Остаток дня я провел в своем святилище, сидя над письменными работами и размышляя. Расписание меня удивило: всего двадцать восемь уроков в неделю, а в прошлом году было тридцать четыре. Учеников в классах, кажется, тоже стало меньше. Работы, конечно, поубавилось, но я не сомневался, что каждый день буду на заменах.
Заглянули несколько человек: Джерри Грахфогель просунул голову в дверной проем и чуть ее не лишился (спросил, когда я планирую освободить кабинет); Дуббс, смотритель, пришел сменить номер комнаты на 75; Хиллари Монумент, заведующий кафедрой математики, зашел, чтобы спокойно покурить в стороне от неодобрительных взглядов заместителей; Грушинг — взять несколько учебников и прочесть мне непристойное стихотворение Рембо; Марлин — отдать классный журнал; Китти Чаймилк — спросить, как у меня дела.
— Нормально, — буркнул я. — Даже мартовские иды еще не пришли. А тогда бог знает, что случится.
Я закурил. Буду курить, пока дают, сказал я себе. Когда сюда вторгнется Дивайн, спокойно выкурить сигарету можно будет, лишь урвав драгоценные секунды.
Китти излучала сочувствие.
— Пойдемте в столовую, — предложила она. — После еды вам полегчает.
— Ну да, чтобы Зелен-Виноград, поедая обед, буравил меня взглядом?
По правде говоря, я собирался заскочить в «Жаждущего школяра» выпить кружку пива, но теперь душа к этому как-то не лежала.
— Сходите, — подбодрила меня Китти. — Вам нужно сменить обстановку.
Доступ в «Школяра», вообще говоря, для учеников закрыт. Но этот паб совсем близко от «Сент-Освальда», всего в полумиле, и лишь крайне наивный человек поверит, что половина старшеклассников не заглядывает сюда в обед. Несмотря на суровые наставления Главного, Пэт Слоун, строго следящий за дисциплиной, не слишком обращает внимание на этот запрет. И я тоже. Главное, чтобы ученики снимали форменные пиджаки и галстуки — так можно делать вид, будто мы не узнаем друг друга.
В этот раз там было тихо, всего несколько посетителей. Я узрел Дуббса, смотрителя, в компании мистера Роуча, историка, который носил длинные волосы и любил, чтобы школьники называли его Робби, и Джимми Ватта, рукастого, но не блещущего умом школьного разнорабочего.
Увидев меня, он просиял.
— Мистер Честли! Хорошо провели отпуск?
— Да, Джимми, спасибо.
Я давно понял, что не стоит утомлять его долгим разговором. Не все так добры: глядя на его круглое лицо и разинутый рот, легко забыть о его добродушии.
— Что пьете?
Джимми снова просиял.
— Благодарствую, хозяин, полпинты шенди[9]. Опосля еще займусь проводкой.
Я понес наши кружки на свободный столик и тут заметил Изи, Тишенса и Кина, сидящих в углу вместе с Пустом, новым учителем физкультуры, Изабель Тапи, которая обожает общаться с новичками, а через два стола от них — мисс Дерзи. Я не удивился, увидев их вместе: в компании не так страшно, а «Сент-Освальд» может и запугать новичков.
Поставив кружку Джимми на стол, я неторопливо подошел к ним и представился.
— Похоже, кто-то из вас будет пользоваться моим классом, — сказал я. — Хотя не очень понимаю, как вы собираетесь преподавать там компьютерные технологии, — добавил я, обратившись к бородатому Тишенсу. — Или это очередной этап выполнения вашего плана унаследовать землю?
Кин усмехнулся. Изи и Пуст выглядели озадаченными.
— Я... у меня неполная нагрузка, — нервно ответил Тишенс — Я п-п-преподаю м-математику по п-пятницам.
О господи. Если даже я его напугал, то каждую пятницу пятый «Е» будет жрать его заживо. Тошно представить, какой бардак они устроят в моем классе. Мысленно я сказал себе, что надо будет следить за каждым признаком буйства.
— Чертовски хорошее местечко для паба,— сказал Пуст, отхлебнув из кружки. — Буду ходить сюда в обед.
Изи поднял бровь.
— А как же преподавание, или курирование внеклассной работы, или регби и прочее?
— Нам положен обеденный перерыв или нет?
Не просто Медный Лоб, а какой-то Профсоюзник. Боже правый. Только этого нам не хватало.
— Да, но директор... то есть я взял на себя Географическое общество. Я думал, все должны заниматься внеклассной работой.
Пуст пожал плечами.
— Ну, ясное дело, что еще он может сказать? А я вам говорю, что не собираюсь отказываться от обеденной пинты ради внеклассных игр и воскресных матчей. Что здесь, Колдиц[10], черт побери?
— Да, вам не нужно готовиться к урокам или проверять... — начал Изи.
