– Да ну тебя, — отмахнулся Дюрыгин. Через пять минут Людмиле стало плохо. В туалете ее вытошнило. Она сидела страшно бледная.
– Да у тебя сотрясение мозга, дорогуша, — определил Дюрыгин. — Тебе срочно «скорую» надо.
Оказалось, при ударе раскрывшаяся перед ней подушка сильно ударила ее.
– Такое впечатление, Валера, что мне подушкой этой все мозги вышибло, — шептала Людмила.
Вызвали «скорую».
Хорошенькая официантка предложила до приезда бригады положить Людмилу в комнате администратора и при этом все время исподволь поглядывала на Дюрыгина.
«Скорая» приехала одновременно с эвакуатором.
– Ты со мной в больницу не езжай, — прошептала Людмила, — ты машину отправь, я за машину беспокоюсь.
Вот глупая!
Уехала «скорая».
Эвакуаторщики тросом втащили на платформу битую «Пежо».
Дюрыгину вручили квитанцию, и вскоре на перекрестке он остался один.
И уже собирался садиться в свою машину, но его кто-то окликнул.
– Извините… Вы забыли.
Официантка из кафе протягивала Дюрыгину забытую Людмилой сумочку. Она явно очень смущалась, даже щеки порозовели у нее.
– Спасибо.
Дюрыгин ждал.
– Это ваша жена? — спросила официантка, краснея еще сильнее.
– Нет, знакомая, вот попросила приехать помочь.
Глаза у нее были зеленого цвета.
– А я вас вчера утром на радио в Останкино видела с Ирмой Вальберс, — быстро сказала официантка.
– Ааа, то-то я думаю, что ваше лицо мне знакомо…
– Вы там кофе пили.
– А вас как туда занесло? — поинтересовался Дюрыгин.
– А я за призом приехала на радио «Москва-сити FM».
– Ага, это вас объявляли, я слышал, две кружки в виде задниц.
Дюрыгин и сам не понимал, зачем так грубо с ней разговаривает.
– Точно…
Возникла неловкая пауза.
Надо было вроде как и уезжать, но что-то недосказанное, недоделанное удерживало Дюрыгина.
Он ни с того ни с сего почувствовал себя мальчишкой. Как будто ему было снова четырнадцать лет.
– А знаете… — сам не зная для чего вдруг сказал он. — А знаете, не хотите со мной встретиться еще разок?
– Как?.. — спросила девушка, подняв на Дюрыгина полные удивления глаза.
– А приезжайте завтра на телевидение, попьем кофе, я вам студии покажу, а потом пообедаем вместе.
Она долго молчала. Дюрыгин терпеливо ждал.
– Вы не шутите?
– Нет, не шучу, — сказал Дюрыгин, — даже вот что, вы не приезжайте, я сам за вами заеду, давайте адресок… И номер мобильного.
– Да вам неудобно будет, я в Новогиреево квартиру снимаю с подругой…
– Ничего, вполне удобно.
Глаза ее расширились еще больше, но она уже доставала из кармашка форменного фартучка дешевую шариковую ручку.
– Где написать?..
Дюрыгин достал портмоне, вынул визитку. Она положила ее на ладошку и на обороте аккуратно вывела номер.
– Агаша, — прочитал Дюрыгин. — Странное имя какое… И редкое.
– Так родители назвали, в честь Агаты Кристи.
– Хорошее имя могло бы быть для ведущей телешоу, — словно про себя заметил Дюрыгин.
Сейчас он уже был прежним Дюрыгиным, успешным продюсером и режиссером.
– Шутить изволите…
– Я сказал только то, что сказал.
Агаша в смятении души смотрела, как отъезжает «Хонда».
* * *
Натаха Кораблева ничуть не была смущена требованием Джона притаранить справку из КВД, причем не паленую, а из государственного кожно-венерического, и свежую, не просроченную. С печатью.
– Это нормально, — решила Натаха, отправляясь на улицу Вальдека Роше, — Агашка в свое кафе подобные справки по четыре раза в год таскает, и ничего.
С Агашкой, кстати говоря, контакта теперь больше не было.
Натаха попыталась пойти на мировую, проставилась вечером тортиком и бутылкой испанского вина, но Агашка проявила гордость и, не сказав ни слова, отправилась спать, оставив Натаху на кухне наедине с ее испанским полусухим.
Наверное, съедет теперь. У них, правда говоря, квартирка оплачена аж до сентября, но с Агашки станется, она деваха упрямая, наплюет на деньги и, когда найдет себе новую хатку и компаньонку, съедет обязательно. Обиделась. Подумаешь! Не понимает, что жизнь такая, здесь кто не успел, тот опоздал.
