заметно?
— Нет, совсем не заметно.
— Вот и славно. Я же никого не обманула. Фильм был такой, я смотрела. С Грегори Пеком. Как по-твоему, стоящая штука?
— Фильм?
— При чем тут фильм? Книжка.
— Если по правде, я и сама не читала.
— Алиса, ты настоящий друг, честное слово.
— А ты читала этих выскочек-мальчишек, по которым все сходят с ума?
— Каких именно?
— По которым все сходят с ума.
— Нет, не читала. У них и без того читателей хватает, ты согласна?
