Затем она вышла из комнаты, ничего не сказав, лишь слегка улыбаясь, как бывало каждый раз, когда малыш толкался у нее в утробе. Выйдя от мужа, она тут же поднялась в апартаменты отца.
Было десять часов утра.
Как только г-н Перикур по стуку в дверь понял, что пришла его дочь, он поднялся, чтобы открыть ей, поцеловал в лоб, улыбнулся при виде ее живота: все по-прежнему в порядке? Мадлен скорчила рожицу: чувствую себя более или менее…
– Папа, пожалуйста, прими Анри, – обратилась она к отцу. – У него возникли проблемы.
При одном упоминании имени зятя г-н Перикур непроизвольно выпрямился:
– А сам он не может решить свои проблемы? Что там еще случилось?
Мадлен знала о трудностях Анри больше, чем тот себе представлял, но все же не настолько, чтобы просветить отца.
– Тот контракт с правительством…
– Опять?
В голосе г-на Перикура зазвучали стальные нотки – так бывало, когда он отстаивал принципиальную позицию, и в эти минуты манипулировать им было крайне сложно. Кремень.
– Я знаю, что ты его не любишь, папа, ты мне говорил.
Мадлен произносила это спокойно, даже с мягкой улыбкой, и поскольку она никогда ничего не просила, то спокойно выложила свой главный козырь:
– Я прошу тебя принять его, папа.
Ей не пришлось, как в других случаях, скрещивать руки на животе. Отец уже кивнул в знак согласия, ладно, скажи ему, пусть поднимется.
Г-н Перикур даже не стал притворяться, что работает, когда зять постучал в дверь. Анри видел, как тесть восседает за своим письменным столом, словно сам Господь Бог. Расстояние, отделявшее его от кресла для посетителей, казалось бесконечным. Анри собрался с последними силами. Сталкиваясь с трудностями, Анри напрягал свои силы, собирался с духом. Чем серьезнее было препятствие, тем более хищным он становился, готовый растерзать кого угодно. Но сегодня тот, с кем он с удовольствием разделался бы, был ему нужен. Эта необходимость подчиниться выводила его из себя.
С момента своего знакомства мужчины начали войну, заключавшуюся во взаимном презрении. Г-н Перикур довольствовался тем, что приветствовал своего зятя легким кивком, Анри отвечал ему тем же. С первой минуты их встречи каждый ждал того дня, когда сможет одержать верх над противником. Чаша весов склонялась поочередно то на одну, то на другую сторону. Вот Анри соблазняет его дочь, и тут же г-н Перикур вынуждает его подписать брачный контракт… Мадлен объявила отцу о своей беременности, когда они были наедине. Анри был лишен удовольствия лицезреть эту сцену, но он окончательно укрепил свои позиции. Ситуация, казалось, переменилась: трудности Анри когда-нибудь закончатся, а ребенок Мадлен будет всегда. И это будущее дитя заставляло г-на Перикура оказывать услуги Анри.
Последний вяло улыбнулся, словно читая мысли зятя.
– Да?.. – сдержанно произнес он.
– Не могли бы вы заступиться за меня перед главой пенсионного ведомства? – громко спросил Анри.
– Конечно, он мой близкий друг. – Г-н Перикур ненадолго задумался. – Он мне многим обязан. У него передо мной в какой-то мере личный долг. Старая история, но до сих пор может подпортить репутацию. Короче говоря, этот министр, так сказать, у меня в руках.
Анри не ожидал столь легкой победы. Его прогноз оказался еще точнее, чем он предполагал. Г-н Перикур невольно подтвердил его мысль, опустив взгляд на бювар.
– О чем речь?
– Так, пустяк. Дело в том…
– Если это пустяк, – оборвал его г-н Перикур, поднимая голову, – то зачем беспокоить министра? И меня?
Анри упивался этим мгновением. Противник собирался сражаться, хотел поставить его в затруднительное положение, но в конце концов ему все равно придется уступить. Если бы у него было время, он продлил бы этот приятный разговор, но дело было срочное.
– Нужно похоронить один рапорт. Он касается моих дел, там нет ни слова правды…
– Если он ложный, чего же вы боитесь?
Анри не смог подавить желание улыбнуться. Долго еще старик намерен сопротивляться? Его что, надо хорошенько стукнуть по голове, чтобы он заткнулся и начал действовать?
– Там все очень запутанно, – ответил он.
– И что же?
– И я прошу вас вмешаться, поговорить с министром, чтобы он замял это дело. Я, со своей стороны, сделаю так, чтобы вопросы, затронутые в отчете, больше не возникали. Это небольшая оплошность, только и всего.
