А наш воздушный Maiflower запрашивает посадки. Но на суперсовременный суперамериканский суперстадион, где должен был играться второй акт действа «Проводы тысячелетья», им приземлиться не позволили. Сняли по дороге чем-то вроде космического челнока, доставили, посадили. Была уже ночь и сиянье софитов. Огромные электронные часы стряхивали уходящее время и шли в будущее.
Сейчас так – Нестреляев сидит просто на трибуне, Агасфер его пасет и держит перед ним на всякий случай нюхательные соли. Но только я загляделась на лазерное шоу, Агасфер Нестреляева унес навроде коршуна. Еле настигла их в девственном лесу на Великих озерах, где вечный жид страшным заклятьем вызывал некоего духа будущего с труднопроизносимым языческим именем. Все это здорово походило на аналогичную сцену из Freishutze'a. Когда призываемый столь настойчиво наконец показал из заросшей низинки свое довольно странное обличье, Агасфер молча ткнул пальцем в Нестреляева, которому такой оборот дела крепко не понравился. Тут всё действие совершенно заволоклось туманом, и Нестреляев ощутил сильный толчок или шлепок в некоторую часть своей персоны, будучи с размаху вновь посажен на трибуну. В глазах опять замелькало то же обалденное шоу, но Нестреляеву было уж не до него.
Что-то случилось с его головой. Поглядевши на трибуны, он как в бинокль увидал каждого сидящего там человека и на три метра под ним. Его жизнь, время, окруженье. В смятенье воззвал к бедным впечатленьям своего детства. Оттуда пришла молчаливая мать, и в голове пошло крутиться страшное кино трех неизвестных Нестреляеву лет ее жизни. Мысленно отшатнулся от увиденного – канал послушно закрылся. Он теперь мог в дозируемых объемах пользоваться информацией некоего глобального поля.
Умный Нестреляев догадался, что ему, должно быть дали на пробу один из тех даров, что люди должны получить в будущем. По-видимому, в этой шкатулке грядущего есть еще кое-что. Он давно подозревал, что Некто вышний не позволит человеку без конца упражняться в технических новшествах, не совершенствуя в корне внутренней природы своей. Слишком это опасно – буйное дитя доиграется. Значит, развитие человечества пойдет по линии усиления экстрасенсорных способностей. А технический прогресс – постольку поскольку.
Вот, оказывается, какая история произошла. Все люди как люди – во власти световых эффектов и авангардной музыки, увлеченные общим энтузиазмом грандиозного будущего, не упускали пить из разноцветных жестянок и закусывать из одинаковых пакетов. А Нестреляев опять был отличен и взыскан. С ним будущее прямо-таки произошло тут же, на стадионе, не отходя от кассы. Он, водолей из водолеев, держащийся за юбку гениальной юродивой водолеихи России, сразу попал в эру Водолея.
Такой был роман – Нестреляев в Новом свете. Но, как и все романы с Нестреляевым в качестве главного действующего лица, он оказался недолог. И вот уж нашего голубчика провожают из Нового света – не евреи с Брайтон Бич, а главные устроители празднества. Предлагают ему на выбор целый парк транспортных средств, начиная от повозки с каменными колесами и кончая индивидуальным межпланетным летательным аппаратом на водородном топливе. Бери – не хочу.
Но наш оригинал, забывши географию подобно Алисе в стране чудес, вознамерился покинуть континент по суше. Он оседлал какого-то тощего росинанта, и никто с ним не спорил. Поехал, как белый рыцарь из Алисы, теряя из карманов упакованные американские бутерброды. По этим-то сэндвичам искала и вновь нашла его судьба, от нее не убежишь. А может быть, он поехал, как дон Кихот, потому что очень скоро обнаружилось – Агасфер снова при нем, трусит рядом на осле, накрывшись шляпою Санчо.
Таким вот макаром они въехали уже не в обетованную Россию, а в настоящую библейскую Землю обетованную. Как они при этом преодолели Атлантический океан – не мое дело. Надо оставлять лазейку для чуда. Не верить в него есть признак неблагонадежности. Вспомните любимый фильм «Закон есть закон». И что они будут делать в Святой земле – пока не знаю, потому что Ильф во мне сильнее Петрова. Ничего, так даже веселее – случайно поймать сюжет на лету. В этом есть элемент охоты, как сказал лет десять назад один англичанин, обегав за день молодыми ногами много пустых московских продуктовых магазинов и будучи наконец вознагражден за свои труды фунтом российского сыра. Что наша жизнь – игра! Таков был выигрыш. Иной волк тратит больше сил на то, чтобы загнать дичь, нежели получает, ее съевши. Такой волк, увы, не жилец.
