Небольшая пауза.
Он пытается осмыслить происходящее. Пытается это переварить. Его подбородок — тоже.
— Нет, этого не может быть, — чавкая, произносит Дмитрий Валентинович.
Дмитрий Валентинович — мой психотерапевт. Один из самых лучших в городе. Он работает в собственной частной клинике. Надо же так сильно любить своё дело, чтобы, имея собственную клинику, работать в ней самому.
Кажется, он не может поверить в услышанное.
Кусок лазаньи уже сполз ему на грудь. Прямо на белую рубашку. Часть даже попала в нагрудный карман. Похоже, немного еды он унесёт сегодня домой.
Пожелаем ему приятного аппетита.
— Как так?! — сказал он. Уже настолько громко, что даже люди за соседними столиками начали на нас оглядываться. Оглядываться и смотреть как на дебилов. А что они ещё могут подумать, видя молодую девушку и шокированного сорокалетнего мужика? Ясное дело, что он мой отец, а я — его дочь, и я только что сообщила ему нечто вроде «Папа, я беременна от Васи». Или от Пети. Или от какого-нибудь Абдуллы, что ещё хуже. Да, точно, наверняка они подумали что-то в этом роде.
Он снова повторяет:
— Твою мать! — он уже почти сорвался на крик.
Он со всей дури бьёт кулаком по столу.
Мне становится неудобно. Мы сидим в дорогом ресторане в центре Москвы, на Тверском бульваре. Публика здесь водится соответствующая ценам заведения — пафоснее и аристократичнее некуда. И тут — такой оазис простолюдия среди королевского величия. Окружающие возмущены, а мне стыдно. А Дмитрию Валентиновичу, кажется, всё равно.
Ему плохо.
Я вывела из себя психотерапевта.
Надеюсь, кто-нибудь поставит мне за это памятник.
Или даст награду. Например, «самому неизлечимому пациенту».
Или: «самому заразному шизофренику».
Или: «укротительнице психотерапевтов».
В общем, что-то в этом роде.
Додумайте сами.
С дальнего угла ресторана к нам уже потянулся официант. Такой красивый парень, лет под тридцать, высокий, темноволосый, в белой рубашке и чёрных брюках, отглаженных так, что, кажется, о стрелки можно порезаться. У него большие красивые глаза, волевой подбородок, широкие плечи. Мой типаж, как говорят. Я бы с ним переспала. Прямо сейчас. Если бы не мужик, который сидит напротив меня, кормит свой подбородок и шмотки лазаньей, орёт и стучит кулаком по столу. Официант подходит и спрашивает:
— Позвольте поинтересоваться, у вас всё в порядке?
Я говорю:
— Да-да, всё хорошо. Мы позовём, если понадобитесь.
А Дмитрий Валентинович говорит:
— Принесите счёт.
Как, уже?
Ненадолго же его хватило.
Я спрашиваю:
— А как же наш сеанс?
— На хер сеанс! Сеанс окончен. И этот сеанс был последним. Больше не звони и не приходи. Считай, что ты здорова. Потому что таких, как ты, лечить бесполезно.
Вот какой ответ я получила. От своего лечащего врача.
Он резко встаёт из-за стола. Скидывает полотенце, лежавшее у него на коленях, на стол. Прямо в тарелку с лазаньей, часть которой как раз сейчас у него на подбородке, на рубашке и в нагрудном кармане. Он достаёт из внутреннего кармана своего белого пиджака бумажник, вытаскивает и кладёт на стол несколько тысячерублёвых купюр. Разворачивается и собирается уйти.
Я — гениальный провокатор. Надо этим воспользоваться. Надо это ему показать.
Я говорю:
— А за вас, думаю, и браться не стоит. Безнадёга.
Вы когда-нибудь были на корриде? Там, где безбашенные парни дразнят бешеных быков?
Я не была.
Но как-то видела по телевизору.
Так вот, сейчас, кажется, я попала в шкуру матадора. Зря я это ему сказала.
Рожа психа-терапевта из нервно-возмущённо-недоумевающей вдруг превращается в свирепую. Он весь покраснел. Я бы даже сказала, побагровел. Я не шучу, он действительно очень похож сейчас на быка. Такого бешеного, готового порвать меня на куски. Только дай ему до меня добраться. До моего лица. До моего тела.
Да поможет мне официант.
Дмитрий Валентинович хватает со стола сахарницу. Сахарница полная, а значит, это дурной знак. Её острый конец и вес с полкило могут изрядно попортить мне лицо.
Да поможет мне официант.
Я словно в замедленной съёмке наблюдаю, как мой лечащий врач порывается испортить моё лицо. Я вижу, как он заносит руку. Вижу, как задирается плечо на его пиджаке. Вижу, как рот кривится в зверином оскале.
Охотник.
Зверь.
Животное.
