— Конечно же нет.
— Слава Богу! Вы меня здорово напугали.
— Я уже никогда не покину Дибтон, я же вам говорила. Я приехала сюда провести сумеречные годы. Но пора немного отдохнуть.
— Вы устали?
— Нет, но осень всегда действует на меня угнетающе. Она — словно какая-то тоскливая полоса между летом и Рождеством. Мертвый сезон. К тому же приближается мой день рождения. Шестьдесят два. Так что самое время для перемен.
— Разумное решение. Это пойдет вам на пользу. Куда же вы едете?
— На самый кончик Корнуолла.[5] Туда, где чихнешь — и рискуешь свалиться со скалы в Атлантический океан.
— Корнуолл? — На лице Оскара отразилось изумление. — Почему Корнуолл?
— Потому что там живет мой кузен. Зовут его Джеффри Саттон, и он ровно на два года моложе меня. Мы с ним давние друзья. Он из тех милых людей, которым можно запросто позвонить и сказать: «Я хочу приехать и пожить у тебя». И он наверняка ответит: «Приезжай». Причем так, что веришь: действительно этому рад. Так что мы с Горацио завтра выезжаем.
Оскар в сомнении покачал головой.
— Никогда не слышал, что у вас есть кузен. И вообще какие-то родственники.
— Что ж я, по-вашему, родилась от непорочного зачатия?
— Да нет. Просто я удивлен.
— Я не часто вспоминаю о своей семье. — Элфрида сбавила тон. — Живу сама по себе. Но Джеффри — особенный родственник. Мы с ним не теряем связь.
— У него есть жена?
— Даже две. Правда, первая уже в прошлом. Это была настоящая головная боль по имени Доди. Думаю, его пленило ее хорошенькое личико и беззащитность, но вскоре выяснилось, что он связал себя узами брака с жуткой эгоисткой и бездельницей. Она стремилась под любым предлогом ускользнуть из дома, и Джеффри тратил чуть ли не весь заработок на оплату кухарок и нянь для дочерей.
— И что же произошло с их браком? — с интересом спросил Оскар.
— Когда девочки выросли, получили образование и сами начали зарабатывать деньги, Джеффри ушел. К Серене. Она прелестная женщина, намного моложе его. Работала цветочницей, делала букеты для всяких там званых вечеров и прочее. Джеффри знал ее давно. Он ушел от жены и с работы одновременно и уехал с Сереной подальше от Лондона. Когда кончился пренеприятный бракоразводный процесс, женился. У них есть сын и дочь. Живут они скромно, разводят кур и летом пускают туристов. Постель и завтрак.
— Счастливы?
— О да!
— А дочери от первого брака?
— Я потеряла с ними связь. Старшую зовут Никола. Она вышла замуж, родила ребенка. Неприятная особа, вечно всем была недовольна и жаловалась, что судьба к ней несправедлива. По-моему, она всегда завидовала Кэрри.
— Родной сестре?
— Именно. А вот Кэрри — прелесть. Вся в Джеффри. Лет десять назад, когда мне делали операцию, она приехала и шесть недель ухаживала за мной. Я тогда жила в маленькой квартирке в Патни. Кэрри все взяла в свои руки, и мне было с ней очень хорошо. — Элфрида нахмурилась, что-то подсчитывая в уме. — Сейчас ей должно быть около тридцати.
— Она замужем?
— Не думаю. Знаю, что она жила в Австрии, работала в туристической компании, инструктором по лыжам. Больше всего на свете она любила лыжный спорт. Что бы там ни было, я уверена — Кэрри счастлива. Кажется, чай заварился. — Элфрида наполнила кружку Оскара и отрезала ломтик пряника. — Так что у меня есть родственники, хотя и не очень близкие. — Элфрида улыбнулась. — А у вас?
Оскар поскреб в затылке.
— Как и вы, я не очень хорошо представляю, где они сейчас находятся и чем занимаются.
— Расскажите.
— Ну… — он задумчиво жевал пряник, — моя бабушка была шотландкой. Как вам для начала?
— Неплохо!
— У нее был дом в Сазерленде, большое поместье, ферма.
— Состоятельная леди.
— Обычно я проводил у нее летние каникулы, но она умерла, когда мне было шестнадцать лет, и больше я туда не ездил.
— Как называлось поместье?
— Корридэйл.
— Наверное, дом был огромный?
— Да нет. Но очень удобный. Мне запомнились сытная еда, резиновые сапоги и удочки, разбросанные по всему дому. И чудесные запахи: цветов, пчелиного воска — им полировали мебель, аромат поджаривающихся тетеревов и куропаток.
— Восхитительно! Даже слюнки текут. Ваша бабушка наверняка попала в рай.
— Не знаю. Хотя она была необычайно талантлива и ни на что не претендовала.
— Талантлива в чем?