— Ну так и знал, — раскрасневшись, перебил Пуст, — типичный, черт возьми, школьный подход. Если что-то не связано с бумажками, то работой не считается. Скажу вам откровенно, ребятишки больше получат от моих уроков, чем от того, что выучат чертову столицу Казистана или как там его...
Изи оторопел. Тишенс уткнулся в свой лимонад и не проявлял признаков жизни. Мисс Дерзи уставилась в окно. Изабель бросила на Пуста восхищенный взгляд из-под накрашенных ресниц.
Кин усмехался. Казалось, эта свара доставляет ему удовольствие.
— Ну, а вы? — обратился я к нему. — Что вы думаете о «Сент-Освальде»?
Он посмотрел на меня. Лет двадцать пять — тридцать, худой, темноволосый, с челкой, иод темным пиджаком — черная футболка. Для такого молодого человека весьма уверен в себе, и в голосе, хоть и приятном, намек на властность.
— Мальчиком я какое-то время жил неподалеку. Проучился год в местной школе. В «Солнечном береге». По сравнению с ней «Сент-Освальд» — просто другой мир.
Ну, это как раз меня не удивило. «Берег» поедает детей заживо, особенно одаренных.
— Хорошо, что вам удалось оттуда вырваться.
— Да уж, — усмехнулся он. — Мы переехали на юг, и я сменил школу. Мне повезло. Еще год, и это заведение меня бы доконало. Все же это отличный материал для книги, если я, конечно, соберусь ее написать. Куда там Барри Хайнсу[11].
Конец света, подумал я. Только начинающих писателей не хватало. Они возникают время от времени, особенно на английской кафедре, и пусть они не такие дуболомы, как Медные Лбы или Профсоюзники, от них обычно одно беспокойство. Робби Роуч в юности был поэтом. Даже Эрик Скунс однажды написал пьесу. И ни один так и не оправился от этого.
— А вы что, писатель? — спросил я.
— Строго говоря, любитель, — ответил Кин.
— Ну да, я так понимаю, что ужастики нынче не столь доходны, — заметил я, поглядывая на Пуста, который с помощью кружки пива показывал Изи свои бицепсы.
Я снова посмотрел на Кина, который следил за моим взглядом. Пока он производит впечатление человека не без способностей. Только бы из него не вышел второй Роуч. Учителей английского часто преследует рок — они упорно претендуют на нечто большее, чем простое преподавание в школе. Кончается это обычно слезами; побег из Алькатраса[12] — детские игры по сравнению с бегством от преподавания. Я выискивал в Кине признаки разложения, и должен сказать, что на первый взгляд ничего не обнаружил.
— Однажды я написал к-книгу, — вмешался Тишенс — Она называлась: «Яванская рукопись и другие...»
— А я однажды прочел книгу, — с самодовольной ухмылкой встрял Пуст. — Ничего особенного.
Изи рассмеялся. Казалось, он забыл о своем faux pas[13] по отношению к Пусту. За соседним столом Джимми хмыкнул и придвинулся ближе к честной компании, но Изи, отвернувшись, старался не встречаться с ним глазами.
— А если взять Интернет... — Пуст сдвинул свой стул на несколько дюймов, заслонив Джимми, и потянулся за недопитым пивом. — Там можно много чего прочесть, если не боишься ослепнуть. Ну, вы понимаете, о чем я...
Джимми отхлебнул шенди, выглядел он немного удрученно. Не такой уж он тугодум, каким его считают, и, кроме того, оскорбление было очевидным для всех. Я вдруг вспомнил об Андертоне-Пуллите, отщепенце из моего класса, который сидел в классе один и ел свои бутерброды, пока остальные играли в футбол.
Я взглянул на Кина — его лицо не выражало ни одобрения, ни порицания, но в серых глазах светилось понимание. Он подмигнул мне, и я улыбнулся в ответ: забавно, что самый многообещающий из наших новичков оказался «солнышком».
4
Первый шаг — всегда самый трудный. Потом незаконные набеги на «Сент-Освальд» пошли один за другим, придавая мне все больше уверенности, позволяя подобраться все ближе к спортплощадкам, внутренним дворам, наконец, к самим строениям. Проходили месяцы, триместры, и понемногу отцовская бдительность притупилась.
Все шло не совсем так, как он ожидал. Учителя, называвшие его Джоном, относились к нему так же пренебрежительно, как и мальчики, звавшие его Страз. Зимой в Привратницкой было сыро, и нам вечно не хватало денег из-за пива, футбола и его страсти к моментальной лотерее. Несмотря на все его лучезарные идеи, «Сент-Освальд» обернулся для него очередной работой по хозяйству и ежедневным унижением. И так всю жизнь. Не оставалось времени выпить чаю на лужайке, и мама домой так и не вернулась.
