– Не знаю, где она сейчас, – ответил тот, – но пару лет назад гастролировала с театром. Они к нам каждый год приезжают из соснового леса.
– Если бы дядюшка Квак согласился отвести нас туда, может, мы нашли бы тюлениху, – сказал мышонок отцу. – А потом все вместе пошли бы искать слониху.
– Не вижу смысла искать слониху, – проворчал отец. – Что мы с ней будем делать, даже если найдём? Но тебя, похоже, не разубедить. Что ж, – вздохнул он, – раз уж мы решились путешествовать, то какая разница?… Сосновый лес так сосновый лес. По крайней мере, хоть мир повидаем.
– Замечательно! – одобрил Квак. – Вперёд, в сосновый лес!
– ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК! – вдруг донёсся до них пронзительный вскрик, и, сверкнув ярким опереньем, в высоте промчалась голубая сойка. – РАЗБОЙНОЕ НАПАДЕНИЕ НА БАНК! УБИТА КРЫСА-ГРАБИТЕЛЬ! ЗАВОДЯШКИ И ЛЯГУШКА-ПОСОБНИК СКРЫВАЮТСЯ С МЕСТА ПРЕСТУПЛЕНИЯ! НОВОСТИ СПОРТА: ЛЕСНЫЕ МЫШИ ВЫХОДЯТ НА ПЕРВОЕ МЕСТО В ЧЕМПИОНАТЕ ПО МЕТАНИЮ ЖЁЛУДЯ! ПОЛЁВКИ ВЫБЫВАЮТ ИЗ СОСТЯЗАНИЙ!
– Вот и началось! – объявил Квак. – Вы вошли в большой мир – и мир вас заметил.
– Дальняя и трудная дорога, – вспомнил мышонок-отец. – Так вы, кажется, сказали?
– Все дороги трудны – и дальние, и ближние, – изрёк гадальщик. – Поймите же: путешествие началось! Вы сделали первый шаг, а всё остальное неизбежно из него следует. Выше нос! Смотрите, как сияет солнце! И небо какое синее! Весь огромный мир – перед вами!
Отец окинул взглядом луг, сверкающий белизной между тёмными стволами деревьев. Над лугом, плавно вздымая и опуская широкие чёрные крылья, проплыла пара ворон, и отец подумал: а мне сколько шагов придётся сделать, чтобы осилить эдакую даль? Но Квак уже повернул ключик, пружина дошла до упора, шестерёнки зажужжали, и мышонок-отец зашагал вперёд, толкая перед собой сына.
…Отпечатки четырёх жестяных лапок и диковинные следы от шерстяных пальцев перчатки тянулись по снегу в тени деревьев. Следопыт кутался в халат – засаленный лоскут пёстрого шёлка, подпоясанный грязной верёвкой. За ним шагала заводная слониха; два пустых бумажных мешка болтались у неё на спине. Организатор разбойного нападения на банк, усомнившись в том, что Ральфи на обратном пути не задержится, счёл за благо выйти ему навстречу и забрать добычу, пока цела.
– «Убита крыса-грабитель»?! – вскинулся Крысий Хват. – Ну и болван ты, Ральфи! Как же моя ореховая патока?! А эти подлые заводяшки – сбежали с лягушкой, как будто только и мечтали меня дураком выставить! Да надо мной вся свалка теперь потешаться станет! Хорош же я буду, если не разыщу их и не расквашу всмятку!
– Полночь! – пробили часы на фронтоне церкви по ту сторону луга. – Двенадцать часов ночи, и всё спокойно. Спите крепко, ни о чём не тревожьтесь!
В ясном свете луны, плывущей в безоблачном небе, под деревьями на самом краю луга Квак замешкался. Он обернулся, смерил тревожным взглядом пройденный путь и снова уставился вперёд, внимательно вслушиваясь. Мышонок с отцом протопали чуть дальше и остановились – кончился завод.
– В чём дело? – спросил мышонок.
– Там, впереди, что-то творится, – объяснил Квак. – Слышите? А Крысий Хват идёт за нами по пятам. Я видел, как он крадётся за деревьями. Если он нас поймает, боюсь, наша дружба не переживёт этой встречи.
– Теперь и я слышу, – сказал мышонок. В призрачное, на грани слуха, посвистыванье вплетался мерный шёпот дальнего барабана.
– Что бы оно там ни было, – рассудил Квак, – а всё лучше, чем Крысий Хват в его теперешнем расположении духа. Давайте-ка поднажмём! – Он завёл отца и запрыгал рядом с ним и мышонком на рокот барабана и теперь уже ясно различимый свист.
Впереди, в тенях деревьев, мигнул и погас слабый бледно-зелёный огонёк, а спустя мгновение вспыхнул снова.
– Сигнальная гнилушка, – сообразил Квак. Он застыл как вкопанный, сбив мышонка с отцом наземь, чтобы и они остановились. – Я такое уже видел, – пробормотал он. – И этот мускусный запах мне тоже знаком. Знаете, что это такое?…
Он отскочил в сторону: мимо пронеслась лесная мышь, волоча за собой детёныша.
– Война! – пискнула мышь.
Барабанный бой стал громче и яростней, а в свисте прорезался плач тростниковой дудочки, вторившей хору визгливых, тоненьких голосков:
Вперёд, землеройки, к великой победе!