Г-н Перикур молчал, пристально глядя в глаза зятю, будто бы говоря: это все?
– Только и всего, – заверил Анри. – Даю вам слово.
– Ах, ваше слово…
Улыбка сползла с губ Анри: старик начинал его бесить своими замечаниями! У него что, есть выбор? Его дочь глубоко беременна. Неужели он хочет разорить своего внука? Что за шутки! Прадель пошел на последнюю уступку:
– Прошу вас об этом от своего имени и от имени вашей дочери…
– Прошу не вмешивать мою дочь в ваши делишки!
Ну все, решил Анри, с него довольно.
– Однако речь именно об этом! О моей репутации, о моих делах, а значит, и о добром имени вашей дочери и о будущем вашего в…
Г-н Перикур тоже мог бы повысить голос. Вместо этого он тихонько постучал ногтем указательного пальца по бювару. Раздался легкий сухой звук, как будто учитель призывал к порядку рассеянного ученика. Г-н Перикур держался очень спокойно, голос его был беспристрастен, ни тени улыбки.
– Речь идет только о вас, господин Прадель, и больше ни о чем, – произнес он.
Анри почувствовал, как его охватывает чувство тревоги, но, как он ни прикидывал, он не мог понять, каким образом его тесть мог остаться в стороне. Неужели он способен отступиться от собственной дочери?
– Меня уже уведомили о ваших проблемах. Возможно, даже раньше, чем вас.
Такое начало показалось Анри добрым знаком. Если Перикур надеялся его унизить, значит он готов сдаться.
– Меня это нисколько не удивило, я всегда знал, что вы подлец. Правда, дворянского происхождения, но это ничего не меняет. Вы бессовестный человек, неимоверно алчный, и я уверен, что вы очень плохо кончите.
Анри сделал вид, что собирается встать и уйти.
– Нет-нет, молодой человек, послушайте. Я был готов к вашему демаршу, я много думал, и вот как я вижу эту ситуацию. Через несколько дней министру представят на рассмотрение ваше дело, он узнает обо всех рапортах, касающихся ваших делишек, и аннулирует все ваши договоры с государством.
Уже не столь торжествующий, как в начале беседы, Анри в смятении уставился в пространство – так смотрят на дом, который рушится под натиском стихии. Этот дом был его собственным, это была его жизнь.
– Вы жульничали с договорами, касающимися коллективной собственности. Начнется расследование, в ходе которого выяснится сумма материального ущерба, нанесенного государству, и вам придется его возместить из своих личных сбережений. Если вы не располагаете необходимыми средствами – а согласно моим подсчетам, так оно и есть, – вы будете вынуждены просить о помощи вашу супругу, но я этому воспрепятствую, так как юридически имею на это право. Тогда вам придется продать ваше фамильное имение. Впрочем, оно вам уже не понадобится, поскольку правительство передаст ваше дело в суд и, чтобы себя обезопасить, будет вынуждено выступить в качестве потерпевшей стороны в судебном деле, которое ассоциации ветеранов войны и их семей обязательно возбудят против вас. И вы окажетесь в тюрьме.
Если Анри и решился на демарш в отношении старика, так это потому, что знал о своем щекотливом положении, но то, что он услышал, представляло дело в куда худшем свете. Неприятности обрушивались на него с такой скоростью, что у него не было времени среагировать. И тут у него закралось сомнение.
– А не вы ли?..
Если бы у него под рукой оказался пистолет, он не стал бы дожидаться ответа.
– Нет, с чего вы взяли? Вы попали в переплет без посторонней помощи. Мадлен попросила меня принять вас, и я вас принял, чтобы сказать следующее: ни она, ни я впредь не желаем быть замешанными в ваши дела. Она захотела выйти за вас, что ж, пусть, но вы не увлечете ее за собой, за этим я прослежу. Что касается меня, можете хоть сдохнуть, я и пальцем не шевельну.
– Так вы хотите войны, да?! – взревел Анри.
– Никогда не кричите в моем присутствии, молодой человек.
Не дожидаясь окончания фразы, Анри вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. От этого звука весь дом должен был заходить ходуном. Увы, эффект не удался. Дверь в кабинет была снабжена специальным пневматическим механизмом, благодаря которому она закрывалась медленными рывками: пуф… пуф… пуф.
Анри уже был на первом этаже, когда она наконец закрылась с приглушенным звуком.
Г-н Перикур остался сидеть в прежней позе за письменным столом.