А если бы Агашка в тот день не пошла на работу, а вместо Натахи позвонила бы Джону? Джону-то Агашка сильнее понравилась, от верного глаза Натахи и от ее чуткого носика такое не скроешь. Вон как Джон на Агашку глядел — пялился на грудь и ниже, прям рентгеном сарафан просвечивал-высвечивал. Так что, если Джону пришлось бы выбирать из них двоих, Натаха наверняка оказалась бы в пролете.
Ну а что она может поделать, если жизнь такая? Натаха ничуть не сожалела о том, что по тырила ту визитку с телефоном — на ее месте так бы каждая поступила. А если не поступила бы, то значит дура. А дурам так и надо, пускай сидят себе в своих ларьках и камешках, ишачат на Топиков и Графиков, а к тем, кто посмелее, к тем и удача рано или поздно обязательно попрет. К тем обязательно рано или поздно подойдет их Джон с телевидения.
И здесь уже никаких дружба, никаких обязательств перед подругами быть не должно.
Надо зубками и коготками драться за свой счастливый билетик. Это как в корзине со слепыми котятами. Котятки друг дружке никогда не уступают, здесь кто первый к мамкиному соску подобрался, тот и сыт. И никто его добровольно не уступит.
* * *
Оставила в КВД пятьсот рублей за то, чтобы пройти по укороченной очереди. Теперь надо бы с девчонками поболтать — обсудить-перетереть про Джона, что они о нем и его дачном проекте думают.
Новых товарок звали Света, Мила, Таня и Роза. Все, как и Натаха, на Москве приезжие, кто откуда.
А Розка больше других Натахе понравилась. Она какая-то южная, не славянская. Лицо смуглое, фигура — ни жиринки, подтянутая, стройная от природы. Попка кругленькая, обтянутая черной мини-юбкой. Ножки длинные, на каблуке стоит и идет, как профи на дефиле. Волосы черные, не крашенные, распущены вниз по спине. А губки маленького рта по-детски разлеплены, обнажая брильянтовый блеск влажных зубиков. Залюбуешься.
Набрала мобильный Розки.
– Розка? Это Натаха, ну Натаха, что на проекте у Джона… Ты это, ты справку из КВД достала? И я только что вот оттуда тоже иду… Может, встретимся? Давай на «Лубянской», наверху! На выходе к «Детскому миру». Через час. А там пешком до Тверской дойдем, посидим в кафе, кофейку попьем, покурим, поболтаем…
Покуда мимо Охотного ряда до Тверской шли, к ним пять раз разные вязались. Розка эффектно смотрится — просто обложка журнальная, а не подруга. И Натаха с ее светлыми волосами на фоне смуглой темноволосой Розки выгодно заиграла своими статями.
Пару раз какие-то студенты приставали — ну их! Нищета… Кофе даже не предложат, потащат гулять на Ленинские горы, а потом в общагу — трахаться на халяву. Раза три сигналили им из останавливающихся авто. Нерусские. С золотыми зубами. У этих деньги есть, эти и угостят. Но с ними опасно, завезут, а потом еще и живой не выберешься. Это они с Агашкой еще в первый год знакомства с Москвою проходили.
Дошли до Пушки, перешли по подземному переходу, а там дальше, не доходя до Маяковского, зашли в кафе.
Взяли мороженого, свежей голубики и кофе с молоком по-итальянски.
– Розка, а ты где живешь?
– Я снимаю, там, — Розка махнула рукой, — на юго-западе…
Она говорила нараспев, протягивая гласные. И голосок ее детский, но слегка хриплый, как у простуженного ребенка, имел особенный привкус какой-то ее сильнейшей внутренней сексуальности.
Розка говорила и при этом не смотрела на собеседницу. Глаза ее — огромные, темные, с длинными ресницами, блуждали вправо и влево, а гибкая кисть с длинными пальчиками изящно шевелила ее волосы.
Натаха так не умела. Не было у Натахи такого блеска и такого умения держаться.
– Розка, а ты не хотела бы жить со мной? Вдвоем-то веселее!
Выяснилось, что Розке снимает хатку ее друг, типа как бы бойфренд.
Но друга этого не то посадили, не то убили, в общем, пропал бойфренд, два месяца от него ни слуху ни духу, а за квартиру уже платить бы надо, хозяйка звонит — беспокоится.
– А ты переезжай ко мне в Новогиреево, — предложила вдруг Натаха, — моя подружка бывшая от меня съехать хочет, как раз бы она к тебе съехала, а ты ко мне.
Розка, еще поблуждав по потолку и стенам черными глазами и потрогав длинными пальчиками волосы возле виска, сказала, что «пааадумает».
– А за твою хатку отступного моей подружке бывшей вскладчину начислим, окей?
Ловкая и быстрая на решения Натаха все мгновенно придумала. Сегодня же вечером они Агашку переселят, не нужно им обиженных подле себя. На фиг им нужны обиженные?
