Никто не предложил мне помочь, посетители с интересом смотрели на мои маневры, как на бесплатное шоу, не переставая размеренными движениями набивать себе рот жареной картошкой и гамбургерами.
Мне хотелось закричать: <Послушайте, я не знаю эту женщину, что сидит у меня на спине, я не знаю, кто она, никогда раньше ее не видела, я нашла ее, и мне она совсем не нужна!>
Под платьем в мелкий цветочек на ней были старомодные шерстяные чулки, закрепленные застежками на болтающихся панталонах.
Этой системы я не знала, потребовалась целая вечность, пока мне удалось справиться с застежками. Я копошилась вокруг нее, а она терпеливо наблюдала за мной, как за ребенком, который впервые пытается сам расстегнуть на себе куртку. Уже сидя на унитазе, она снизу посмотрела на меня, возле одного уголка ее рта проступило подобие улыбки. Другой уголок оставался неподвижным, как бы намеренно отвергая любое усилие изменить выражение лица. Подвижная его половина казалась более молодой, довольной, в тот момент - почти счастливой, в то время как опущенный уголок рта на другой половине придавал ее лицу оттенок горечи и разочарования.
В соседней кабине хихикали две молоденькие девушки.
- Я тебя предупредила, - говорила одна, - он тебя уложит в постель, а потом даже не позвонит.
- Если вдруг спросят - я была в солярии, - хихикая, отвечала другая. - И у меня с собой два презерватива.
- Два? - поперхнулась первая.
- Гулять так гулять, живем-то ведь не вечно.
Старуха и я прислушивались. Девушки исчезли. Мы остались в одиночестве под шум спускаемой воды.
Я снова ее одела, отнесла назад и усадила в кресло, придвинула к столу и, обливаясь потом, пошла к стойке, чтобы взять большой стакан колы.
У меня не было полной уверенности в том, что я к ней вернусь. Толстый мужчина с красной лысиной упорно за мной наблюдал. Наверное, он уже записал номер моей машины. На улице женщина снимала на видео своих детей, скатывающихся по желобу с горки. Вполне возможно, что заодно она уже зафиксировала, как я со старухой на спине тащусь в туалет. Кинолюбители обладают свойством предчувствовать события до того, как они случаются. Как можно иначе объяснить то, что в нужный момент на месте всегда оказывается человек с камерой, будь то убийство Кеннеди, горящий отель в Маниле или падающий самолет?
Я уже представила себе, как по телевидению идут кадры со старухой и мной. Симпатичный журналист в галстуке в горошек задает мне вопросы, на которые у меня нет ответа: <Почему вы сначала взяли с собой старую, больную женщину, а потом оставили ее, беспомощную, в кафе быстрого обслуживания? Отчего вы так нерешительны, так слабы, настолько лишены представления о том, какой должна быть ваша жизнь? Почему вы так редко навещаете родителей? Почему вы не хотите поселиться вместе с вашим другом Крисом? По какой причине вы прервали учебу в институте? Почему вы сами не знаете, чего вы хотите?>
Празднество началось без меня. На покрытой яркими цветами лесной поляне стояли скамьи и столы, на деревьях висели пестрые фонарики, пылал огонь в жаровне, в маленьком пруду лежали ящики с пивом и несколько бутылок вина. На мой именинный пикник мы добирались по ухабистому проселку, уже издали я увидела Криса, он стоял рядом с Ритой, его рыжеватые волосы светились подобно пламени, он олицетворял собой молодость и здоровье, он смеялся.
Крис узнал мою машину, передал Рите свой стакан, подбежал ко мне.
- Наконец-то, Вера, где ты пропадаешь? - воскликнул он возбужденно.
Лишь целуя меня через открытое окно, он заметил старую женщину. Прислонившись к стеклу, она спала.
- Я ее нашла, - пояснила я.
Рита считала, что нужно срочно известить полицию, Аксель хотел отвезти ее в больницу, Олаф предложил оставить ее ночью у дверей ближайшего дома для престарелых.
- Бабушка-подкидыш, - сказал Крис и засмеялся.
- А ты представь себе, что это твоя бабушка, - заметила Рита.
- Или мать, - добавила я.
- Твоя жена, - сказал Аксель, - а ты уже умер.
- Но это же не так, - возразил Крис.
Он взял меня под руку, и мы прошли несколько шагов по поляне. Его поцелуй был жарким и алчущим.
- Нравится тебе пикник? - спросил он.
- Нравится, - ответила я. - Спасибо.
- Ради тебя выбиваешься из сил, а ты говоришь спасибо так, словно тебе просто передали соль за обедом. - Он сорвал стебель травы и хлестнул им по своей штанине. - Никогда не знаешь, чего от тебя ждать. Предупреждаю тебя, я не придворный шут. Когда-нибудь ты обернешься, а меня уже нет. Просто нет.
