9
Еще в тот же день Молхо успел вернуть эти три взятых напрокат прибора и получить обратно залог, а заодно сходить в банк и забрать ее последнюю зарплату. Он впервые вышел наружу после семи проведенных дома дней, полагая, что будет таким же энергичным и деятельным, как прежде, и даже предвкушая удовольствие от предстоящей беготни и переговоров, но быстро сник, когда оказалось, что везде толпятся огромные очереди, всюду возникают какие-то сложности и лишь немногие из посторонних знают, что у него только что умерла жена. В полдень, когда он вернулся домой, безмолвие и безлюдность пустынных комнат повергли его в глубокую меланхолию, в которой, однако, чудилось и обещание какой-то новой жизни. Кухня сверкала, туалет был чист, а на столе томились несколько накрытых крышками кастрюль. В его маленькой больничке произошли явные изменения — большая кровать исчезла, а его кровать почему-то сдвинули на ее место, и в результате в спальне образовался какой-то удивительный простор. Ему неожиданно подумалось, что в его отсутствие эти двое наверняка лежали в его постели — парень в комбинезоне показался ему типичным искателем амурных приключений, — и он почему-то ощутил странное удовольствие от мысли, что вот наконец секс, пусть и двух чужих людей, пусть какой ни на есть, но снова вернулся в его дом и даже впитался в его пространство. Сидя на кровати, он принюхался к покрывалу — поначалу ему даже показалось, что он чует запах табака, но потом он несколько в этом разуверился.
Он вернулся в кухню, чтобы пообедать, — еда была вкусной, какая-то смесь неизвестных ему трав, она сварила также странное блюдо из баклажанов. Он заглянул в холодильник, там оказались еще кастрюли. Неужто он и впрямь велел ей столько наварить? Или же она действовала по собственному разумению? Часы показывали три пополудни, и он позвонил теще — узнать, как она себя чувствует и не знает ли, куда запропастился его гимназист, он все еще не вернулся из школы. Мальчик иногда шел прямо из школы к бабушке, пообедать в столовой дома престарелых. Но телефон тещи не отвечал. Он позвонил старшему сыну, Омри, но его телефон молчал тоже. Казалось, что с завершением семидневного траура все семейные узы разом распались. В доме по-прежнему стояла незнакомая глубокая тишина. Он затемнил, по своему обычаю, спальню и даже прилег, как делал это во время ее болезни, чтобы набраться сил для ночных бдений, но ему так и не удалось заснуть, хотя он и этим утром проснулся на рассвете. Его вдруг встревожило отсутствие гимназиста. Он включил радио и под звуки музыки начал сортировать оставшиеся после нее лекарства — их набралось огромное количество, часть он выбросил сразу, часть вернул в аптечку, а двадцать коробочек с тальвином оставил на полке, соорудив из них маленькую цветную стенку; это он не выбросит, было бы глупо выбрасывать неиспользованным такое дорогое лекарство. Потом он принялся восстанавливать в спальне тот порядок, который был тут несколько месяцев назад, до того, как ее переоборудовали для других целей, — приволок из соседней комнаты вынесенные туда стол и стулья и расставил их немного по-новому, стараясь найти для них самое выигрышное и удобное место; раньше расстановка мебели всегда была исключительно ее прерогативой. Теперь только их двуспальная супружеская кровать осталась на балконе, завернутая в пленку, — матрац на ней давно прогнил, и его выбросили на свалку. Новую специальную ванночку для обмывания, купленную, когда жена уже не могла ходить, он поставил возле двери, ее наверняка можно было продать, например, тещиному дому престарелых, он даже подумал было спросить ее об этом, но тут же передумал — она могла предложить ему пожертвовать эту ванночку в их отделение для лежачих, а ему не хотелось все-таки терять деньги.
Мальчика все не было. Молхо вдруг понял, что не знает ни имен, ни телефонов его одноклассников. Он вышел на улицу — посмотреть, не идет ли сын, но холодный, угрюмый ветер загнал его обратно в дом, он налил себе кофе, поставил рядом с чашкой блюдечко с коржиками, сел за письменный стол и начал приводить в порядок банковские счета, которые скопились за неделю траура. Список компенсаций, которые причитались его жене от министерства образования, он составил еще раньше.