Героев бессмертие ждёт!
За новые земли, за вечную славу
Вперёд, землеройки, вперёд!
– Что такое землеройки? – спросил мышонок.
– На вид – вроде мышей, – объяснил Квак, – только помельче, и хвост коротенький, а нос поострее. Совсем малютки, но страшно кровожадные. Постоянно что-нибудь лопают, а на войне – ещё того больше. – Заметив, что у отца кончился завод, Квак поставил его с малышом на ноги. До отряда землероек оставалось всего ярдов сто, и разведчик, который подавал сигналы светящейся деревяшкой, двинулся обратно к своим. Квак проводил взглядом подпрыгивающий огонёк, мало-помалу тускневший в отдалении.
– Зрение у них никудышное, – добавил он. – До сих пор нас не заметили. Может, пройдут мимо, да и скатертью дорожка! Кажется, это продотряд – заготовляет провиант для всей армии. Вот почему эта мышь так драпала. Одно радует – жесть они не едят.
– А лягушек едят? – спросил мышонок.
– Если поймают, – ответил Квак.
Землеройки выступили на освещенную луной полосу, и мышонок из-за плеча отца увидел небольшой отряд, сбившийся в кучку на снегу и ощетинившийся крошечными копьями. Как только разведчик приступил к докладу, пение оборвалось, но раскатистая дробь барабанчика из ореховой скорлупки и плач тростниковой дудочки не смолкали.
– Копья отравленные, – сообщил Квак.
– Осторожней! – воскликнул мышонок. – Не подходите ближе!
– Назад тоже нельзя, – возразил Квак. – Там Крысий Хват.
– Вечер добрый! – хриплым шёпотом приветствовал их Крысий Хват. Слониху он оставил в кустах, ибо предпочитал подкрадываться к жертвам незаметно. – Пребываем в сомнениях? – поинтересовался он. – Гадаем, какой путь нам избрать?
Квак не забыл своего обещания – идти с мышонком и его отцом лишь до тех пор, пока дороги, предначертанные им судьбой, не разойдутся. И судя по всему, час разлуки настал: дружба. – дело благородное, но жизнь милее. Квак выступил из теней и запрыгал навстречу Крысьему Хвату, надеясь отвратить его гнев хотя бы от себя какой-нибудь кроткой отповедью.
Крысий Хват смутился. Квак казался совсем беззащитным, но преследователю стало не по себе. Он всегда побаивался гадальщика, подозревая в нём не только провидца удач и бед, но и деятельного их пособника. Стараясь не встретиться с ним глазами, Крысий Хват шагнул вперед – и поймал на себе пристальный взгляд мышиного детёныша; ночное небо отражалось в его стеклярусных глазках. И внезапно Хват почувствовал, что его будто магнитом тянет к мышонку с отцом и что-то от него требуется, – он даже чуть не забыл, что собирался с ними покончить. Встряхнувшись, он нагнулся за камнем.
– Отойди, Квак, – велел он. – Твоим дружкам конец. Квак ещё не придумал, как смягчить Крысьего Хвата; оставалось действовать по наитию.
– Позволь мне предсказать тебе будущее, – выпалил он. Крысий Хват протянул ему лапу и рассмеялся:
– Валяй! Очень может статься, что из всей нашей честной компании только у меня оно и будет.
Квак приблизился к нему с улыбкой, но протянутую лапу так и не взял, и с языка его так и не полились уже почти сложившиеся в уме любезные речи. Гадальщик поймал себя на том, что смотрит Крысьему Хвату прямо в глаза, и ощутил в себе иные слова – странные и таинственные, и широкий рот его распахнулся помимо воли.
– Пёс вознесётся, – вымолвил он, – а крыса падёт.
Крысий Хват отпрянул, как от удара.
– Это ещё что такое? – прорычал он. – Что это значит?
Но Квак и сам понятия не имел, что бы это значило, да и не до того ему было. От души вознегодовав на судьбу, столкнувшую его с этими мышатами, он почувствовал, как рот его опять раскрывается сам собой, и услышал будто со стороны собственный голос, повторяющий слово в слово:
– Пёс вознесётся, а крыса падёт.
– Может, и так, – рявкнул Крысий Хват, в гневе позабыв свои страхи, – но первым падёшь ты! Ты – и твои дружки-заводяшки! Я вырву тебе глотку!
– Разумеется, – согласился Квак. – Почему бы и нет?
Он печально кивнул и, оборотившись к Крысьему Хвату спиной, уставился на землероек, которые уже развернулись кругом и ожидали только «шагом марш!», чтобы двинуться дальше, прочь от опушки. Над строем копий в лунном свете блеснуло знамя – рваная, обвисшая на древке кротовья шкура. Квак вздохнул и подумал: интересно, а о чём в свои последние мгновенья думал крот?
– От них подмоги не ждите, – прервал его раздумья Крысий Хват. – Если у вас есть что сказать друг другу на прощанье, то сейчас – самое время.
– ПРОВИАНТ! – взревел Квак. – СВЕЖЕЕ МЯСО ДЛЯ АРМИИ! ПРОВИАНТ ДЛЯ БОЙЦОВ! СЮДА!
