– А что такое, этот Главный Выбор? – понтересовался Димон.
– Пойдёмте! Я вам покажу это на деле! – ответил менеджер.
И они двинулись по маршруту, указываемому горящими на полу пламенно-красными стрелами.
«Зал коммуникации»! – объявил Тофик.
Пространство, в котором оказались сопровождаемые менеджером Димон с Вестником-Хранителем, назвать залом можно было лишь условно. По обе стороны дорожки, тускло подсвечиваемой стрелами-указателями, расстилались огромные пространства, заполненные то разрежёнными, то сконцентрированными массами людей. Тихий гул висел над всем этим местом, гул несчётного множества одновременно звучащих голосов.
– Что они делают? – обратился к менеджеру Димон.
– Как что? Общаются! Давайте прогуляемся по этому залу, и вы увидите счастье людей, обретших здесь радость общения! Посмотрите на них, – Тофик указал на группу молодых мужчин и женщин, возлежащих на богато инкрустированных перламутром и драгоценными камнями невысоких ложах.
Эти люди, одетые в разноцветные хитоны и тоги, изящно жестикулируя, непринуждённо обсуждали какие-то, очевидно актуальные для них, проблемы.
– Вы видите? – спросил Тофик Димона. – Эти люди находятся здесь со времён Октавиана Августа! Здесь, в созданной для них привычной среде и обстановке, они смогли реализовать то, что немыслимо было для них в земной жизни – свободное обсуждение любых тем, вплоть до интимных подробностей частной жизни Цезаря, не боясь, что по навету доносчика их завтра бросят на съедение львам в амфитеатре. И они наслаждаются этой свободой!
– Это чё, – поразился Димон, – они за столько веков про Цезаря наговориться не могли?
– В хорошей беседе время летит незаметно, а здесь, в Терминале, времени нет! Все наслаждения, которые избрал себе здесь наш клиент, продолжаются бесконечно! Посмотрите сюда! – Тофик вновь указал на другую группу фигур.
Димон повернул голову и увидел нечто вроде поляны, на которой кружком сидели и полулежали на плащах и клетчатых пледах бородатые мужчины, с заплетёнными в разнообразные виды косичек волосами, в шотландских юбках-килтах, словно сошедшие с экрана из фильма Мэла Гибсона «Храброе сердце». Их мечи со щитами, вперемежку с каким-то другим оружием, в беспорядке лежали вокруг оживлённо говорящих, периодически громко хохочущих воинов.
– Это сколько же они здесь болтают? – поинтересовался Димон.
– По земному времени что-то около тысячи шестисот лет, – ответил Тофик, – обсуждают подробности битвы, в которой они все были убиты. Они счастливы! А теперь посмотрите сюда!
Димон посмотрел и увидел обычную московскую кухню, в которой, в простенькой обстановке семидесятых годов двадцатого века, вокруг стола сидела, одетая соответственно тому времени, компания и весело распевала под аккомпанемент гитары какую-то незамысловатую песню.
– Обратите ваше внимание сюда! – не дал задержаться на разглядывании поющих шустрый менеджер.
Димон увидел роскошную гостиную, похожую на декорации из фильма про мушкетёров, где великолепные дамы с блистательными кавалерами, расположившись в шикарных бархатных креслах, неторопливо вели изысканную манерную беседу. У них за спинами стояли вышколенные лакеи с торчащими из под напудренных париков, точно такими как у Тофика, остроконечными ушами. Все они тоже были в тёмных очках, только изящно-архаичной круглой формы.
– А теперь сюда! – вновь указал Тофик.
Димон увидел, как на выжженной солнцем скудной траве вокруг слегка тлеющего костра собралось, очевидно, целое племя темнокожих, едва прикрытых набедренными повязками, которые, активно размахивая руками и корча невообразимые гримасы, тоже обсуждали что-то, вызывающее у них нешуточный интерес.
– И это ещё не всё! Гляньте-ка! – увлечённо воскликнул менеджер.
И Димон увидел каким-то широким панорамным взором сразу множество больших и малых групп и группок, байкерских тусовок и девчачьих «потрепушек», площадных митингов и интимного воркованья, «пацанских базаров» и мужицких «тёрок», элитных «пати» и учёных диспутов, парламентских «обсуждений» и «буровленья за жисть», перестрелок СМС-ками и излияний в «ЖЖ», выпендрёжа на форумах и сплетничанья в «Аське», и везде трёп, трёп, трёп...
Димка встряхнул головой, стараясь отогнать навязчивое виденье, но оно осталось на месте.
