Папа принял его ласково, усадил на стул и объяснил ему суть своего приглашения:
— Отец Матта, ты должен занять место настоятеля собора святого великомученика Георгия.
— А как же отец Мозес?
Увидев изменившееся лицо монаха, Папа кашлянул в кулак.
— Его я решил низложить за измену и еретические измышления. И не смотри на меня так! Возражений я не потерплю! Если отец Мозес покается, я прощу его, но сейчас Церкви требуется более достойный пастырь на место настоятеля собора святого Георгия.
— Но Блаженнейший…
— И еще, Матта, мне непонятна твоя позиция по некоторым важным вопросам, я не знаю, насколько ты устойчив в вере. Твой старый друг, отец Шенуда, говорил, что ты ропщешь по поводу наших нововведений в Лавре. Мол, это все противоречит духу настоящего египетского монашества. Это так?! — Папа нахмурился.
— Мне кажется, Блаженнейший Папа, что мои расхождения с лаврскими властями не находятся в сфере нашего вероучения. — Отец Матта понял, что разговор будет трудным и тщательно подбирал слова. — Блаженнейший Папа, отец Шенуда не лгал вам. Я не отрицаю, что говорил все это. Вот только заветы наших отцов действительно отрицают…
— Отцы это отрицают? Хорошо! Следовательно, это именно вероучительный вопрос. — Патриарх раздраженно махнул рукой. — Но дело не в этом. Я клоню совсем к другому. Если бы Бог вручил тебе игуменство, что бы ты сделал в Лавре? Как бы ты поступил на месте игумена? Отвечай только правду и помни, перед кем ты сейчас держишь ответ.
Отец Матта с уважением поклонился. — Я никогда не забывал об этом, Блаженнейший Отец.
— Ладно. Тогда с сознанием этого факта и смирением отвечай на мой вопрос.
— Я бы постарался возродить дух древнего монашества, согласно с заветами святых Антония и Макария и…
— Хорошо! А если бы монахи стали противодействовать твоим реформам?
Отец Матта задумался.
— Тогда, Блаженнейший Папа, я бы усомнился в том, истинно ли эти люди являются монахами? Ведь истинный монах есть истинный сын своего игумена.
Папа удовлетворенно улыбнулся.
— Вот-вот, отец. Та же проблема стоит сейчас и передо мной. Бог вручил мне управление не только монастырем, но и Церковью. Кто выше меня на этом свете?
Знаешь ли ты всю глубину ответственности, которая переполняет мое сердце? И как назвать того, кто препятствует моим решениям, как не вероотступником? Поэтому я и решил низложить отца Мозеса. Он распространяет нелепые суеверия. Слышал ли ты об истории с китом?
— Да, Блаженнейший Папа.
— И что ты думаешь об этом? Представь, до какого смеха может доходить невежество простолюдинов и обезумевших от гордости священников!
Отец Матта тяжело вздохнул. На этот раз Папа припер его к стенке. Теперь он мог бить его же словами. Ведь монах имел свое мнение относительно благоустроения монастыря, поэтому он не мог подобно преподобному Аммонию заявлять, что он держит отчет лишь перед Господом Богом. Настоящему монаху неинтересны дела, которые творятся в мире, а отец Матта теперь уже не мог о себе такого утверждать.
И в самом деле, имел ли он право перечить главе Церкви? Не было ли его противодействие лаврским старцам лишь тонкой формой личного самоутверждения? Отец Матта напряженно молчал — сейчас пройдет еще минута, Папа укажет день, в который его рукоположат в пресвитера и обратной дороги домой, в суровую и молчаливую египетскую пустыню, уже не будет.
— Блаженнейший Отец?
— Да, Матта. — Папа думал, что уже убедил монаха и немного расслабился.
— Я думаю, что не просто так этот огромный кит выбросился на берег.
— Что ты имеешь в виду?!
— Это был явный знак, предвещающий скорый конец света.
— Знак?! — Лицо Папы отображало игру самых противоречивых эмоций. Он понимал, что отец Матта хитрит — на самом деле, он, конечно, так не считал. Монах просто решил уклониться от рукоположения. Глава коптской Церкви был в недоумении, как ему поступить. Наконец, он покраснел от гнева и вновь махнул рукой в сторону монаха.
— Возвращайся в пустыню, Матта! И быстрей садись на своего верблюда, пока я не передумал!
Отец Матта вежливо поклонился, извинился за свое невежество и вышел во двор. Опасаясь, что Папа передумает, монах проворно сел на верблюда и поехал прочь. По дороге в лавке он купил себе немного еды и наполнил бурдюки свежей водой. Отец Матта мог бы остановиться в городе на ночлег в патриархии или у одного знакомого священника, брата матери, но предпочел сразу же покинуть Александрию.
