— Не надо вешать нос, мэм, — утешал Салли Тед на свой грубовато-добродушный лад. — Морри еще явится к вам в один прекрасный день с набитыми золотом карманами.
— А я и не вешаю нос, — спокойно ответила Салли, не отрывая глаз от Дика, спавшего у нее на коленях.
Салли замечала, что она все реже и реже думает о Моррисе, с тех пор как у нее родился сын. Мысли ее были заполнены ребенком — всеми его повседневными, повсечасными нуждами, да еще думами о том, как ей прокормить его, когда он подрастет. Ей придется немедля снова открыть столовую. В последние месяцы перед рождением Дика Салли удалось отложить немного денег, и у нее сохранились еще кое-какие сбережения, но их хватит ненадолго. И Салли говорила себе, что отныне она всегда должна зарабатывать столько, чтобы хватило и на нее и на ребенка.
У нее было такое чувство, будто Моррис потерял свои права на сына. Он не приехал, чтобы разделить с ней ее радость, когда она носила ребенка. Его не было с ней, чтобы разделить ее тревогу и страдания, когда она рожала ему сына. Тем самым Моррис как бы отрекся от него, Дик принадлежит только ей, и на ней одной лежит ответственность за то, что она произвела его на свет.
Калгурла исчезла в то утро, когда родился Дик. Всю ночь Салли ощущала ее возле себя: видела высокую темную фигуру, неслышно двигавшуюся по комнате, слышала тихие односложные возгласы, которыми Калгурла старалась ее подбодрить. Миссис Моллой говорила, что, должно быть, сам бог послал им Калгурлу, — так хорошо помогала она при родах, так быстро и вместе с тем осторожно и неторопливо делала все, что ей говорили. Она вымыла и спеленала Дика, пока миссис Моллой ухаживала за Салли. Но утром Калгурла исчезла, и с тех пор никто ее не видел.
— Когда вернется Калгурла, мы с ней снова откроем столовую, — сказала Салли Теду Моллой. Салли не сомневалась, что Калгурла вернется.
— Ну, ну, милочка, подождите взваливать на себя такую обузу. Не к чему вам надрываться из-за денег, — ворчала миссис Моллой. — Ребята всегда позаботятся о вас. И на кой шут это нужно, когда Тед сейчас прилично зарабатывает. Господи помилуй, да мы так радовались и гордились, что вы погостили у нас недельку и мы помогли вам произвести на свет его высокородие. Вон смотрите, смотрите, как он улыбается своей тетке Терезе!
Вечером пришли старатели приветствовать молодого Гауга, как они торжественно объявили. Эли объяснил Салли, что ребята никак не могли решить, какой купить Дику подарок. Но так как он — настоящее дитя прииска, то они собрали немного золота, чтобы Салли сама купила ему что нужно. И Эли протянул ей новенький замшевый мешочек.
Все они клялись и божились, что Дик просто красавец и как две капли воды похож на Морриса. Салли отлично понимала, что ее первенец — жалкий, тщедушный заморыш, но она твердо решила, что сделает все, чтобы он вырос красивым и сильным.
Все наперебой рассказывали ей новости, словно она была в отлучке, по меньшей мере, полгода. В Хэннане жизнь бьет ключом. Рудники продаются и перепродаются по бешеным ценам; дороги забиты караванами с новым оборудованием; оно прибывает в Хэннан каждый день, и для разгрузки не хватает рабочих рук, а в Южном Кресте, по словам Джека Первый Сорт, оборудования навалили целые горы — вывозить не на чем. Впрочем, скоро железная дорога дойдет до Кулгарди, и уже все говорят о том, какие торжества будут там устроены по случаю открытия.
По словам подрядчиков, через несколько месяцев дорогу доведут и до Хэннана, и ходят слухи, что поселок будет переименован в город Калгурли или Калгулари — так туземцы называют это место. Пока что новые магазины и трактиры открываются один за другим. Старые лачуги, в которых помещалась почта и контора инспектора, сносятся, и на их месте воздвигаются настоящие дома из песчаника. Через год в городе проведут электричество. К востоку от Хэннана правительство установило опреснители на буровой скважине. И уже готовится постановление о проведении водопровода.
А Фриско стал важной персоной в Лондоне. Он теперь мистер Франсиско Хосе де Морфэ, с вашего позволения; якшается с лордом Перси Дугласом, создает акционерные предприятия, дает интервью репортерам и утверждает, что Хэннан — центр крупнейших в мире месторождений золота.
Олф Брайрли получил место на руднике Мидас и строит себе дом. Ну да, его назначили управляющим, и он сейчас со дня на день ждет к себе свою женку. Но неужто миссис Гауг ничего не слышала? Подумать только! У миссис Брайрли родился ребеночек. Дочка. И Олф напился на радостях как сукин сын.
