— Твое несвежее дыхание запросто вызовет паническое бегство животных в Африке. — Элли наклоняется вперед. — И я не пукаю.
Мы с Линдси хохочем, пока Элоди и Элли кидают друг в друга картошкой. Линдси пытается сказать, что они понапрасну тратят вкуснейший жир, но от смеха не может вымолвить ни слова. Наконец она вдыхает побольше воздуха и выкашливает:
— А знаете, что мне известно? Если хорошенько чихнуть, можно вызвать торнадо в Айове.
Тут даже Элли сдается, и мы начинаем вызывать торнадо, чихая и фыркая одновременно. На нас все таращатся, но нам плевать.
Примерно через миллион чихов Линдси откидывается на спинку стула, обхватив руками живот и задыхаясь.
— Тридцать погибших в торнадо в Айове, — выдавливает она, — и еще пятьдесят пропавших. И мы снова хохочем.
Мы с Линдси решаем прогулять седьмой урок и сходить в «Ти-си-би-уай»[4]. У Линдси седьмым уроком французский, который она не переваривает, а у меня английский. Мы часто прогуливаем вместе. Мы выпускницы, на дворе второй семестр, а значит, никто и не ждет, что мы появимся в классе. К тому же я ненавижу свою учительницу английского, миссис Харбор. Она вечно уводит в какие-то дебри. Иногда я отвлекаюсь всего на пару минут, и вот она уже вещает о нижнем белье в восемнадцатом веке, или тирании в Африке, или красоте рассвета над Большим каньоном. Наверное, ей и шестидесяти нет, но я совершенно уверена, что она уже начала слетать с катушек. С моей бабушкой было так же: мысли крутились, вертелись и сталкивались друг с другом, следствия опережали причины, точка А менялась местами с точкой Б. Когда бабушка была жива, мы навещали ее, и хотя мне было всего шесть лет, я помню, как надеялась умереть молодой.
Вот вам пример иронии, миссис Харбор. Или предвидения?
Чтобы во время учебного дня покинуть кампус, нужен специальный пропуск, подписанный родителями и администрацией. Так было не всегда. Довольно долго у выпускников имелась привилегия оставлять территорию в любое время, если в расписании стояло «окно». Однако с тех пор минуло двадцать лет, и «Томас Джефферсон» успел завоевать репутацию школы с одним из самых высоких процентов подростковых самоубийств по стране. Как-то раз в Интернете мы наткнулись на статью, в которой «Коннектикут пост» назвал нас «школой самоубийц».
В один прекрасный день компания ребят выехала из кампуса и сбросилась с моста. По-видимому, групповое самоубийство. После этого нам запретили покидать школу во время учебного дня без специального разрешения. Довольно глупо, по-моему. Как если бы обнаружили, что ученики в бутылках из-под воды проносят в школу водку, и запретили пить воду.
К счастью, есть другой способ сбежать: через дыру в заборе за спортивным залом, рядом с теннисным кортом, который мы называем Курительным салоном, потому что там тусуются курильщики. Однако когда мы с Линдси выбираемся из кампуса и направляемся в лес, никого поблизости нет. Вскоре мы выходим на Сто двадцатое шоссе. Вокруг тишина и мороз. Ветки и черные листья хрустят под ногами; дыхание вырывается клубами плотного белого пара.
«Томас Джефферсон» находится в трех милях от центра Риджвью — если это можно назвать центром, — но всего в полумиле от кучки убогих магазинов, которые мы называем Рядом. Здесь есть бензоколонка, «Ти-си-би-уай», китайский ресторан — однажды пообедав там, Элоди болела два дня — и случайно затесавшийся магазинчик «Холлмарк», где продаются розовые в блестках фигурки балерин, стеклянные шары со «снегом» и прочее дерьмо. Туда-то мы и направляемся. И выглядим на редкость по-дурацки, рассекая вдоль шоссе в юбках, колготках и куртках нараспашку, из-под которых торчат топики с мехом.
По дороге в «Ти-си-би-уай» мы проходим мимо «Хунань китчен». Сквозь закопченные стекла видно, как Алекс Лимент и Анна Картулло склонились над миской неизвестно чего.
— О-о-о, скандал!
Линдси поднимает брови, хотя на полноценный скандал это не тянет. Все в курсе, что последние три месяца Алекс изменяет Бриджет Макгуир с Анной. Все, кроме Бриджет, разумеется.
Семья Бриджет суперкатолическая. Бриджет хорошенькая и очень чистенькая, словно только что вымылась скрабом. Она наверняка бережет себя до свадьбы. По крайней мере, так она говорит; хотя Элоди считает, что Бриджет — латентная лесбиянка. Анна Картулло — всего лишь одиннадцатиклассница, но если верить слухам, переспала уже по крайней мере с четырьмя парнями. Она из небогатой семьи, что в Риджвью редкость. Ее мать парикмахер, а об отце я и вовсе не слышала. Она живет в дрянной съемной квартире сразу за Рядом. Эндрю Сингер как-то обмолвился, что у нее в спальне пахнет курицей в кисло-сладком соусе.
