Идея появилась, как видите, не вдруг, но раз уж она появилась, тянуть с ее решением Минер не стал и, побросав свои нехитрые пожитки в чемодан, тут же сдал ключ от номера коридорной.
В вестибюле заметил у второй колонны от входа каштановые волосы и мимозу в руке. Отметил для себя: «Вот оно какое — платье беж…» Мимоходом подумал еще: «Выйдет или не выйдет Петр Петрович на этот раз?..» А о том, что между воротничком платья беж и каштановыми волосами могла бы оказаться какая-нибудь необыкновенная мордочка с какими-нибудь необыкновенными глазами, — клянусь, не сообразил подумать.
Странные ощущения вызывают иногда местечки, где мы начинали свои первые путешествия: через порог и под кровать.
Кажется, рос ты в большом городе, и удивительно, что о существовании его мало кому известно. Единственное кирпичное здание горкома (в два этажа) вспоминается как небоскреб, пустырек напротив — площадью, а карусель в парке — каруселищей.
Каково же бывает убедиться через много лет, что городок твой — с палисадниками и огородами возле беленьких, в два-три окошка хат — махонький и тихонький, лишь выдержкой и долголетием дослужившийся до звания города.
Это потому, должно быть, что сначала мы на все глядим снизу вверх. А где-то взрослеем на чужбине и не догадываемся, что растем при этом. Надо бы чаще наведываться нам в эти забытые нами местечки.
Минер свой город видел в последний раз, когда откатилась от него линия фронта, — видел наполовину разрушенным и сожженным, но в памяти он жил для него городом детства: большим, просторным. И хотя он давно был восстановлен, даже посолиднел, а выглядел все-таки безнадежно крохотным.
Двухместный номер в гостинице с двумя железными кроватями и тумбочкой посредине мог бы посоперничать с нашим жильем на точке.
Но Минер, поставив перед собой задачу, редко отвлекался на второстепенные явления и вряд ли был способен к аналогиям.
Оставив чемодан и шинель, он глянул в крохотное зеркальце над раковиной в туалете, вышел на крыльцо и, припомнив дорогу, скоро уже шагал к намеченному пункту своей новой поездки: на угол двух Березовых улиц — первой и второй, где раньше был его дом, а потом пепелище, от которого теперь и следов не сохранилось.
Обуглившееся бревно, что запомнилось ему, кто-нибудь спалил в тот же год, потому что не было дров. А на месте, где щурился из-за тополей его, Минера, дом, — стоял теперь новый, и не с двумя окошками на улицу, а с четырьмя…
Интересно, остается хоть что-нибудь от нас в пространстве, где мы были? Нет? А почему же тянет войти в него — с минуту, да побыть?.. Я признаю одно-единственное суеверие: считаю понедельник тяжелым днем, но относительно наших следов в пространстве, по-моему, есть еще что-то неисследованное.
Минер без стука открыл калитку и шагнул на крыльцо.
«Здравствуйте», — сказал вышедшей ему навстречу женщине.
А она спросила, кого он ищет.
«Я? Никого, — ответил Минер, и сам удивился нелепости своего ответа. — Если можно, я войду ненадолго…»
Женщина поморгала ресницами и от растерянности на всякий случай посторонилась.
Минер пересек сенцы, открыл следующую дверь и, сделав три или четыре шага, остановился.
Здесь была горница.
Наверное, простоял он не очень долго. Но только повернувшись и уже выходя за дверь, сказал хозяйке еще одно слово: «Благодарю».
Хозяйка, провожая его глазами, не ответила.
Он бродил по городу весь день.
Новый горком, новый кинотеатр — от прошлого в настоящем осталось мало…
Истины ради, замечу кстати, что Минер был немного сентиментален, как бы он ни скрывал это. (Я использовал затасканное и много раз оплеванное слово — сентиментальность. Прошу прощения: другого, похожего, не знаю.) Мы догадались об этом сразу, как только обнаружили, что он разделяет наше пристрастие к радиоле. Возможно, это влияние Заполярья?.. Но я бы мог назвать и еще нескольких своих товарищей, которые чуть-чуть грешны в этом. Не настолько, понятно, чтобы говорить жалостные речи по поводу сломанного цветка, но — самую малость… Без речей. И даже вовсе без них.
Вот стоял, к примеру, колодезный сруб возле дома, где вы жили, ну лет десять с лишним назад, а теперь — водоразборная колонка; скрипел под ногами дощатый тротуар, а теперь — асфальт, и канал — вместо речки за околицей… Хорошо это или плохо?
Не спешите с ответом. Даже если вам не нравятся грустные вальсы.
