го пригласить его на послезавтра на коктейль. Она сочла своим долгом добавить:
— Не могу ли я пока быть вам чем-нибудь полезной?
Американец, судя по голосу, был человек скромный и рассудительный.
— Спасибо, весьма вам признателен,— ответил он.— Итак, жду среды.
В последнюю минуту она пригласила для встречи с ним кое-кого из белых друзей: врача с женой, работавших в туберкулезной больнице в африканском резервате, и молодого журналиста, побывавшего в Америке по одной из программ обмена. Но она понимала, чего ждет от нее заезжий иностранец, и, поддавшись нелепому — да, опять это слово, другого не подберешь,— нелепому побуждению, сама, увы, сама дала ему повод попросить ее об этом.
Американец пришелся ей по душе: маленький, уютный рыжеволосый человечек, чем-то похожий на бурундука. Когда остальные гости разошлись, она повезла его на машине в гостиницу, где он остановился; дорогой они болтали о статьях, которые он собирается написать, о людях, с которыми он успел встретиться. Удалось ли ему, например, проинтервьюировать видных деятелей Национальной партии? Да пока еще нет, но, он надеется, на той неделе в Претории ему кое-что в этом плане организуют. А еще его очень смущает (ага, наконец-то!), что ему до сих пор не удалось хотя бы словом перемолвиться ни с одним черным, если не считать коридорного, убирающего номер. Она услышала свой собственный голос, прозвучавший словно бы небрежно:
— Что ж, тут я, возможно, сумею вам помочь.
Он тотчас же ухватился за ее слова — с очень серьезной, искренней благодарной улыбкой сказал:
— Я так и думал, что сумеете. Мне бы только поговорить с несколькими людьми, пусть самыми что ни на есть обыкновенными, лишь бы они могли толково мне рассказать, что и как. Понимаете ли, те отважные белые, с которыми мне посчастливилось встретиться сегодня у вас — такие, как вы и ваш муж,— очень хорошо меня информировали, и все-таки о том,
как настроены африканцы, хотелось бы хоть что-нибудь услышать от самих африканцев. Если бы вы смогли это устроить, было бы просто замечательно.
Но теперь, когда все было высказано вслух, она вдруг пошла на попятный — впрочем, спастись она пыталась от себя, а не от него:
_ Сама не знаю. Люди больше не хотят ничего рассказывать. Если они и делают что-нибудь, то наверняка такое, о чем лучше не говорить. Я хочу сказать — те, кто остался на свободе Белые и черные. А те, с кем вам по-настоящему стоило бы потолковать,— за решеткой.
Они сидели в машине перед его гостиницей. По ободряющему, восхищенному взгляду американца, который не сводил с нее глаз, Фрэнсис поняла: ему внушили, что если кто-нибудь и может свести его с черными, так именно она, и если с ними и можно встретиться в частном доме, так только у нее.
В ней заговорило тщеславие:
— Я вам дам знать, Боб. Ждите моего звонка.
Разумеется, они уже называли друг друга по имени:
когда в Южной Африке встречаются родственные по духу белые, общность взглядов и грустное сознание обособленности ускоряют сближение.
— Вы скажите только — где и когда, больше ничего. В тот, первый день мне так не хотелось говорить об этом по телефону,— признался он.
Вечно этим приезжим чудится опасность...
— Да что вам-то может грозить?— Она улыбнулась не слишком приветливо. В таких случаях все они начинали торопливо объяснять, что, мол; тревожатся вовсе не за себя, а за нее, и так далее, и тому подобное.— У вас же заграничный паспорт. Вы ведь не живете здесь.
■
С Джейсоном Маделой она виделась редко, но, когда позвонила ему (ей вспомнилось, что его контора помещается почти рядом с «белым» городом), он принял ее приглашение с такой готовностью, словно был близким другом дома и привык заходить к Тейверам запросто, когда заблагорассудится. А еще у
нее есть в запасе Эдгар, Эдгар Ксиксо, адвокат, к которому перешла практика ее старого друга Самсона Думиле. Этого можно заполучить всегда. Ну а кто еще? Можно попросить Джейсона, чтобы привел какого-нибудь устроителя боксерских матчей или азартного игрока,— ему нравилось таскать за собой такую публику туда, где можно выпить на дармовщину,— но нет, это было бы шито белыми нитками, даже если б они с Джейсоном сумели прикинуться, будто не понимают, чего от них хотят. Так что в конце концов она пригласила коротышку репортера Спадса Бутелези. А какая, собственно, разница? Черный, и ладно. Да и все равно теперь уже выхода нет.