Вот она, истинная человеческая сущность.
Да поможет мне официант.
Аминь.
И вдруг Дмитрий Валентинович поник. Руки опустились. Сахарница падает на пол, орошая его крупинками сахара. Маленькими частичками чего-то там.
Из его глаз начинают течь слёзы.
Он подходит ближе к столу.
Официант ничего не понимает.
Я — тоже.
Крылов садится за стол.
Я, понимая, что битва титанов сегодня не состоится, следую его примеру.
Доктор сквозь слёзы говорит:
— Вика, ты знаешь, кто я?
Раньше он никогда не обращался ко мне на ты.
Я говорю:
— Кто? Надеюсь, не серийный убийца собственных пациентов?
Я вижу, как у него дрожат руки. Я уже знаю, что это адреналин.
Может, он вор?
Вставьте здесь раскатистый смех.
Кажется, он не оценил мой юмор. Во всяком случае, лицо его — серьёзнее некуда. Ну, если не считать того, что всё оно в слезах и измазано лазаньей.
Дмитрий Валентинович говорит:
— Я твой отец.
Шок.
Кто?
Он?
Мой отец?
Не может быть!
Ловите момент.
Я говорю: что вы сказали?
— Ты всё слышала. Сначала я не был в этом уверен. Но когда ты появилась впервые, у меня возникло какое-то странное ощущение. Целый год я жил в ощущении, что что-то не сделал. Что рано или поздно это должно произойти. И вот, когда появилась ты, я понял: это как раз то, что должно произойти.
Ничего не понимаю.
Дмитрий Валентинович ещё пару раз всхлипнул. А потом продолжил:
— Я долго пытался выяснить, моя ты дочь или нет. Сначала было много сомнений, тем более, у нас с тобой разные фамилии и ты ничего не помнила. Потом я сдал твою кровь, которую должны были тестировать на наличие алкоголя и наркотиков, и волосы, что остались после тебя у меня в кабинете, на анализ ДНК.
Дмитрий Валентинович попытался вытереть слёзы. Получилось у него плохо: он ещё больше размазал по лицу кусочки лазаньи, остававшиеся на подбородке.
Весёлая сцена.
Я обнаруживаю, что сама потеряла дар речи. Как тогда, когда меня вскрыл Женя. И кинул, на прощание хлопнув дверью.
Вставьте здесь ещё несколько всхлипываний моего психа-аналитика.
А здесь — выражение полнейшего недоумения на моём лице.
Доктор продолжает:
— Анализ показал, что ты действительно моя дочь.
Он достал из своей сумки какую-то прозрачную папку с бумагами. И положил её на стол, прямо передо мной. Внутри папки виден заголовок, написанный крупными буквами: «АНАЛИЗ ДНК».
Похоже, это доказательства.
Значит, передо мной сейчас сидит папа. Папа, который меня бросил. Бросил потому, что я была уродом, как мне рассказывала мама.
Даже не знаю, что и думать.
Вот это встреча.
Чувствую себя героем телепередачи «Жди меня».
Да, точно.
«Жди меня».
Только, похоже, я его не ждала.
И почему-то нет ни телекамер, ни ведущего.
Или это не программа «Жди меня», а некий гибрид программ «Жди меня» и «Скрытая камера»? Как же можно назвать такое реалити-шоу? Не знаю. Ничего не приходит в голову.
Додумайте сами.
И что мне теперь делать?
Человек, который мне помог всё вспомнить, случайно оказался моим отцом.
Реалити-шоу: «Жди сюрпризов».
Или не случайно? Может, так было предначертано?
Не знаю.
И не хочу знать.
Дмитрий Валентинович продолжает:
— И это ещё не всё. Я зарегистрирован на «Привете».
Всё ещё всхлипывая, он говорит:
— Я — тот самый «Диверсант» с «Привета».
Охренеть.
Воистину, в Интернете можно всё.
Кажется, официант не в теме. Если честно, я немного тоже.
Представляю, кстати, что сейчас может подумать официант. Какие-то отцы и дети, «Диверсанты» и «Приветы»… Похоже, ему кажется, что мы действительно «с приветом».
Впрочем, он не так далёк от истины.
А ведь права я была, предполагая за окружающих, что я и Крылов — это дочь и отец. Только я вовсе не беременна. Но итог оказался хуже. Или лучше?
Всегда могло оказаться хуже, чем есть, сказал бы доктор.
Крылов встаёт и говорит:
— Вика, мне недолго осталось жить. Ой как недолго. Я ни к чему тебя не обязываю. Это очень хорошо, что ты жива и здорова. Очень хорошо, что ты выросла красивой и умной девочкой. Я смотрю на тебя и думаю, что зря я тогда всё-таки ушёл. Но это — уже мои проблемы. Никак не твои.
Я промычала что-то в ответ. Это всё, что я смогла сделать.
