Лешкины родители отлично понимали значение слова 'фарцовщик'. Но у Леши были свои аргументы – он хорошо учится, не курит, не имеет приводов в милицию. А то, что он иногда помогает знакомым 'достать' дефицит – так в этом ничего ужасного нет.
Зарождавшееся за океаном движение яппи каким-то фантастическим образом проникло в Советский Союз и зацепило российский областной центр. Алексей был не первым, но одним из немногих, кто не желал мотать сальными волосами над гитарой и гнусаво тянуть 'Ай лав ю'. Он хотел иметь деньги, жить красиво и согласен был для этого немного подсуетиться. У родителей, привыкших думать, что работать – хорошо, а торговать – плохо, потому, что торговля – не работа, а сплошной обман, Лешкины наклонности вызывали законную тревогу.
– Уж лучше бы ты пил! – вырвалось однажды у матери. – 'Пьяниц кругом – пруд пруди, и ничего, живут. А таких деятелей посылают далеко и надолго', – очевидно, думала она в этот момент.
В конце концов, после долгих раздумий и сомнений, на семейном совете был разработан план спасения. Состоял он из единственного пункта – уговорить Лешу поступить в военное училище. Убеждать нужно было крайне осторожно и незаметно, чтобы не вызвать обратной реакции. К чести родителей, план удался полностью, и через полгода Лешка примерил новенькую форму курсанта военного училища.
Примерно тогда же я случайно познакомился и на короткое время подружился с молодым офицером, разъезжающим на только что купленной 'Пятерке' красивого темно-синего цвета 'Наташа'. От остальных моих знакомых, в основном, студентов, его выгодно отличало стабильное материальное положение. Причем, денег было так много, что через полгода вместо 'Жигулей' появилась черная 'Волга Газ 24'.
Родину защищал он на военном аэродроме в должности, которую по-граждански можно назвать начальником бензозаправки. На его удачу, в истребители МиГ-25 заливалось не только горючее, но и чистейший этиловый спирт, 'чтобы МиГ в полете не замерз'. И не двести грамм, а несколько сот литров. Так что, недолив литров в пять при заправке оставался незамеченным. Дальше всё просто: небольшая сеть по реализации 'остающегося' спирта – и 'Волгу' можно покупать каждый год.
К сожалению, я потерял его из виду еще до перестройки и не знаю, как отразились на судьбе предприимчивого 'спиртового миллионера' исторические повороты страны.
Алексей оттоптал пять лет военного училища, на следующий год, молоденьким лейтенантом, женился, еще через два его перевели в Восточную Германию, на интендантскую службу. Каким образом он добился этого, горячо желаемого, назначения – история умалчивает. Но должность и место давали возможность, наконец-то, применить уже много лет дремавший талант бизнесмена. Спокойно и неспеша, Алексей нашел немцев, желающих покупать с армейского склада, установил цены, возможные объемы поставок, ассортимент, – и система заработала. Через шесть лет он стал не просто капитаном Советских Войск, но и вполне состоятельным, по западным меркам, человеком. Около двухсот тысяч марок лежали в банке как резерв и, примерно, в десять раз большая сумма 'работала'. Идиллия закончилась не по его вине. Союз начал разваливаться, а Германия, наоборот, объединяться. В образовавшемся хаосе воровать взялись даже глупые и ленивые. Стройная, несколько лет создаваемая Алексеем система, рухнула. Старшие офицеры, получившие замечательную возможность украсть один раз, но очень много, своего шанса, конечно, не упустили. Я не знаю, правда, почему, но при этом они еще захотели Алексея под трибунал отдать. В последний момент Алексей успел-таки бежать в Западную Германию и попросил там политического убежища. Из денег остались полторы тысячи в кошельке и двести тысяч в банке, которые он рискнет перевести в другой банк лишь год спустя. Жена и сын в тот момент отдыхали в Союзе.
Три месяца до 'арбайтсэрлаубниса' Алексей решил тоже отдохнуть, присмотреться к новой ситуации и, не спеша, подумать о том, как жить дальше и как вытащить к себе семью. Через неделю к нему, как к человеку опытному и знающему немецкий, прибился саратовский парнишка Санёк. Вдвоем – так повеселее и посмелее – они занялись освоением окружающего пространства. Впрочем, цели исследований у них были разные: Санёк смотрел, где, как и что можно украсть, а Алексей – в каком направлении можно приложить силы и организовать своё дело.
– Знаешь, начинать лучше всего в пищевой отрасли, – втолковывал он Саньку. – Смотри, что жрут немцы на улице в обед – сосиску с булкой или турецкий дёнер. А если организовать производство пирожков? Они же вкуснее, чем дурацкие хот-доги. Как у вас, в Саратове, – стоит баба посреди пешеходной зоны и орёт 'Пирожки горячие! Пирожки горячие!' – И конкуренции не будет никакой.