– Ну и как вам здешние обитатели, реализующие свою свободу общения и право голоса? – довольно приподняв подбородок, спросил Димона менеджер.
– Да ведь это же, блин, трёп! – удивлённо воскликнул Димка, – чё ж в нём хорошего-то?
– У нас здесь свободное общество, можно сказать, самое свободное общество, и ваше свободное мнение также имеет право существовать и быть уважаемым! – торжественно провозгласил Тофик.
– Подожди! – вдруг осенило Димона. – Это что ж, они так и будут болтать здесь вечно?
– Это их осознанный Главный Выбор, – подтвердил Тофик, – все находящиеся здесь сочли для себя самым ценным радость общения с единомышленниками, которой они не имели возможности наладиться в весьма несовершенно устроенной, – он бросил взгляд из под очков на молчаливого Вестника, – земной жизни. Только Терминал сделал их счастливыми. Навсегда. Впрочем, здесь только демонстрационный зал, те же, кто реально сделал свой Главный Выбор и скрепил его Актом Решения, переходят на другой уровень пространства и там наслаждаются плодами своего выбора во всей полноте.
– А туда заглянуть можно? – поинтересовался Димон.
– Ну... – замялся менеджер.
Димка посмотрел на Вестника. Тот молча кивнул, показал пальцем на уста и, развернув ладонь, продемонстрировал Димону пять пальцев. Димка, сообразив мгновенно, ответил Вестнику кивком и быстро проговорил в уме призыв из «пяти слов».
Менеджера передёрнуло. С едва скрываемой злостью он справился с судорогой и сквозь зубы пробормотал:
– Как эксклюзивный клиент вы имеете право посещения основного уровня Терминала. Вы точно этого хотите?
– Да, я хочу посмотреть эту самую вашу полноту счастья общения. И, может быть, там Марина...
– Нет её там, – проворчал Тофик, – но ваше желание я обязан исполнить. Смотрите!
Внезапно всё вокруг переменилось, исчезли идиллические картины непринуждённо общающихся собеседников, и перед глазами Димона открылась бесконечная серая пустыня, сплошь затянутая серым сумрачным туманом. В этом тусклом туманном полумраке бродили, натыкаясь друг на друга, миллионы, если не миллиарды, людей, что-то невнятно бормочущих на ходу и вновь продолжающих своё непрерывное брожение и бормотание.
Димка сделал шаг вперёд и тотчас же кто-то из обитателей этой пустыни уткнулся в него. Димон присмотрелся к нему. Человек выглядел безнадёжно усталым, измождённым и опустошённым. В его тусклых застывших глазах была неизбывная тоска. Он посмотрел на Димона.
– Парень! Ты француз? Ты не из второго кавалерийского корпуса генерала Жовэ?
– Нет! Я русский!
– А! Всё равно! Никак не найду никого из своих, никого из знакомых, никого из тех, кто знал бы меня, или хоть захотел бы меня выслушать! Всем здесь не до кого, каждый ищет кого-нибудь, кому он будет не безразличен, и не находит. Каждый хочет сказать своё и не хочет никого слушать! Я вижу, ты не здешний, ты не поймёшь меня...
И он, отвернувшись от Димона, вновь смешался с туманом.
– Ничего себе, блин, счастье общения! – Димон вопросительно посмотрел на поёживающегося менеджера.
– Им дана возможность свободно общаться, – пожал плечами Тофик, – но они сами не могут использовать её, потому что они в своей земной жизни слушали только самих себя и в обществе других людей искали лишь слушателей. А перейдя оттуда сюда, измениться уже невозможно. Вот они и не слышат друг друга! Ведь общение подразумевает не только желание говорить самому, но и желание слышать и понимать других!
– Пошли отсюда! – вырвалось у Димона.
Они вновь оказались на дорожке с пылающими стрелками.
– Сектор «Критического анализа»! – торжественно провозгласил приободрившийся менеджер. – И свободы распространения информации!
Димон осмотрелся вокруг себя. Повсюду кипела какая-то актвная непрекращающаяся деятельность, подобно броуновскому движению молекул, по всему пространству перемещались люди, то соединяясь в пары или группы, то снова расходясь и снова создавая новые кратковременные соединения. Среди этого волнующегося людского океана частыми островками возникали небольшие зоны затишья самого разнообразного вида.
Вот перед взором Димона возникла комната со сводчатым потолком, в которой некто черняво-плешиво-редкобородый, облачённый в длинные черные одежды, с увлечением строчил на куске пергамена: «Довожу до сведения Вашего Высокопреосвященства, что настоятель Н-ской церкви...»