— У нее был талант жить. И, несомненно, музыкальный. Она была замечательной пианисткой. Думаю, я унаследовал способности к музыке от нее, и именно она направила меня на эту стезю. В Корридэйле всегда звучала музыка. Она стала частью моей жизни.
— Что еще вы там делали?
— Не помню. По вечерам охотился на зайцев. Ловил форель. Играл в гольф. Бабушка пыталась научить меня, как целиться в лунки, но с ней я не мог состязаться. Приезжали гости, и мы играли в теннис, а если было тепло, что случалось редко, я на велосипеде ездил к морю купаться. В Корридэйле не важно было, что ты делаешь. Это был отдых, и очень веселый.
— И что же случилось потом?
— Бабушка умерла во время войны. Поместье унаследовал мой дядя и переехал туда жить.
— Он приглашал вас на летние каникулы?
— Мне исполнилось шестнадцать лет. Я был весь погружен в музыку. Сдавал экзамены. Другие интересы, другие люди. Другая жизнь.
— Он так там и живет? Я имею в виду, ваш дядя.
— Нет, теперь он живет в Лондоне, неподалеку от Альберт-холла.
— Как его фамилия?
— Маклеллан. Гектор Маклеллан.
— Великолепно! У него есть килт[6] и рыжая борода?
— Нет, он уже очень стар.
— А Корридэйл?
— Он передал его своему сыну Хьюи, лентяю и бездельнику. А тот любит шикарно жить и оригинальничать. Хьюи сразу же стал приглашать в Корридэйл приятелей, которые пили его виски и вели себя так, что слуги, проработавшие в поместье много лет, были просто в отчаянии. Потом Хьюи решил, что жизнь на севере не для него. Он продал поместье и отправился на Барбадос. Насколько мне известно, он и сейчас живет там со своей третьей женой и продолжает развлекаться.
Элфрида позавидовала:
— Какой интересный человек!
— Нет, вовсе не интересный. Его поступки весьма предсказуемы. Мы поддерживаем с ним связь, но друзьями никогда не были.
— Значит, вы никогда больше там и не побываете?
— Похоже, что так. — Оскар откинулся на спинку стула и скрестил руки. — Правда, бабушка оставила нам с Хьюи еще один дом. Он уже много лет сдается какой-то пожилой паре. Каждые три месяца я получаю небольшую ренту. Хьюи, разумеется, тоже. Думаю, ему хватает этих денег на пару попоек.
— А дом большой?
— Не очень. Стоит в центре маленького городка. Когда-то это была контора управляющего поместьем, а потом его переделали в жилой дом.
— Очень интересно. Хотела бы я иметь дом в Шотландии!
— Полдома.
— Полдома лучше, чем ничего. Вы можете поехать туда с Франческой на каникулы.
— Мне почему-то это и в голову не приходило. Честно говоря, я вообще про этот дом не вспоминаю. Скорее всего, рано или поздно Хьюи предложит мне либо выкупить его половину, либо продать ему мою. Но меня это мало беспокоит. Я предпочитаю не торопить события. Чем меньше дел я имею с Хьюи Маклелланом, тем лучше.
— Прячетесь от проблем?
— Просто ни за чем не гонюсь. Ну, и когда же вы уезжаете?
— В следующую среду.
— Надолго?
— На месяц.
— Открытку нам пришлете?
— Непременно.
— Дайте знать, когда вернетесь.
— Сразу же.
— Нам будет вас недоставать, — сказал Оскар, и у Элфриды потеплело на сердце.
Домик назывался Эмбло-коттедж. Гранитным фасадом он был обращен к северным ветрам и к Атлантике, и немногочисленные на этой стороне окошки были маленькие, глубоко посаженные, однако подоконники достаточно широкие для горшков с геранью, причудливых обломков плавника и раковин. Серена любила собирать раковины. Когда-то этот коттедж был частью Эмбло, процветающей молочной фермы, и в нем жил пастух, но он ушел на пенсию, потом умер; молочные хозяйства механизировали, и фермер, дабы сократить расходы, продал коттедж. С тех пор тут трижды сменились хозяева, и в последний раз коттедж был объявлен на продажу, как раз когда Джеффри принял судьбоносное решение распрощаться с Лондоном, с Доди и со своей работой. Он прочел объявление в «Таймс», немедля сел в машину, ехал всю ночь напролет, чтобы посмотреть коттедж одним из первых, и обнаружил отсыревший домик, спрятавшийся в разросшихся кустах неухоженного сада и убого обставленный для сдачи в летний сезон. Но отсюда открывался вид на скалы и на море, по южной стене вилась глициния, а на лужайке цвел куст камелии.
Джеффри позвонил управляющему своего банка и купил коттедж. Когда они с Сереной въехали, в печных трубах были птичьи гнезда, обои клочьями свисали со стен, а в комнатах стоял запах сырости и плесени. Но какое это имело значение! Они расположились на спальных мешках и откупорили бутылку шампанского. Они были вместе и в своем доме.
