С последним утверждением я не согласен. Это было написано семь лет назад. А я сейчас, после всего увиденного там, считаю, что слово в душе Гаариила не победило мир. Увы, такова реальность, он нее не отмахнуться.
Как вы относитесь к предметам? Вы к ним равнодушны? Вы к ним относитесь потребительски. А ведь у предметов жизнь тяжела. Предметы бьются за свою судьбу, предметы противятся всякой перемене, если перемены предметам во вред. Предметы рушатся один за другим, потому что не выдерживают, но у предметов есть последняя защита, когда ломается их судьба, тело предмета. Достаточно иметь предмету тело и рядом свет, все, предмет жив. Свет преобразует тело предмета в тень, значит, предметы убивают свет. Но свет – безмозглая тварь впрочем, чрезвычайно плодовитая. Но самое верное средство размножения света – зеркало. Поставьте перед зеркалом свечу. Свет, отпрянув от огня, помчится дурашливым зверем навстречу зеркалу, а там его ждет совокупление, и вот уже разъяренным зверем свет мчит назад и в стороны. Свое начало свет понимает только в зеркале, свет видит себя в зеркале. Но, если свет забирается внутрь ракушки, которая лежит на речном дне, тогда свет там и остается.
Гаариил продолжает тем временем исследовать пустые коридоры в пространствах, перпендикулярных этим. А там только и делают, что разглагольствуют. Например о том, что крест – это его вертикаль, крест – это его горизонталь. Крест начал с бога, а кончит сатаной. И так далее.
Еще одно интересное замечание.
Пишется роман, пишется жизнь. Одна из героинь Гаариила поехала на Волгу с каким-то мужиком. Там они позанимались любовью, затем насобирали грибов и наварили, затем наелись. И только чудом выкарабкались из забытья. Кстати, оба были джэфистами. Она долго после этого путешествия лежала в больнице.
Другое сообщение. Погиб младший дружок джэфиста, молодой джэфист, начинающий. Ему еще не было семнадцати. Наматывайте цепи на руки, молодым советовали старые джэфисты. И молодые намотали. Город перед ними завизжал и встал на колени, истерзанный и раздробленный. После слишком большой дозы джэфа молодой, начинающий джэфист перепоясал самого себя от виска до виска цепью. Все.
В ряду просто фактов газетное сообщение о том, как «волк состязался с локомотивом». Волк бежал по шпалам, когда его осветил прожектором локомотив. Зверь испугался и кинулся вперед. Через некоторое время локомотив настиг волка и сбил его в сторону. На станции машинист рассказал о случившемся товарищам. Те, захватив ружье, вернулись на линию. От места столкновения кровавый след тянулся в лес. По следу железнодорожники нашли и убили волчицу и волчат. Свиньи, что тут можно добавить.
Один из пустых коридоров – в пространствах, перпендикулярных нашим пространствам – привел Гаариила в могилу, в которой стояли друг против друга усопшие: героиня, поевшая грибов (она умерла в больнице) и молодой дружок-джэфист. Они стояли в той могиле без языка и покровов, уже давно вылезли наружу обветшалые глаза и мысли, давно уже поседели и стали вылезать волосы. Они давно превратились в выродков без желания и чести. «И как это часто бывает, что, чего люди упорно добиваются, того и достигают. Фету всю жизнь хотелось разбогатеть, и потом он сделался богат». Эти слова принадлежат Льву Толстому. А воздух заколыхался, а посреди могилы из воздуха появился стол, а на столе возникла эмалированная кружка, а в кружке той заколыхались три агонизирующих тюльпана – любимые, между прочим, цветы Льва Толстого. Один цветок отвалился от ножки, и бесшумно загрохотали лепестки по полу-земле. И каким-то неведомым образом вслед за лепестками опустился вниз стебелек: лежит зеленый трупик-стебелек, вокруг него багровые, скользкие и глянцевые мертвые лепестки. Зашатались лепестки на двух оставшихся цветках. Сентиментальная страсть цветов – страсть к смерти.
Сентиментальна была всегда и русская философия, хотя ее всегда отличали – практичность, общедоступность и серьезность. И к каждому из представителей русской философской мысли дьявол на помощь приходил и искушал, и уходил.
Кстати, как и у Франца Кафки уши Гаариила всегда были заткнуты ватой.
Семь лет назад я самому себе сегодняшнему написал письмо. Вот оно.