И лучше вернемся к Минеру, ибо главные события моего рассказа впереди, а я то и дело отвлекаюсь куда-то в сторону, в область совершенно туманную для меня.
Это случилось в тот же вечер. Скажем, было еще светло, но солнце мельтешило уже где-то за крышами и набегали сумерки.
Минер брел по тротуару без направления и уже без цели. Благо, тут он мог считать себя в абсолютном одиночестве, и даже наши радарщики не могли бы поручиться, какое у него лицо и курит ли он, не говоря уже о том, что́ курит.
Вдруг — голос: «Товарищ офицер, можно посмотреть у вас кинжал?»
Минер вынужден был покинуть свое излюбленное небытие и возвратиться к действительности. Он оглянулся.
Перед ним стояла Девчонка лет двадцати, о чем Минер мог в общем-то догадаться лишь по «взрослой» прическе, — это я уже знаю и потому говорю от себя: волосы Ее были собраны с боков и каким-то хитрым высоким гребнем падали на спину почти до пояса. В остальном это был подросток: в платье, похожем на школьное (только что без передника), и в башмаках на босу ногу.
За деревьями одного из палисадников Минер увидел еще двух ее подружек (в почти школьных платьях без передников), наблюдавших за ними и хихикавших от восторга.
Что еще сказать о Девчонке? Не блондинка. Волосы русые. Даже — темно-русые (хотя и не очень «темно»)… Ну и, пользуясь понятиями высшей математики, можно добавить, что пропорции талии Ее были устремлены к нулю, пропорции глаз — к бесконечности, а наиболее определенные побуждения в глазах: от недавней решимости — к тому, чтобы если не провалиться сквозь землю, то бежать.
Минер, заметив это, машинально полуобнажил кортик и сказал:
«Гм».
Кортик до того густо был смазан оружейным маслом, что сталь едва проглядывалась. Привычка избавлять себя от лишних хлопот подвела Минера. Но в оправдание его могу признаться, что кортики мы носили всего три-четыре раза в год — по большим праздникам. Откуда было знать ему, что придется воспользоваться оружием защиты именно на этот раз, да еще в таких необычных условиях.
«Ой…» — боязливо сказала Девчонка, тронув пальцем масленое лезвие.
А Минер подумал:
«Хоть бы ради отпуска догадался вычистить!..»
И щеки нашего невозмутимого Минера впервые за несколько последних лет порозовели.
Ручаюсь, что от Девчонки не укрылось это: женщина, есть женщина — десять лет ей или двадцать, и будь ты хоть семи пядей во лбу — тут уж ничего не поделаешь. Девчонка глянула на Минера, чему-то неожиданно засмеялась и, мгновенно осмелев, заявила:
«Можно, я немножко пройду около вас?»
«Гм. Конечно…» — Минер растерялся.
«Пусть другие посмотрят и подумают, что я вас знаю», — соткровенничала Девчонка, когда они уже тронулись.
Минер, само собой разумеется, промолчал.
Девчонка, поглядев на него, опять смутилась вдруг и от смущения призналась еще в одном:
«Это мы поспорили: кто храбрее, чтобы подойти и попросить вас показать кинжал».
Минер снова хотел промолчать, но отметил про себя, что в подобных ситуациях отчаиваются, как правило, самые робкие, и спросил: «Мы пойдем, где больше народу?» — «Нет, что вы?!» — испугалась Девчонка.
Короче говоря, они свернули в ворота городского парка, довольно пустынного в тот будничный вечер, так что Ей не перед кем было похвастаться своим новым знакомством.
Впрочем, Она к этому времени наверняка утратила уже свою решимость и шла настороженная, прямая — не то по воздуху, не то по земле.
Вы спросите, откуда я знаю женскую натуру?..
Я как свои пять пальцев знал Старшего Лейтенанта. Наши койки стояли рядом, и даже после того, как мы обменялись местами, я не утратил возможности созерцать каждый день возлюбленный нами грязно-серый валун под окном. А Старший Лейтенант, несмотря ни на что, был все-таки крупным теоретиком в женском вопросе.
Минер искоса наблюдал за Девчонкой.
Так уж устроен человек: если вы растерялись — вашим противником (или потенциальным противником) овладевает спокойствие. Достаточно растеряться ему — все происходит наоборот. Проверьте когда-нибудь. Жаль только, что все это почти не зависит от нас.
Они шли и молчали так долго, что Девчонка, не выдержав, замедлила шаг. Разумеется, никаких историй Минер Ей не рассказывал. Но, вспомнив, что рядом с ним не больше, не меньше как вчерашняя школьница, решил поддержать свое мужское достоинство подобающим к случаю разговором.