Он выехал на дорогу, которая вела в Лавру святого Макария и начал творить благодарственную молитву. Верблюд шел неторопливым ходом и отец Матта спустя какое-то время задремал. Может быть, от пекущего солнца или от усталости, ему приснился необычный сон… Он шел по пустыне один-одинешенек. Ветер истрепал его одежду, а солнце сделало его кожу грубой. Вокруг было много змей и скорпионов, они расторопно ползли за ним по золотистому песку, как маленькие дети за матерью. Они выглядели необычно безобидно. Казалось, что гады каким-то образом зависели от него. Он мог бы легко убежать от них, но это казалось при свете дня совершенно ненужным.
Постепенно ситуация изменилась — монах чувствовал, как его ноги опутывались невидимыми нитями. С каждой секундой идти становилось все трудней, он шел в неизвестном направлении и уже не было возможности сбежать от гадов, которых только прибавлялось. Тем временем скорпионы и другие насекомые стали агрессивней, они заползали на него, а змеи опутались вокруг ног, мешая идти.
Время было вечернее, и скоро солнце должно было скрыться за горизонтом. Гады все более опутывали его, и монах почти падал от усталости на горячий песок. Он шел сам не зная куда, только потому, что надо куда-то идти, что остановка в этой жизни означает смерть. Тьма наступала. Насекомые со змеями, которые при солнечном свете казались дружелюбными и полностью зависимыми от него, становились все злее и злее, проявляя свою истинную сущность. Они уже начинали кусать монаха, и отец Матта уже чувствовал помутнение сознания от яда.
Монах начал усиленно молиться. Молитва — единственное, что он мог себе позволить. Змеи уже стали душить его, и отец Матта решил полностью положиться на волю Божью. Он каялся за все свои грехи, в том числе за то, что не убежал от змей и скорпионов, пока была такая возможность.
Вдруг из постепенно наползающей тьмы к нему подбежал большой бедуинский верблюд в плетеной уздечке кочевников. Он наклонил голову к монаху так, чтобы тот смог схватиться за уздечку. Отец Матта схватил плетеную кожу обеими руками, и верблюд стал пятиться назад.
Гады заверещали от отчаяния, как будто их добыча уходила прямо из-под носа. Они вцеплялись в ветхую одежду монаха изо всех сил, но постепенно все отстали, и он из последних сил смог вскарабкаться на могучую спину животного. Тогда отец Матта почувствовал, как он устал. Он обнял шею верблюда и заснул…
…В этот момент монах проснулся. Было уже темно, и его усталый верблюд шел непонятно куда. Реальность была такова, как будто продолжался этот сон: они вырвались от змей и скорпионов, но монах не знал, куда направляться дальше. Отец Матта был очень усталым, его лихорадило, очевидно, он сильно заболел. Монах обнял шею верблюда и опять забылся сном. На этот раз он был без сновидений.
Когда отец Матта вновь очнулся, он обнаружил себя лежащим на кушетке из пальмовых листьев у костра среди бедуинов. Они, отчаянно жестикулируя, смеялись и о чем-то болтали. Монах хорошо знал бедуинский диалект арабского языка и понял, что кочевники рассказывают друг другу разные забавные истории. Увидев, что Матта проснулся, бедуины напоили его каким-то горьким лекарством и облегченно засмеялись. Монах, отпив из чашки, поприветствовал кочевников на родном языке, они все вместе громко ответствовали, смеясь и хлопая его по плечу.
Бедуины рассказали монаху, что подобрали его в пустыне три дня назад, лежащего на песке, безвольно раскинувшего руки, рядом с голодным верблюдом.
У него была сильная лихорадка и озноб, и арабы уверяли, что монах был на волосок от гибели. Бедуины подобрали его, положив на верблюда, и взяли с собой. Они направлялись в Палестину и, когда монах очнулся, кочевали уже на Синайском полуострове.
Отец Матта поблагодарил бедуинов и попросил еды. Подкрепившись, монах спросил, далеко ли ему ехать до Лавры Макария Великого. В ответ бедуины сказали, что он должен им заплатить за лечение и уход, а потом они укажут ему дорогу к монастырю.
Когда отец Матта сказал, что у него нет денег, потому что он простой монах, бедуины, услышав отказ, стали совещаться. Через десять минут их лидер сказал, что монах должен им верблюда, если уж у него и правда ничего нет. Как-никак они спасли ему жизнь и потратили на него свое время. Чтобы привести его в порядок, понадобится еще одна неделя. Они все сделают, чтобы помочь монаху. Но по выздоровлении он им отдаст своего верблюда.
