— Глупости! — закричал раскрасневшийся Вадик. Было видно, что визуальное искусство оказывает на его душу самое благотворное воздействие. — Глупости! Вовка их прекрасно знает!
— Ты что, сбрендил? — откликнулся Вовочка. — Да я их впервые вижу.
— При чем тут ты? — засмеялся Вадик. — Я имею в виду бегемота. Эти бабы ведь у меня не только танцуют. Есть такой новый вид, на грани искусства и спорта: синхронное плавание. Внизу тут бассейн со стеклянной стенкой, потом покажу… ну вот, так они синхронно плавают вместе.
— Вместе с кем? С тобой?
— Да нет же! Я ведь вам объяснил: это искусство строго визуальное. Плавают с бегемотом. Синхронное плавание с бегемотом. Пока с карликовым, но я уже заказал…
Одна из балерин покачнулась и упала в обморок. Витя недоверчиво покрутил головой.
— А сам бегемот согласен с принципом визуальности?
Вадик нахмурился.
— Ну, не стану отрицать: определенный травматизм имеет место. Пока. Искусство требует жертв, слышали такое?.. — он крякнул и неловко поменял тему. — Давайте, выпьем, что ли? Между танцами?
— Вадик, дорогой, — мягко сказал Веня. — Не хочется тебя обижать, но я как-то… с дороги… мне бы… Скажи, в твоей бане еще и парятся или только пьют и наслаждаются визуальным искусством?
— Гм…
Вадик потупился. Можно было почти физически ощутить, с каким сожалением он мысленно вычеркивает пункты из своей праздничной программы. Друзья ждали.
— Ладно, что с вас возьмешь… — хозяин еще слегка досадовал, но прославленная отходчивость уже трансформировала досаду в новое воодушевление. — Париться так париться. Снятие напряжения… веничек… массаж грудью…
— Чем-чем? — переспросил Веня.
Но Вадик не слушал: он уже свирепо размахивал руками, отдавая команды испуганным крепышам. В зале поднялась неимоверная суматоха. Снова раскрылись боковые двери, вбирая в себя поспешно ретирующихся муз визуального искусства; целая команда крепышей, пыхтя и скандируя «и-и-и раз!.. еще раз!..» вытягивала из помещения упирающегося гиппопотама; кто-то уносил корыто, кто-то орудовал шваброй, и над всем этим балаганом раздавался зычный вадиков крик:
— Идиоты! Всех уволю! Ничего нельзя доверить!
Наконец, все смолкло. В зале оставались только они вчетвером и горсть патронов: одинаковые крепыши, которым уже ничто не мешало вернуться к добросовестному сканированию вверенных им секторов. Один из крепышей что-то неслышно нашептывал, почтительно склоняясь к Вадикову уху. Вадик брезгливо выслушал, потом кивнул и повернулся к Вене.
— Венечка, душа моя. Ты у нас с приезда, тебе и лучший персонал. Иди за этим, он проводит.
Следуя за крепышом, Веня вышел из зала и, пройдя коридор, оказался в круглой пустой комнате с несколькими дверями. Крепыш подошел к одной из них, открыл и посторонился, пропуская Веню.
— Здорово, касатик!
Дверь за Веней закрылась. Он стоял в просторном предбаннике, где приятно пахло эвкалиптом, березовыми листьями и еще чем-то хорошим. Несколько выходов вели из этого помещения в другие — вероятно, в мыльную, парилку, сауну, бассейн… Посередине комнаты стоял стол из полированного светлого дерева, сбоку шли лавки. А на этих лавках… на лавках сидел «персонал»: две голые по пояс женщины в простынях, небрежно повязанных вокруг талии. Они прихлебывали чай с мятой и, улыбаясь, благожелательно рассматривали Веню. Одна, белобрысая, выглядела совсем молоденькой; другая была постарше, лет тридцати, с собранными в пучок русыми волосами, кряжистая, широкозадая, с тяжелыми на вид руками и мощной грудью. Ей и принадлежало услышанное Веней приветствие.
«Массаж грудью…» — вспомнил Веня непонятные вадиковы слова и попятился. Но русоволосая уже стояла возле него.
— Пойдем, милок, попаримся, — сказала она нараспев и дернула за поясок вениного халата. — Ты халатик-то сними, сними, будь ласков.
Оторопевшего Веню раздели, ввели в парилку и уложили на полок.
— Да не бойся ты! — засмеялась старшая, сбрасывая простыню. — Это же массаж, ничего страшного. Повернись-ка на спину, не стесняйся. Докторов-то, поди, не стесняешься?
— Я сам доктор, — почему-то обиженно сказал Веня, прикрываясь руками.
— А коли доктор, то ручонки-то убери… — старшая наклонилась над ним, мазнув по лицу грудью. — Вот так… Сейчас мы тебя расслабим, доктор… вон ты какой у нас напряженный! Слышь, Светка, глянь-ка, обрезанный… ты такие любишь.
— Ага, — подтвердила белобрысая.
Она лизнула Веню в пупок и медленно повела языком вниз по животу. Веня закрыл глаза.
«Не забыть позвонить Нурит… — думал он. — Не забыть позвонить Нурит… Не забыть позвонить Нурит…»
Другие мысли, кроме этой, в голове просто не помещались… а потом исчезла и эта.
