— Какая колдунья? Я же медик, биохимик. От нашептываний и заговоров дети не рождаются.
— Рождаются, — убеждала Людмила. — Может, надо снять сглаз. Одна моя знакомая не могла родить, колдунья сняла с нее сглаз, и она забеременела. Я в это верю.
Людмила верила во все: в неопознанные летающие объекты, в сглаз, в порчу, в экстрасенсов и в то, что Михаил Алексеев — великий писатель. Она ездила к колдунье, чтобы снимать порчу, хотя ее порча происходила из детского дома, от многолетнего постоянного недоедания и перенесенного в детстве туберкулеза.
В воскресенье она зашла ко мне.
— Поехали!
— Никогда.
— Это за городом, в деревне. Подышишь свежим воздухом и подождешь меня, сама можешь не заходить.
Начиналась летняя жара, и я согласилась поехать на природу. Мы ехали почти час на электричке, потом шли через лес и оказались в небольшой деревушке на берегу речки.
Во дворе дома колдуньи на деревянных скамьях сидели пять женщин от сорока до пятидесяти, с одинаковыми прическами, обильно покрытыми лаком, в платьях, из которых выпирали обвисшие груди, складки жира на животах, и даже колготки не скрывали вздувшихся вен на ногах. К таким нормальный мужик может возвращаться каждый день только пьяным и уходит при первой же возможности. Колдунья, наверное, была их последней надеждой, в газетной рекламе она обещала «снятие порчи, венца безбрачия, сильные привороты, поможет в делах и любви, снятие кармы».
Из дома вышла тридцатилетняя толстуха, позвякивая в целлофановом пакете пузырьками. Значит, колдунья давала и лекарства.
С Людмилы порчу снимали минут сорок, и старуха в темном платке с крыльца ткнула в мою сторону.
— Ты иди!
Женщины выразили энергичное возмущение: очередь должна соблюдаться!
Колдунья принимала в горнице. Окна задернуты занавесками, но и в полумраке я разглядела хороший японский телевизор «Сони» и видеомагнитофон. Под потолком висели пучки сухих трав, явно для антуража, на полке стояли пузырьки и бутылки то ли с мазями, то ли с отварами из трав.
Колдунья в темном платье и темном платке показалась мне ряженой, ей было едва за сорок, судя по гладкому лицу. Я уловила тонкий запах французских духов. Она смотрела на меня умными темными глазами и молчала, и вдруг я почувствовала, что хочу спать.
— Ты кто по профессии? — спросила колдунья.
— Биохимик.
— Какой медицинский кончала?
— Второй. А ты?
Мне казалось, что мы давно знакомы и, может быть, даже вместе учились.
— Я не медик. Я потомственная колдунья. Но ты же в это не веришь?
— Поверю, если поможешь.
— Вначале надо поверить. Ты поверь. Надо поверить.
Мне так хотелось спать, что я согласилась.
— Поверю.
— Устала с дороги, приляг.
Рядом стояла кушетка. Я легла, почувствовала легкие теплые пальцы колдуньи на своем лице, она приподняла мою голову и прошлась по шейным позвонкам.
— Сколиоз.
— Я знаю. Каждый день над микроскопом сижу.
— Здесь я тебе не помогу. Только массаж. Ты на Людмилу повоздействуй. Пусть на еде не экономит. Она все тряпки покупает, а мужик не на тряпки смотрит, а что под тряпками. У нее задница с кулачок, задницу надо наедать, вся сила женщины в заднице. А тебе надо взять щенка.
— Какой породы?
— Неважно. Щенок — это детеныш. Женщина еще больше становится женщиной. С того дня, когда ты возьмешь щенка, пройдет три месяца, и ты забеременеешь. Но после девяти недель старайся. Не пропусти момент. Не отказывайся, если он будет тебя хотеть.
— А если не будет?
— Будет. Не отказывайся, это твой самый реальный шанс. В конце девятой недели. Не пропусти. Не пропусти!
Я почти спала, колдунья довольно сильно нажала мне на виски, и я проснулась.
Колдунья достала с полки несколько пузырьков.
— Попей эти отвары. Со светлой наклейкой утром по чайной ложке, с темной — вечером.
Я достала сто тысяч.
— Отдашь, когда забеременеешь. С Людмилой пришлешь.
Не глупа, подумала я тогда, не хочет портить репутацию.
Не получится, так ведь и денег не брала.
На следующий день в лаборатории я проверила состав отваров: валерьянка, подорожник, корень ревеня, мята. Здоровому человеку не навредит, больному не поможет. Полная ерунда! И щенка брать не буду, некогда мне с ним возиться и подтирать за ним лужи. Но Людмила через три дня принесла мне щенка ризеншнауцера, то ли ей подарили, то ли выпросила. В последний год, когда еда подорожала почти вдвое, спрос на крупных собак резко упал.