Будем гнать свою дичь дальше. Нестреляев знал Святую землю по картам в книге Эрнеста Ренана – живая топография Евангелия – да по поленовскому палестинскому циклу. Теперь в его обновленной голове, подключенной, как ты, читатель, понял, к глобальному информационному полю, сразу явились столь живые и точные картины из жизни Иисуса, что хоть бери кисть, хоть перо. Поскольку кисти рядом не случилось, Нестреляев попросту извлек вечное перо и мятую тетрадь из необъятного кармана куртки. Медлить было нечего. Требовательная вечность стоит у него над душой. Тайной грядущего небо мерцает. Господи, да где же он сейчас, этот несносный Нестреляев? Правда ли он в Палестине, или все еще вышагивает журавлиными ногами серед ночи и серед мостовой по улице Народного Ополчения?
Правда, правда, в самой что ни на есть Палестине. Сидит под настоящей смоковницей. По плодам их узнавайте их. Хотя, по правде говоря, плодов тогда еще не было. Ну, друг читатель, не лови на слове. Экой ты вязкий. Сидит, значит, Нестреляев под смоковницей, в руке перо, на коленях тетрадь. Агасфер тянет его за рукав, испускает замогильные вздохи, это он умеет. Буравит беднягу пронзительным взглядом, коего никто не вынесет в упор – взор самой вечности. Без пользы, Нестреляев отключился.
И зачем это вечный жид Нестреляева дергает? Сам же внушал ему, плывя с ним в воздухе над неведомо из какой эпохи городом, де надо что-то оставить по смерти. Нестреляев просто не подумал тогда о своих дурно хранимых рукописях. Они были в лучшем случае отраженьем нестреляевского отнюдь не бедного внутреннего мира, но не более того. Теперь же ему даровали новую способность, дополнительную степень свободы, с которой он легко мог выйти за пределы собственного я. Никогда еще слово дар не следовало понимать так буквально.
Ясное дело, взрослого культурного человека не нужно учить писать художественную прозу. Просто надо, чтобы жизнь на малое время отпустила его от повседневных забот. Чуть только он перестанет перебирать ногами в ступальном колесе, то и результат не замедлит сказаться. Гляди-ко, друг читатель, Нестреляев уже измарал целую тетрадь. Что поделаешь, вечная тема. Куды тебе Ренан, куды тебе Маргаритин мастер. Лишь когда свет дневной померк, наш писака опомнился. Все содержимое тетради стояло в его преображенной суперголове. Считываю из нее в свою голову – ура, получается! По сравненью с тем, что он писал раньше, – небо и земля. Только недостает силы. На нет и суда нет. Теперь посмотрим, как встретит мир нового Нестреляева. Доберется ли до него какой-нибудь критик Латунский? Вернее всего, нашему белому рыцарю вообще никакие публикации не светят, так что они с господином Латунским разойдутся, как в море корабли, и мне не придется бить критику стекла. Но как бы дальше ни сложилось, пока у нас есть основания радоваться. Талант, талант, как у Каштанки.
Однако ж Агасфер притащил Нестреляева в Палестину не за тем, чтоб открывать в нем таланты. В Святой земле, само собой, смену тысячелетья отпраздновали по календарю – двухтысячелетие Рождества Христова. Но, видно, русский календарь отстает от западного не на свои тринадцать дней, а крепче. То и вознамерились паки, не менее торжественно, отпраздновать завершение тысячелетья по непонятному русскому стилю, или в русском стиле – как будет угодно почтейнейшему читателю. Возвестить миру попрание, посрамленье на все времена безбожной идеологии. Окончание без малого вековой распри, подведенье черты. Решили отметить всеобщим ликованием необратимое обретенье большого и ревностного христианского народа. Так что наши всадники поспели вовремя. Но прежде всего, уж этого Агасфер не упустит, они потрусили на Голанские высоты, в поселения советских эмигрантов, проведать уехавших друзей Нестреляева (родных и знакомых кролика). Я вижу две фигуры медленно поднимающимися на сухое плоскогорье и отбрасывающими длинные тени – тень конного Нестреляева вдвое длиннее, нежели Агасфера на осляти. Небо тускло от зноя, в нем ни облачка. Чем не Испания!
Довольно странно, но каналья Агасфер после американских приключений зауважал Нестреляева и уж не то чтобы корить, а прямо-таки прислуживался к нему.
Космополит, право слово – космополит! Пока там не почествовали его подопечного, до него все не доходило, с кем имеет дело. Нет пророка в отечестве своем, а в не своем тем более. Но что поделаешь, лишенцу Агасферу целый мир пустыня. Вот они поднимаются вдвоем с Нестреляевым на пустынные Голанские высоты, где в вечном напряжении опасности стоят форпостом русскоязычные евреи, и тут плохо ассимилирующиеся, с муками изживающие советское клеймо. Скворцы живут голодно, когда живут в стае. На каждого зубного врача, выражаясь фигурально – не цепляйся к слову, читатель, – приходится по одному пациентскому зубу, а на каждого любителя афер не находится и одного простака.