Веня быстро всплывал из глубин сна, отчетливо сознавая, что наверху, в яви, его ожидает что-то непереносимо страшное. Что же это? Что? Господи, лишь бы с детьми все было в порядке… Господи… Ах! Он продрал глаза и вдруг понял: Нурит! Он так и не позвонил ей вчера!
«Господи, что теперь будет?!» — ужаснулся Веня и, еще толком не проснувшись, принялся шарить по прикроватной тумбочке в поисках телефона. С этой стороны ничего не нащупывалось, и он покатился в противоположном направлении. Кровать оказалась поистине королевского размера, так что катиться пришлось долго. Ага, вот и телефон… Что за черт?.. Бело-золотой телефон был монументален, под стать кровати и походил на экспонат с выставки туалетной сантехники. Но выбирать не приходилось. Веня снял с рычага увесистую трубку и уставился на золотой диск. Черт! Он только сейчас осознал, что понятия не имеет, как звонить отсюда в Израиль. И откуда «отсюда»?.. Где он? Черт! Это ж надо так напиться, чтобы ничего не помнить. Так, давай разбираться…
Трубка в его руке противно журчала, подкрепляя тем самым сантехнические ассоциации. Веня вставил палец в диск на цифре «0» и крутанул. В трубке немедленно послышался бодрый отчетливый голос.
— Сорок шестой слушает.
— Здравствуйте, сорок шестой, — сказал Веня. — Вы не подскажете, где я?
— Отсек двадцать девять, уровень третий-плюс, — без заминки отрапортовал голос.
— Гм… а где это все находится: отсек и уровень?
Наступило молчание.
— Сорок шестой?..
— Отсек и уровень находятся… находятся… на вверенном мне объекте… — в голосе уже не слышалось прежней уверенности.
— Ну а объект?.. где находится объект? — вкрадчиво спросил Веня.
На другом конце провода послышался грохот падающего тела. «Обморок, — понял Веня. — Сознание не выдержало чрезмерной общности вопроса. Все-таки сорок шесть — это тебе не шесть и даже не шестнадцать…»
Он прошлепал босиком в ванную, встал под душ… горячий… холодный… горячий… холодный… Память возвращалась кусками, отдельными картинами, большую часть из которых Веня предпочел бы не вспоминать. Так… сначала была встреча на аэродроме… крупным планом: вытаращенные глаза инвалида Дуди Регева… Веня ухмыльнулся: знай наших! Затем — газированная водка… ну что за дурак, надо было отказаться!.. Нурит не преминула бы тут отпустить пару ядовитых замечаний относительно слабохарактерности: «вечно ты идешь на поводу…» и так далее… и была бы права. Она вообще всегда права.
Потом была эта сюрреалистическая баня маленьких лебедей… бюсты вождей… погоди, погоди… бегемот? Быть такого не может… Неужели был настоящий бегемот? Знаешь, Веня, либо ты допился до чертиков, либо… «А ну, перестань! — прикрикнул он на самого себя. — Отсек двадцать девять с унитаз-телефоном возможен, а бегемот — нет?» На всякий случай Веня выглянул в комнату: унитаз-телефон действительно имел место. Значит, наверное, и бегемот… а парилка?.. скажешь, и парилки не было? Гм… Веня с хрустом потянулся и включил воду похолоднее. Ладно, это пока замнем.
Так… потом остывали все вместе в зале с лепным потолком. Пили прекрасное баварское пиво и дружно молчали, лелея в себе ощущение поразительной легкости. К тому моменту Веня совсем уже не чувствовал прежнего опьянения: в парилке из него выжали все, в том числе и это. Затем прежним кортежем поехали на Большую Морскую; по дороге Веня вспомнил, что он в Питере и попытался смотреть в окно, но ничего не увидел из-за слишком быстрой езды и постоянного выпивона. Пили какое-то особенное виски, причем Вадька толкал ужасно длинную и ужасно скучную лекцию о качествах этого напитка, о технологии его изготовления, о бочках, ячмене, кукурузе, торфе, спирте и древесном угле, и было как-то неудобно перебить, потому что не хотелось обижать хозяина равнодушием. Впрочем, скотч был действительно очень хорош, по дороге они успели уговорить полтора литра и на Большую Морскую приехали уже снова пьяными. А на часах… что было тогда на часах? — За полночь, это точно.
Вылезли из машины, и Витька сказал, что должен посмотреть на бывший дом Набокова, а Вадька сказал, что это можно устроить немедленно, и стал отдавать крепышам команды, а главный крепыш сказал, что нет проблем, только требуется подкрепление, но тут Веня вовремя понял, что Вадька хочет выгнать из дома всех его нынешних обитателей, выгнать прямо сейчас, среди ночи, чтобы не мешали осмотру, и чудом задержал это сумасшествие, причем Вадька еще упирался и недоумевал, в чем, собственно, проблема, а Витька, сообразив, наконец, какую суматоху инициировал своими культурными запросами, закричал, что Вадька идиот, что имелся в виду только внешний осмотр, потому что внутри наверняка все давно уже изуродовано перегородками, на что Вадька заорал, что Витька сам идиот, потому что нет никаких проблем сломать эти перегородки прямо сейчас, пока они будут закусывать, и главный крепыш почтительно подтвердил, что, действительно, проблем нет, только требуется подкрепление и вообще не помешал бы звонок Татьяне Власовне.