— Пойдем поздороваемся, — предлагает Линдси, хватая меня за руку.
— У меня сахарная ломка, — упираюсь я.
— Вот, держи.
Подруга достает из-за пояса упаковку конфет. Линдси всегда носит с собой конфеты, двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, как будто толкает наркотики. В некотором роде так и есть.
— Всего на секундочку, честное слово.
Она затаскивает меня внутрь; звенит дверной колокольчик. Женщина за стойкой, листавшая «Ю-эс уикли», бросает на нас взгляд и возвращается к журналу, когда понимает, что мы не собираемся ничего заказывать.
Линдси садится рядом с кабинкой Алекса и Анны и опирается на стол. Она, типа, дружит с Алексом. Алекс, типа, дружит со многими, потому что приторговывает травкой, которую хранит в обувной коробке в спальне. Мы с ним киваем друг другу при встрече, вот и все наше общение. Мы в одном классе по английскому, но он посещает уроки еще реже, чем я. Наверное, остальное время он проводит с Анной. Иногда он произносит нечто вроде «чтоб ему провалиться, этому эссе!», но не больше.
— Привет, привет, — начинает Линдси. — Идешь сегодня на вечеринку к Кенту?
Лицо Алекса красное и пятнистое. Ему явно не по себе, что его застукали с Анной. А может, у него просто аллергия на здешнюю еду. Я бы не удивилась.
— Гм… Не знаю. Возможно. Посмотрим…
Он затихает.
— Там будет жутко весело, — нахальным голоском сообщает Линдси. — Возьмешь с собой Бриджет? Она такая милая.
На самом деле Бриджет раздражает нас обеих — она слишком бойкая, к тому же носит футболки с дурацкими надписями вроде «Тот, кто идет впереди, не видит чужих задниц» (честно-честно), — Линдси презирает Анну и однажды написала «АК = БШ» на стене самого популярного туалета напротив столовой. «БШ» значит «белая шваль».
Положение, прямо скажем, неловкое; я пытаюсь его спасти и спрашиваю:
— Курица с кунжутом?
Я показываю на мясо, которое стынет в сероватом соусе в миске на столе, рядом с двумя печеньями с предсказаниями и унылого вида апельсином.
— Говядина с апельсинами, — отвечает Алекс.
Судя по всему, он рад смене темы.
Линдси бросает на меня недовольный взгляд, но я не замолкаю.
— Вы бы поосторожнее, ребята. Элоди как-то отравилась местной курицей. Ее рвало два дня подряд, прикиньте? Если это и правда была курица. Она клянется, что нашла в ней комок шерсти.
После этих слов Анна берет палочками огромный кусок, смотрит на меня и улыбается, так что мне видно, как она жует. Это она специально, чтобы меня стошнило? Похоже на то.
— Отвратительно, Кингстон, — со смехом говорит Алекс.
Линдси закатывает глаза, как будто ей жаль тратить время на Алекса и Анну.
— Пойдем, Сэм.
Она прикарманивает печенье с предсказанием и разламывает на улице.
— «Счастье придет, когда его не ждешь».
Прочитав это, Линдси кривится, и я хохочу. Она комкает листок и бросает на землю.
— Чепуха.
Я глубоко вдыхаю.
— От здешнего запаха меня всегда тошнит.
Еще бы, ведь в ресторанчике пахнет несвежим мясом, дешевым маслом и чесноком. Облака на горизонте медленно расползаются, делая пейзаж серым и размытым.
— Можешь не объяснять. — Линдси прижимает ладонь к животу. — Знаешь, что мне нужно?
— Большая порция лучшего деревенского йогурта! — восклицаю я.
Звучит намного приятней, чем «Ти-си-би-уай».
— Точно, большая порция лучшего деревенского йогурта, — эхом отзывается Линдси.
Мы обе продрогли, но все равно заказываем двойные шоколадные мягкие замороженные йогурты с карамельной и шоколадной крошкой, которые съедаем по дороге в школу, дуя на пальцы, чтобы не отморозить. Алекс и Анна уже ушли из «Хунань китчен», но мы снова натыкаемся на них в Курительном салоне. До начала восьмого урока осталось ровно семь минут, и Линдси тащит меня за теннисные корты выкурить по сигаретке. Я не вслушиваюсь в ссору Алекса и Анны, но мне кажется, что они ссорятся. Анна опустила голову, а Алекс держит ее за плечи и что-то шепчет. Сигарета в его руке вот-вот подожжет ее тусклые коричневые волосы; так и вижу, как ее голова вспыхивает, словно спичка.