Фрэнсис решила устроить хороший ленч, не хуже, чем в былые времена; столик с напитками и льдом поставила не на середине большой веранды, а в застекленном ее углу, чтобы маленькая компания не чувствовала себя затерянной. Волосы она только вчера выкрасила в светлый тон — примерно такой же, как был у нее когда-то свой, на их фоне выделялись искусно вытравленные седые пряди; в общем, она чувствовала, что «сделана» как раз в меру и производит приятное впечатление; яркое полотняное платье не закрывало загорелых плеч, они блестели, словно выпуклости хорошо отполированной мебели; с твердым, коричневым от загара лицом голубые глаза контрастировали неожиданно и красиво, и Фрэнсис это знала. О том же сказал ей взгляд Роберта Гринмэна Серетти — секунду-другую он смотрел на нее, стоя в залитом солнцем проеме двери; да, она еще и женщина, одна-единственная здесь и царящая безраздельно среди этих мужчин.
— Приготовьте нам всем мартини, ладно?— обратилась она к нему.— Прекрасная штука. Выпить настоящий мартини — такое удовольствие.— И пока он колдовал над бутылками с обстоятельностью, присущей людям небольшого роста, она сновала с веранды и обратно, вводя прибывающих гостей.
— Это Боб, Боб Серетти из Штатов, решил у нас побывать, а это Эдгар Ксиксо. Джейсон, познакомьтесь: вот Боб Серетти — человек, к которому прислушиваются президенты...
Смех, протестующие возгласы, а хозяйка тем временем обносила гостей напитками. Джейсон Мадела — тучнеющий,
разжиревшей шеей, но все еще красивый хмуроватой красотой в стиле Кларка Гейбла, стоял, держа бокал в этакой небрежной манере, словно усвоенной на вечеринках с коктейлями. Со своей обычной миной человека, которого отвлекают от важных дум невероятно забавные реплики окружающих, он поправлял Роберта Серетти:
— Нет, нет, поймите же, в тауншипах слово «конъюнктура»
употребляется в совершенно ином смысле: вот я, например, типичная «конъюнктура»...— И, ожидая подтверждения, он с многозначительной улыбкой посмотрел на Ксиксо. Тот обводил всех взглядом, выражающим готовность поддержать общее
веселье.
— Ну еще бы, ведь вы —«мути»!— вставил он поспешно.
— Нет, погодите-ка, я хочу объяснить Бобу более наглядно...— Снова смех, на этот раз общий.— Это человек, для которого строгий европейский костюм — повседневная одежда, как для белого. Который ходит в контору и предпочитает изъясняться по-английски.
— Вы хотите сказать, что слово «конъюнктура» для вас варваризм и вы употребляете его в смысле «удачливый», «благополучный»? Вы это имеете в виду? Ну вы же знаете газетное выражение «благоприятная конъюнктура»?— Сидевший на стуле американец подался вперед и, подняв к ним улыбающееся лицо, глядел на них снизу вверх.— А что такое «мути»? Пожалуй, мне следовало бы делать заметки, а не трясти ваш миксер, Фрэнсис.
— Медик,— пояснил Ксиксо.
— Ой, да оставь ты, бога ради,— рассмеялся Джейсон и залпом допил джин, а Фрэнсис поднялась навстречу запоздавшему Спадсу Бутелези, молодому человеку в рубашке-сетке золотого цвета и светло-голубых джинсах, и подвела его к другим гостям.
Когда Боб Серетти и Спаде представились друг другу, американец спросил, задержав его руку в своей:
— А что же тогда такое Спаде?
На лице Спадса, довольно светлом, с мелкими чертами, будто натыканными в тестообразную массу, словно навсегда
застыло настороженно-удивленное выражение. К тому времени, когда он появился, остальные успели выпить не один мартини, и голоса звучали громко.
— А Спаде хочет пива,— обратился он к Фрэнсис, и все снова рассмеялись.
Джейсон Мадела поспешил ему на выручку — этакий добрый великан, извлекающий муху из стакана с водой:
— Он у нас из интеллектуалов. Это люди совсем другой категории.
— Да разве сами вы, Джейсон, раньше к ней не принадлежали?
В вопросе Фрэнсис была укоризна, несколько нарочитая: Джейсону Маделе, безусловно, хотелось бы дать американцу понять, что он не просто коммерсант, успешно ведущий дела в тауншипах, но еще и обладатель университетского диплома.