Я наблюдала, как Аксель вытаскивал старуху из автомобиля. Ее ноги застряли, дверца наполовину закрылась, Аксель беспомощно остановился. <Помогите, - позвал он, - помогите>. Рита подошла и поддержала ноги. Они пронесли ее по поляне сквозь компанию гостей и посадили у края леса на одеяло. Какое-то время она сидела с вытянутыми ногами, а потом, как жук, опрокинулась на спину.
- Ты не прав, - сказала я Крису, - я очень рада, ты просто не способен это увидеть.
Аксель снова посадил старуху и сел рядом с ней. Глядя на них, я прищурилась так, чтобы ресницы, подобно вуали, прикрыли глаза, и они стали походить на парочку.
- Иди сюда, - сказал Крис и увлек меня в траву. Он расстегнул мою блузку.
Я видела висящего на листе клевера кузнечика, его крылышки подрагивали. Львиный зев, лютик, акант, вероника. Названиям цветов обучила меня мать. Каждую весну мы их собирали, высушивали, укладывали в гербарий. Отцу я приносила бесчисленные букеты, которые к вечеру, когда он приходил с работы, уже успевали завянуть.
Надо мной нависал небритый подбородок Криса, светлая щетина на темном фоне. Он целовал маленькую впадину между моими ключицами, перекрывая мне дыхание. Я выпрямилась и сказала: <Не сейчас>. Потом встала и направилась на поляну.
- Когда же, - крикнул мне вслед Крис, - когда, черт возьми?
Ни от кого я не получила в подарок ничего такого, что бы мне нравилось, как будто они не знали меня, даже Рита, моя лучшая подруга, подарила мне зеленую шелковую шаль, хотя уж она-то должна бы знать, что я зеленый цвет не выношу.
Стемнело, Рита стала зажигать свечи в фонариках.
- Крис так старался, - сказала она, - чтобы получилось по-настоящему романтично. А ты привезла эту женщину и все испортила.
Мы обе посмотрели в ее сторону. Она сидела, прислонившись к дереву, и предоставляла Акселю всовывать ей в рот маленькие кусочки сосиски.
- Значит, я должна была оставить ее на автостраде - погибать там на жаре?
Рита пожала плечами.
- Кто-нибудь наверняка нашелся бы, ты тоже не всесильна, - сказала она и задула спичку.
Я не понимала ее. Я вообще никого не понимала на том пикнике. Наложив себе на картонную тарелку картофельного салата, я села на шаткую скамейку, взятую из летней пивной, и слушала, как Изабель, высокая, красивая девушка, рассказывала собравшимся о конкурсе на лучшую имитацию оргазма в одной из дискотек Мюнхена.
- Лучшим был маленький толстяк в очках, - сказала она, и все рассмеялись, - походивший на пятнадцатилетнюю девицу, хотя ему было наверняка за тридцать. Он выл, как собака, когда ей наступят на лапу, все быстрее и быстрее, а под конец закричал: <О мама, о мама, нет, нет, дааааа!>
Она откинула голову назад и завыла, как волк: <Дааааа! Дааааа!>
- Он, правда, получил лишь третье место, - сухо добавила она, - публика предпочитает женский оргазм, так уж сложилось.
Беата из Розенхайма принялась тяжело дышать, ритмически бить по скамейке, Изабель присоединилась к ней, затем и другие включились в игру, скамейка подо мной затряслась. <Да, - кричали все, - о боже, да, да, да>. Они все ускоряли и ускоряли темп, кричали. и визжали, и выли, все вперемешку. <Господи, - кричал Олаф, - господи>.
Я поднялась со скамейки. Те, что наблюдали, стоя вокруг, смеялись. У костра стоял Крис и пил ром из бутылки. Он укоризненно смотрел на меня. Я открыла рот, и у меня вырвался резкий крик. Не отводя взгляда, Крис покачал головой.
Аксель по-прежнему сидел на одеяле рядом со старухой. Красный фонарик окутывал их слабым светом. Я стояла в темноте между ними и костром. Вечер был теплый и безветренный, в такие вечера люди должны любить друг друга. Подобно миражу, реял над черной поляной пикник. Пламя костра отбрасывало дергающиеся тени на визжащих молодых людей. Аксель снял со старухи пальто. Он держал ее руку на своих коленях и поглаживал ее, проводя по ней указательным и большим пальцами вверх и вниз, вверх и вниз, не останавливаясь.
Когда я появилась из темноты, он поднял взгляд.
- Посмотри на это, - сказал он и указал на черное пальто. В подкладку была вшита записка:
Спасибо, что вы помогаете моей матери. После инсульта у нее одна сторона парализована. Она не может говорить и ничего не понимает. Мне весьма жаль. Но у меня тоже только одна жизнь. Дочь.