Не часто случалось Олфу Брайрли хватить через край, но он, говорят, чуть не спятил, когда получил телеграмму: «Поздравляем прелестной дочуркой. И мама и дочка здоровы». Носился с этой телеграммой по всему прииску и показывал ее каждому встречному и поперечному. Ну и, конечно, напоил всех в дым. Он ведь теперь управляющий, и надо сказать, что и тут не ударил в грязь лицом — выкатил рудокопам целую бочку пива.
Динни был на разведке, но Олф послал туземца разыскать его и сообщить великую новость.
— А не слышал ли кто-нибудь, где Моррис? — спросила Салли. — Я написала ему про Дика в Лейк-Дарлот, но Тед Моллой говорит, что они с Коном ушли дальше, к Блэк-Рэйнджу.
Наступило неловкое молчание. Дурные вести приходили о походе в Блэк-Рэйндж, но никому не хотелось передавать их миссис Гауг. Потом все вдруг заговорили разом:
— Да, верно, Моррис не получил вашего письма, мэм.
— От Дарлота до Блэк-Рэйнджа добрых сто миль, а то и больше.
— Ничего, ничего, зато уже когда он явится сюда, ему будет чем похвастать.
— Да уж будьте покойны — примчится, как только узнает про наследника.
А на следующий день пришел Олф и принес Салли апельсинов и лимонов. Олф сиял: он был счастлив и горд и своей дочкой, и своей Лорой, и своим новым домом. Дом был уже почти готов, с двумя верандами, спереди и сзади, и ванной комнатой; а на дверях — сетки от мух. Все это стоит бешеных денег — и рабочие руки и транспорт, — жаловался Олф, а что касается строительных материалов, тут уж скажи спасибо, что достал, о цене даже спрашивать не приходится. Но Лора должна жить со всем комфортом, какой только можно создать на прииске; служба на руднике Мидас дала ему возможность сколотить немного денег и довольно быстро построить дом.
Прошло еще несколько дней, и как-то раз Салли с удивлением увидела, что к ее палатке направляется молодая особа в белом муслиновом платье и широкополой шляпке, отделанной по краям белым муслиновым рюшем. Можно было подумать, что она сошла с картины Дана Гибсона, чтобы прогуляться по пыльной дороге меж побуревших от пыли палаток.
Салли не сразу узнала Вайолет О’Брайен — так непохожа была эта нарядная девушка на скромную официантку из трактира Джиотти. Только глаза были те же — синие-синие, — и в них по-прежнему таилась какая-то невеселая дума. На губах Вайолет играла улыбка, словно ей самой было немножко смешно, что она так разоделась.
— Вайолет! Неужели это вы? — воскликнула Салли, идя ей навстречу.
— Я и сама себе не верю, — сказала Вайолет. — Вот узнала, что вы здесь, миссис Гауг, и захотелось проведать вас перед отъездом. — Глаза ее загорелись. — Да, да, я уезжаю в Мельбурн учиться пению. Отец вернулся недели две назад. Напал на хорошее местечко там на севере и продал его за десять тысяч фунтов. Вернее — это его доля.
— Как я рада! — Салли так взволновалась и обрадовалась, словно это ей привалило наконец счастье. — Значит, такие чудеса случаются не только в сказках!
Вайолет задумчиво кивнула головой; она, казалось, все еще не могла поверить, что ее мечты сбылись.
— Правда, на сказку похоже? Конечно, мне жаль оставлять маму и малышей. Но ведь такой случай — я мечтала о нем всю жизнь. И отец говорит, что я это заслужила. Он очень гордится мной, не хочет, чтобы я застряла здесь на всю жизнь, вышла замуж за какого-нибудь рудокопа или старателя и народила ему с полдюжины детей.
— У меня пока только один, но я ничего против него не имею, — рассмеялась Салли.
Она подвела Вайолет к ящику, в котором спал Дик, и, подняв кисею, защищавшую его от мух, показала свое сокровище.
— Он маленький и тщедушный, верно? Но я так счастлива, что он тут, со мной!
Но Вайолет успела перевидать на своем веку слишком много младенцев, чтобы приходить от них в восторг.
— Может быть, это хорошо для вас, — сказала она решительно, — но я хочу быть певицей. И надеюсь, что больше никогда ни в кого не влюблюсь и не стану так убиваться, как из-за Чарли…
— Да, это было большое горе для вас, — участливо сказала Салли. — Но теперь счастье вам улыбнулось, и я надеюсь, что все будет хорошо. Вы молоды и красивы, Вайолет, у вас есть характер, и вы добьетесь своего.
— Вы, правда, так думаете? Вы в самом деле думаете, что мне удастся вырваться отсюда? — Вайолет обвела глазами мертвую, выжженную солнцем землю и разбросанные кругом убогие палатки, словно боясь чего-то, что могло удержать ее здесь, помешать ей осуществить свою мечту. — Я все говорю себе, что ни за что не вернусь сюда. А потом, как подумаю, — вдруг папа просадит все деньги?.. У него уже бывало так: разбогатеет и тут же спустит все до последнего шиллинга.