– Как по-немецки 'пирожки горячие'? – спросил Санек.
– Хайсе пироген, – ответил Алексей.
Санёк представил, как Алексей посреди Мариен-Платц в Мюнхене кричит 'Хайсе пироген!', ухмыльнулся, но промолчал.
– Немцев надо приучить к пирожкам, – воодушевленно продолжал Алексей. – Первый раз они купят из любопытства, но чтобы второй и третий раз пришли – нужно работать, приучать, что вот здесь, на углу, всегда можно купить горячий, вкусный и, самое главное, дешевый пирожок.
Идея организовать сеть по производству пирожков, способную конкурировать с турецкими дёнерами, увлекла Алексея всерьез. Он узнавал цены на муку, масло, фарш. Разговаривал с турками, арендовавшими забегаловки, относительно цен за аренду и электричество. По вечерам считал на калькуляторе себестоимость пирожка и прикидывал возможную розничную цену. Несколько раз звонил старым знакомым в Россию, обговаривая их участие в деле.
Санёк относился ко всему этому скептически. Он, как на картине, 'шел другим путем'. Для начала научился воровать сигареты в супермаркте. Через неделю ежедневную золотистую пачку 'Ронхила' брал уже без малейшего напряжения, спокойно и обыденно. Следующими на очереди были аудиокассеты и СД. Но, утащив пяток кассет и один диск, он это занятие бросил – риску много, толку мало. Продать не получается, а послушать самому – не на чем. Долго прицеливался, наконец, увёл кроссовки 'Адидас'. Через несколько дней стащил из лотка перед магазином трикотажных товаров две красивые вязаные шапочки. Одну подарил Алексею, другую на следующее утро одел сам и пошел с Алексеем в город.
Приятели шли по улице, не спеша разглядывая витрины и обсуждая возможные варианты продажи пирожков. Неожиданно Санёк без каких-либо видимых причин втянул голову в плечи, как-то неуверенно заметался и быстро перешел на другую сторону дороги.
– Что это с тобой? – Алексей догнал его метров через двести.
– Да мы, как раз, мимо магазина шли, где я вчера шапки взял.
– Наглядный пример поговорки 'На воре и шапка горит', – засмеялся Алексей. – Я же говорил тебе – не воруй по мелочам. Ничего, кроме неприятностей, не получишь.
Но у Санька были свои представления о жизни. С ними он прожил двадцать пять лет и следующие двадцать пять менять их не собирался.
На следующий день Санек попался на краже дорогих женских сапог, а когда через две недели его выпустили из тюрьмы, Алексей про пирожки не вспоминал, ходил задумчивый и чуть ли не каждый день покупал шестимарочную телефонную карту, которую тут же целиком проговаривал. И в город не пешком ходил, а ездил на стареньком, невзрачном, купленным всего за пятьсот марок 'Форде-Эскорт'.
Саньку было немного обидно, что за две недели Алексей ни разу не навестил его, но, все равно, первое, что он сделал, выйдя из тюрьмы – купил бутылку 'Шантрэ'. Отметить свободу.
Алексей пришел около семи вечера. К тому времени Санёк успел уже шикарный ужин соорудить – пожарил картошку, отварил сосиски и немного сам поужинал, пока всё горячее. Но бутылку не открыл. Получился сюрприз для обоих – Алексей не ожидал, что Санька так быстро выпустят, а Санёк – что Алексей купит машину.
– Так у нас две причины сегодня 'отметить' – твой 'Форд' и моя свобода, – сказал Санёк.
– Иногда можно и без причины, – возразил Алексей. Он устал за день, проголодался, и горячий ужин с коньячком был очень кстати.
После двух рюмок и плотной закуски настроение у Алексея заметно улучшилось. Он благодушно улыбнулся и спросил Санька:
– Ну, скажи честно, зачем ты эти сапоги воровал?
– Я подумал – что мне терять? – все равно скоро выгонят. А так, хоть сапоги из Германии привезу. Продам – деньги будут.
– Во-первых, это не деньги, а мелочь, во-вторых, – даже ее ты не получил.
– Ну ты тоже на пирожках много не наторговал, – обиделся Санёк. – Машину зачем-то купил. Лишат социала, разрешения на работу нет – с голоду подыхать будешь!
– Я и без их нищенского социала проживу. Подумаешь – четыреста марок! Дают – отказываться глупо. Не будут давать – обойдемся. А насчет работы – ну ты подумай – какую работу мы сможем найти? Или по-другому – на какую работу нас возьмут? В ресторан – объедки с тарелок убирать? Или в городское хозяйство – контейнеры с мусором собирать. Другими словами – чтобы я, советский офицер, говно за немцами чистил? Не для того мы их в Великую Отечественную победили!