Щенок походил по квартире, лег у моих ног и уснул. Я смирилась. Подержу три месяца, а осенью отвезу тетке в деревню. Я выводила его утром, приезжала в обеденный перерыв, выводила после работы, потому что всегда приезжала раньше Павла. Он выходил с ним на вечернюю прогулку.
В родословной щенок был записан как Шон. Я его называла Шурик, а Павел, сначала приняв за сучонку, назвал его Марусей. Щенок отзывался и на Шона, и на Шурика, и на Марусю.
На пустыре, где я с ним гуляла, он пытался играть с лабрадорами, колли, овчарками, боксерами, но взрослым кобелям он был неинтересен, и от его приставаний они отскакивали, более раздражительные суки порыкивали, а ротвейлерша Груня, самая стервозная на пустыре, даже прихватила его, и мой Шурик, заскулив от боли и обиды, бросился ко мне и попытался вскарабкаться, как ребенок, ко мне на руки, ища защиты. Для игр у него была только Загря — щенок кавказской овчарки. Эта сучонка была уже вдвое выше его, но Шурик наскакивал на нее, сбивал с ног, и они валялись, изображая борьбу. Хозяин овчарки — молодой парень моих лет — улыбался, наблюдая за игрой щенков, подбадривал свою, я своего. Мы с ним говорили о собачьей еде, о витаминах для щенков. Я заметила, что собачники не знали, как кого зовут, и, если я подходила к пустырю, то никто не говорил: «Вот идет Ирина», а говорили: «Вот и Шон появился».
Как-то утром у меня не заводилась машина, Павел ездил на новом «рено», а мне купил подержанные «Жигули» — я недавно получила водительские права.
Проходивший мимо хозяин кавказки открыл капот, снял крышку трамблера, что-то зачистил, и машина завелась.
— Вы понимаете в машинах! — похвалила я его.
— Это моя профессия. Инженер-механик, кончал автодорожный. Меня зовут Виктором.
— Я Ирина.
Это все, что мы знали друг о друге. Еще я предполагала, что он не женат, потому что со щенком гулял он или его мать. Павел уехал в командировку, и теперь перед сном с Шуриком выходила я.
— Переменили график? — спросил Виктор.
— Муж в командировке.
— Хотите последний анекдот из этой серии? Муж уезжает в командировку, жена тут же приглашает любовника, но муж внезапно возвращается.
— Муж не вернется внезапно. Он только что звонил из Лос-Анджелеса.
Я приняла решение именно в эти секунды. Шла девятая неделя, как я взяла щенка. Я помнила слова колдуньи: «Не пропусти момент. Постарайся».
— Тогда, может быть, вы пригласите меня выпить чашку чая?
— Пошли, — сказала я.
Мне нравился Виктор: он напоминал мне Павла. Такой же невысокий, плотный, с курносым, чуть размытым лицом. Мне нравились такие лица, на них можно смотреть бесконечно и всегда находить что-то новое.
Через три недели я поняла, что беременна.
— Дай мне двести тысяч, — попросила я Павла и рассказала ему, почему я взяла щенка. Он слушал меня и явно не верил. Я позвонила Людмиле.
— Ты завтра собиралась к колдунье. Заезжай, возьми для нее деньги. Пришла пора расплачиваться.
Я родила сына. Через некоторое время позвонила Людмила и сообщила, что колдунья выступает по телевидению в ночном канале.
Мы с Павлом сели перед телевизором. Колдунья была в скромном платье от Диора, с хорошо уложенной прической. Она говорила о вере, которая стимулирует неиспользованные резервы организма. Нормальный психотерапевт приводит те же доводы. Ведущий спросил о наиболее убедительных фактах в ее практике.
— У одной моей пациентки, врача-биохимика, были проблемы с деторождением. Она врач и мне не верила. Ученые верят только в свою науку. Я, конечно, провела над ней свои заговоры и еще дала рецепт: взять щенка, потому что любой детеныш вызывает резкую стимуляцию организма женщины. Сейчас у нее сын.
— Черт знает что! — сказал Павел. — Полная вроде ерунда, а начинаешь верить.
Он хотел верить, но я-то знала, от кого родился сын. Но случилось нечто странное. С того вечера я больше не видела Виктора и его собаку. Он не появлялся на пустыре. Я спрашивала о нем собачников. Его и щенка кавказской овчарки никто не помнил.
Я по-прежнему не верю ни в белую, ни в черную магию. Но когда у Павла возникли проблемы с его бизнесом, он спросил у меня:
— Может, съездить к колдунье?
— Поезжай, — согласилась я.