Но подобные удовольствия недостижимы в большой компании и даже в не слишком большой компании, а Михаила Александровича предупредили, что выход за пределы «миссии» возможен только коллективный. В целях безопасности.
— Сами понимаете, Михаил Александрович, одному никак нельзя, — инструктировал его плюгавый чиновник, у которого глаза на свету разбегались, как тараканы. Это было заметно, потому что темные очки, призванные, видимо, придавать значительность и вес государственному служащему, постоянно сползали на кончик тонкого и длинного комариного носа — носа мелкого и докучливого вампира, увертливого зуды. — Сами понимаете, — зудел он с момента встречи в аэропорту, — опасно. Заблудитесь и. Хе-хе. Ищи вас свищи. Я серьезно говорю. И что потом?
— Что потом? — равнодушным тоном переспросил Михаил Александрович, уставший после перелета. — Упал, потерял сознание. Ну и так далее?
— О, если бы! — скривился представитель особого отдела и привычно поймал свои исключительно прыткие очки. — О, если бы. О, как бы тогда пополнились валютные богатства страны! А если серьезно, то. Сами понимаете, — в который уже раз повторил он, — советский человек наивен во многих отношениях, подвержен соблазнам. Он и сам не заметит, как будет завербован врагом. А когда президент Муамар Каддафи, человек уважаемый, человек, на сотрудничество с которым мы уповали, человек, который устроил… э-э-э… так сказать, показательные выступления в Вашингтоне (может, помните, у нас прошло сообщение, что группа ливийских моряков водрузила зеленый ливийский государственный флаг у Белого дома и объявила о не больше не меньше, как о покорении Соединенных Штатов), так вот когда Каддафи на вопрос о том, как он относится к социализму, отвечает, что он много раз читал Коран, но слова «социализм» там не нашел, то. Все очень зыбко, сами понимаете. Политическая ситуация, границы. Советский Союз протягивает руку помощи развивающимся странам, поэтому его граждане должны выступать в этом благородном деле единым фронтом.
— Я согласен единым фронтом, — устало кивнул Михаил Александрович, который с пеленок слышал про единый фронт. — А что вы такое говорите о границах? Они что, не определились до сих пор?
Москитообразный особист, который представился Игорем Борисовичем Глотовым, разволновался необычайно и, каждую минуту по-жонглерски ловя очки, стал объяснять про границы:
— Вот-вот, Михаил Александрович, уважаемый! Вот-вот! Вы уловили самую суть! Посмотрите на карту, нарисуйте ее себе в воображении. Что такое, по-вашему, Западная Африка? В смысле физической географии?
— Сахара?
— Ага-а! Ага! Гигантская пустыня. Вернее, множество разнообразных пустынных местностей, объединенных общим названием. Мы-то с вами сейчас, можно сказать, в райских кущах пребываем, на Средиземноморском побережье. А чуть южнее. Чуть южнее и на многие сотни километров — преисподняя, я не побоюсь этого слова. Пекло. Безводие. И кусачие ядовитые гады. И, кроме них, там никто не живет. Ну, Каддафи иногда на полном обеспечении уединяется в пустыню, в шатре, что твой святой отшельник. Отдыхает, размышляет, созерцает. Отпуск он там проводит. Святое дело. Но я не к тому. Понятно, что в пустыне постоянно жить невозможно. Тем более на одном постоянном месте. Никто и не живет, но. Кочуют. Бедуины. Пасут верблюдов здесь и там. Все еще возят товары. Ну, вот и скажите мне, уважаемый Михаил Александрович, как в таком случае проводить границы? Границы-то не могут… это… кочевать.
— И как же — с границами? — заинтересовался Михаил Александрович.
— А очень просто. Теперь, Михаил Александрович, уважаемый, вспомните-ка политическую карту Западной Африки. Что мы замечаем? Я отвечу за вас. Границы-то как по линеечке проведены, Сахара-то как ножничками нарезана. То есть что? Границы не соответствуют ландшафту, не соответствуют исторически сложившимся культурным областям. Культурные области эти если и были, то сплыли, утонули в песках, в глине, в пыли, засыпаны щебнем. Так что деление пустынных областей, я бы сказал, чисто административное. Пограничные кордоны в пустыне выставлять бессмысленно, потому что. Смотри выше. Для нас с вами это хорошо?
— Наверное. — пожал плечами Михаил Александрович.