10
Сын явился в половине шестого — он, разумеется, забыл утром взять ключ, поскольку за последние полгода привык, что в доме всегда кто-нибудь есть. Ну что ж, теперь многое изменилось, сказал ему отец, отныне тебе придется всегда иметь при себе ключ, я не намерен сидеть и ждать тебя здесь, как нянька. За ужином Молхо сам накрыл стол и расставил приготовленные домработницей новые блюда, но сын не выразил особого восторга по поводу новых восточных кушаний, да и у самого Молхо тоже не было большого аппетита, какой-то незнакомый озноб гулял в его теле. Он снова позвонил теще, будто это была отныне его обязанность, но там опять не отвечали, и тогда он позвонил в информацию дома престарелых, и ему сказали, что она вышла в полдень и еще не вернулась. Он решил прилечь, ощущая, что, кажется, подхватил на кладбище простуду, а сын тем временем удобно расселся перед телевизором. «Как ты можешь? — удивился отец. — Ведь у тебя завтра экзамен по истории?» Но гимназист отнюдь не выглядел обеспокоенным: он будет заниматься ночью — чем позже учишь, тем лучше запоминается материал. «Я иду спать, если бабушка позвонит, скажи ей, что я сплю», — сказал Молхо, пошел в спальню, уже принявшую его усилиями прежний облик, и стал раздеваться, перебирая в памяти воспоминания последних дней и те бурные события, которые, как ему теперь казалось, произошли не одно за другим, а были как бы отделены друг от друга большими просветами пустого, бесформенного времени. Он решил погасить ночник, который они с женой раньше никогда не выключали, незнакомая тьма обступила его со всех сторон, и он сразу же погрузился в сон, но вскоре после полуночи испуганно вскочил, потому что ему вдруг показалось, что он снова слышит где-то рядом тот жуткий, сверлящий душу хрип. Он быстро встал и увидел, что в кухне горит свет и из носика стоявшего на огне чайника бьет струя пара. Спросонья ему показалось, что уже наступило утро и домработница вернулась в дом, но нет, снаружи стояла ночь, и только его сын, почему-то полностью одетый, вышел к нему вразвалку, волосы падали ему на лицо, он пришел приготовить себе еще одну чашку кофе. «Ты сошел с ума, почему ты не спишь?» Выяснилось, что он не успевает. Молхо сел рядом с сыном, приготовил себе чай, чтобы успокоить боль в горле, потом принялся листать журналы, в которые не заглядывал целую неделю, и среди траурных сообщений нашел большое объявление о кончине своей жены, подписанное сотрудниками его министерства, — эти соболезнования предназначались лично ему, но раньше не попались ему на глаза и теперь очень его взволновали.
Назавтра он вернулся на работу. С утра к нему то и дело заходили выразить сочувствие те, кто не пришел на похороны и не навестил его дома во время траура, потом работа быстро утомила его, да и боль в горле тоже стала сильней, так что в обед он решил уйти совсем и, уже спускаясь по лестнице, увидел перед собой юридическую советницу, весьма элегантную, в коричневом шерстяном платье — она не подозревала, что Молхо идет следом за ней, и это позволило ему хорошенько разглядеть ее сзади. Ее бледную шею охватывала металлическая цепочка, слишком тяжелая и грубая на его вкус. Здорова ли она? Странная мысль вдруг поразила его — может быть, она тоже больна? Может быть, и в ней гнездится какой-то недуг? Пока, однако, она выглядела вполне здоровой и быстро спускалась по лестнице, весело постукивая каблуками. Ему ни разу не приходилось сталкиваться с ней по работе, но он знал, что она считалась восходящей звездой и великолепным специалистом. Внезапно она обернулась, как будто ощутив его присутствие, и остановилась, явно удивленная и взволнованная встречей, но он лишь грустно покачал головой, и она покраснела — странно было видеть, как краска пятнами покрывает ее лицо. Молхо, которого все больше мучила простуда и нараставшая боль в горле, не был в восторге от этой встречи, к тому же он и одет был не самым лучшим образом — в старом, поношенном свитере, — но она не стала ждать, пока он спустится к ней, поспешила сама подняться на несколько ступенек и тепло пожала ему руку: «Вы уже кончили сидеть шиву? [6] Я тоже сразу же вышла на работу. Вы очень правильно поступили».