«…Я сел на табурет, он закачался. Я достал рыбу, подложил под ножку табурета. Я боялся включить свет, а, если в комнате пусто!? Я боялся открыть глаза, а, если задернуты шторы. Я не издавал ни звука, а, если что-то хваткое и безразличное подойдет ко мне и упрется в меня своим метровым всеядным рылом и подопрет меня своим желтым телом… И нам нужно обязательно что-то сделать и утвердить, и понять, чтобы я перестал всего на свете бояться: 1). Всюду нам нужны клубы, которые объединяют людей, похожих на меня; 2). Ключевский понимал историю как некий пейзаж жизни; 3). Что больше: история или искусство? Ясно, что своеволие – основа события. И, например, Шекспир может служить своеобразной лакмусовой бумажкой своеволия. Если кому-нибудь нравится Шекспир, стало быть такой человек слаб; 4). Гению – гениальное общение. Русскому гению – русское гениальное общение; 5). Васнецов, Платонов, Коненков – юродивые; 6). Есть три важных устремления: политика, партия, искусство; 7). В одном ряду: Врубель, Шагал, Кандинский, Сутин, Филонов. А Рубенс для них уже шут; 8). „Искусство существует двух родов, и оба одинаково нужны – одно просто дает радость, отраду людям, а другое поучает“. Лев Толстой. 25.7.1902 г.; 9). Искусство развивается в две враждебные стороны: а). Искусство симметрии, искусство покоя и развития. Искусство, которое перерастает в стоицизм. б). Искусство, которое создают юродивые и идиоты. А, как известно, для леса и скал проще, когда природа рождает сплошь идиотов; 10). Сегодня остаться в русской литературе равнозначно месту в мировой литературе. Прощай».
Самое достоверное – последнее слово. Уже никогда тот – семилетней давности не встретится со мной сегодняшним. И я сегодняшний имеют права на себя, хотя и больше, чем тот, семилетней давности, но меньше того, который будет через семь лет и даже просто завтра.
Свежей ватой Гаариил затыкал уши по утрам. Он вышел на трассу из небольшого соснового леса и сел на желтую песчаную обочину. Подошел коричневый пес и лизнул его в руку. Пес был так стар, что остались в глазах его только скука, ум и бессилие.
Машина поддела Гаариила в тот момент, когда он думал о хрустящих под ногами ветках, именно, ради этого хруста его всегда тянуло в лес. Гаариил покатился в одну сторону, пес отпрыгнул, точнее отшатнулся в другую.
Ветер повернул джэфиста на другую сторону. Пошел дождь. Кончился дождь. Со стороны деревни прилетела муха. Муха жужжит и этим жужжанием заполняет пространство в тысячу раз большее, чем объем ее собственного тела. Мушиный принцип заполнения пространства – жужжание. Муха, словно предупреждает о себе: «Что-что, где-где, зачем-зачем, игра-игра…» А биологический позывной комарихи: «Есть-есть…»
Пес подошел, понюхал Гаариила в шею, округлил свои коровьи глаза и принялся лакать из лужи дождь.
Уже вечер. Это какой-то ужас – заходящее солнце. Тело – как предмет – умирает, ведь исчезает тень. Нет тени – нет предмета. Небо темным и ровным цветом укрыло геометрию горизонта. Интересно, что таким же вечером погиб «изобретатель» джэфа, он утонул в море. Через каких-то несколько месяцев «вещество» распространили по всей России. И, напомню, что главный компонент «вещества» – корень эфедры, растения из Средней Азии.
Любопытно, что к джэфу организм не привыкает. К алколоидам опиума и героину человек привыкает через две-три недели; затем требует через некоторое время все большей и большей дозы, увеличения количества «кубиков». Бывает ежедневная доза до сорока кубических сантиметров («кубиков») морфина. ЛСД – очень дорогой наркотик. И только джэф доступен всем и каждому. В этом его главная опасность; и еще в том, что сохраняется иллюзия независимости от джэфа, ибо нет физиологического привыкания. Увы, психологическое привыкание страшнее. «Вещество» забирает душу.
«Больше ада! Больше рая!»
И, главное, чем хорош бег, что во время бега ни о чем не нужно думать, и ничего не нужно знать.
Очнувшись, первым делом Гаариил открыл рот. Все в порядке. И глаза смотрят, вон деревенский фонарь свечой горит сквозь придорожный лесок. Где же была эта проклятая интуиция, когда я садился на этот откос?!
Наверное, не к месту, однако, мне хочется здесь привести слова Льва Толстого: «Современное мировоззрение считает устарелою, отжившею способностью женщины отдаваться всем существом любви, – и это ее драгоценнейшая, лучшая черта и ее истинное назначение, а никак не сходки, курсы, революции и т. д…» Меня волнует тема предназначения женщины и, вообще, женский вопрос. Гаариила он волновал не меньше. Однако почему какая-нибудь женщина своею любовью не уберегла его от машины? Почему?