— Да что вы! — возмутился Игорь Борисович. Очки он поймал только у пояса, а коричневато-рыжие тараканы замерли от испуга у самой переносицы. — Да что вы! У вас страна пребывания в паспорте какая? Ливия? Ливия. А работать вам где? Я вам скажу где, если никто еще не удосужился сообщить. Работать вам на границе с Алжиром. На самой границе. Ничем не обозначенной, условной, так сказать. Вот вылезли вы, скажем, из машины и пошли за теплые камушки по нужде. А за камушками-то уже Алжир. И как мне, несчастному, квалифицировать ваши действия? Как попытку перехода границы с целью.
— Отправления естественных надобностей?
— А вы не смейтесь. А вы докажите, что это не предлог для осуществления злостных замыслов, Михаил Александрович! Что не попытка побега.
— Послушайте, Игорь Борисович, — начал было Михаил Александрович, — я, в конце концов, не напрашивался.
— Да знаю я, Михаил Александрович, уважаемый, — досадливо махнул рукой Игорь Борисович и стал вдруг похож на нормального человека, — знаю я, что вы не напрашивались, в отличие от многих прочих. Это я так, для наглядности, грубовато шучу. Я вас таким образом ввожу в курс дела, в неформальной обстановке инструктирую, как мне по штату и положено. Вас никто, разумеется, не будет ловить за хвост, если вы на пять метров отойдете в глубь сопредельного государства, и никто, разумеется, никогда не фиксировал административную принадлежность пограничного бархана или никому не нужной базальтовой скалы. Но… в каждой шутке лишь доля шутки, как известно. И при необходимости. При необходимости, заметьте. Если вы сами создадите такую необходимость своим безответственным поведением. При необходимости факт перехода границы будет отмечен. Информация у нас прекрасно налажена. Прекрасно, — с некоторой горечью в голосе закончил свою речь Игорь Борисович.
— Но мост-то строят, кажется, как раз через ущелье, по которому проходит граница? — обескураженно спросил Михаил Александрович.
— Не совсем, — пожал комариными плечиками Игорь Борисович. — То есть тот самый уэд — пересыхающее русло (на многие годы пересыхающее), что тянется по ущелью, действительно, пересекает границу, но южнее. А караванный путь, ради которого все и затеяли, проходит в районе Гата. Но это так говорится, что в районе, потому что не к чему больше привязаться. На самом деле довольно далеко от него. Караванам через ущелье перебираться неудобно, то есть вообще невозможно, верблюды ноги переломают, и приходится ущелье обходить, делать огромный крюк по пустыне. И в рамках правительственного начинания, в рамках программы помощи кочевникам (с ними, сами понимаете, необходимо налаживать отношения) решено построить мост, чтобы облегчить жизнь туарегам и прочим, кто упрямо предпочитает кочевать. По этому мосту караваны пойдут из Ливии в Алжир до Джанета, даже, возможно, до Ахаггара, туарегской столицы, если можно так назвать этот огромный караван-сарай.
Игорь Борисович замолчал на минуту, переводя дух, а потом хрипловато продолжил:
— В общем, программа помощи кочевникам — их, ливийско-алжирская, а мост строим мы, протягиваем руку помощи. Ну, вы знаете. Арабам и в голову не придет работать на дикой жаре, — добавил он себе под нос, и Михаил Александрович расценил эту фразу как акт высокого доверия. — Тем не менее арабы там имеются — обслуга, сопровождающие, проводники у изыскателей. Поэтому там обретается переводчик. Из наших. Из бывших военных. У него после контузии туман в башке, болтает все не то, вы его не очень-то слушайте, но арабский знает. Лучше арабов. Даже диалекты. За что и держим в ответственных местах. Иначе он давно бы уже пребывал в закрытом лечебном заведении.
Последний монолог Игорь Борисович произносил уже в стенах предназначенной Михаилу Александровичу комнаты, чисто убранной, но прокуренной многими поколениями командированных. Холодная табачная вонь оседала в легких предчувствием долгой неустроенности и неприкаянности.
— Ваш вертолет — транспортник со съестными припасами и прочим — летит через неделю. Обдумайте свой багаж. А пока — знакомьтесь, обустраивайтесь, привыкайте. Через четыре дня на стадионе начнется фестиваль африканской музыки. Такое мероприятие — большая редкость. Мы все пойдем смотреть, так что не отрывайтесь от коллектива, Михаил Александрович. К тому же развлечений здесь минимальное количество. Поход на базар группой в составе не менее трех человек, и все, пожалуй. Купаться еще не сезон, а загорать, я полагаю, вам вскоре сильно надоест. Засим разрешите откланяться. Обращайтесь, если что. Я рассчитываю на ваше благоразумие.
