— Но имела в виду.
— Вряд ли. Твоя жизнь вне наших свиданий…
— …только моя?
Но разве такое возможно, если она все время рядом? Как можно принять решение, если знаешь, что существует третья сила, оберегающая тебя от неверного шага? Недавно я выскочил на улицу дез Эколь, пытаясь поймать такси, и не заметил, что оказался на пути мотоциклиста. За две секунды до верного наезда мотоцикл резко вильнул сторону, как будто неведомая сила отвела его от меня. Парень упал, но не пострадал. Когда прибывший коп спросил его, намеренно ли он совершил свой маневр, избегая столкновения, он с уверенностью сказал, что кто-то толкнул его.
— Вы видели, что его толкнули? — спросил меня коп.
Я замотал головой.
На следующий день, chez Маргит,[159] я сказал:
— Спасибо, что спасла меня вчера.
— Разве тебе в детстве не говорили, что при переходе улицы надо смотреть по сторонам?
— Если бы он сбил меня, это стало бы для меня уроком.
— Если бы он сбил тебя, ты был бы на том свете. То, что он тебя не сбил, тоже должно стать для тебя уроком.
— Как здорово иметь волшебницу крестную, — пошутил я.
— Как здорово, когда тебя ценят. Все еще работаешь над книгой?
— Разве ты не читаешь ее, пока я пишу?
— У тебя нет доказательств. Но меня беспокоит, ты работаешь допоздна.
— Мне не нужно много сна.
— Позволь тебя поправить: тебе не удается выспаться вволю, в то время как сон тебе необходим.
Как можно спать, зная, что за тобой постоянно наблюдают?
— Я в порядке.
— Тебе следует начать снова принимать те таблетки.
Они не помогут. Потому что мне не будет покоя, пока ты присутствуешь в моей жизни.
— От них было мало толку.
— Сходи к врачу и попроси, чтобы прописал что-то более действенное.
— Я в порядке.
— Ты ненавидишь это. Нас.
— Говорю же тебе: я в порядке.
— Ты приспособишься. Потому что тебе придется это сделать. У тебя нет выбора.
Но я все-таки тешил себя надеждой, что у меня есть выбор — во всяком случае, в часы, свободные от наших встреч. Вскоре после этого разговора я отправился в джаз-клуб на улице де Ломбар и в баре разговорился с соотечественницей по имени Рейчел, привлекательной женщиной лет сорока, одинокой, сотрудницей какого-то фонда в Бостоне. Она была одна в Париже, куда приехала на длинный уик-энд («Работа такая сумасшедшая, что удалось выкроить лишь несколько выходных»). Мы проболтали часа три, по очереди угощая друг друга выпивкой. Около двух ночи, когда клуб уже закрывался, она взяла меня за руку и сказала, что ее отель в пяти минутах ходьбы.
Все было очень приятно и довольно романтично. Мне нужно было рано вставать на работу. Рейчел обняла меня в постели и сказала:
— Какая удача, что я встретила тебя. И, если ты свободен сегодня вечером…
— Я свободен.
Она улыбнулась и поцеловала меня.
— Ты скрасил мое одиночество.
А она — мое. Рядом с ней я пребывал в состоянии восторженного изнеможения и все думал, какая она умная и очаровательная, эта Рейчел, и как приятно снова желать женщину и чувствовать себя желанным.
Я вернулся к ней в отель, как договаривались, в семь вечера, с бутылкой шампанского. Но, когда я попросил портье позвонить ей в номер, он поинтересовался:
— Вы мсье Рикс?
Я кивнул.
— Боюсь, мадам съехала. У нее в семье кто-то умер. Она оставила вам это.
Портье вручил мне конверт. В нем была записки, торопливым почерком написанная на гостиничной бумаге.
«Мой дорогой Гарри!
Только что узнала, что сегодня утром скончалась моя мать. Все очень неожиданно и ужасно. Мне так понравилась наша ночь вместе. Если когда-нибудь будешь в Бостоне…»
В конце был указан номер ее телефона.
Я скомкал записку и отдал шампанское портье, сказав, что оно мне больше не пригодится.
Если когда-нибудь будешь в Бостоне…
Рейчел, я бы пулей примчался к тебе в Бостон — только на сорок восемь часов. Потому что большего не могу себе позволить.
— Это ты убила ее мать? — спросил я Маргит на следующий день.
— Ей уже было восемьдесят. В таком возрасте внезапная остановка сердца…
— Значит, если я снова встречусь с какой-нибудь женщиной…
— Будем надеяться, что она не потеряет мать так неожиданно.
— И не попадет под автобус. Ты ведь любишь дорожные происшествия, не так ли? Именно такой способ ты предпочитаешь для сведения счетов.
— У тебя нет доказательств.
— Как всегда.
— Увидимся через три дня, Гарри. И, кто знает, может тебя ждет приятный сюрприз.
Сюрприз случился тем же вечером, до полуночи. Я был дома, работал над книгой, когда зазвонил телефон. Я снял трубку.
— Папа?
Трубка задрожала у меня в руке.
— Меган?
— Решила позвонить тебе и сказать: привет!
Мы проговорили минут двадцать. Я не касался того, что произошло в последние десять месяцев. Она тоже, наш разговор был слегка напряженным, натянутым. Дочь рассказала про аварию, про школу, сказала, что мама до сих пор без работы, а сама она плохо спит и все время боится всякой ерунды.
— Этот психолог в школе — ну, он скорее психиатр — говорит: «Мы все боимся всякой ерунды».
— Он прав, — сказал я. — Так оно и есть.
Потом она сказала, что ей пора идти.
— Но, может, я позвоню тебе на следующей неделе.
— Было бы здорово, — ответил я.
— Круто. Тогда пока, папа.
После разговора с Меган я долго сидел за рабочим столом, тяжело дыша и глотая слезы. Уже потом мне пришло в голову: не Маргит ли подстроила это? Может это и есть тот «приятный сюрприз», о котором она говорила?
У тебя нет доказательств…
Но доказательства были.
У инспектора Кутара тоже были доказательства. Мой лэптоп. Все еще хранившийся в commissariat do pollice Десятого округа. За неделю до Рождества Кутар позвонил мне в институт и сообщил, что я могу прийти и забрать компьютер.
Я явился в тот же день. Инспектор был все в той же замызганной куртке, в которой допрашивал меня в первый день нашего знакомства. Его стол был по-прежнему завален бумагами, пепельница переполнена окурками, а в уголке рта торчала неизменная сигарета,
— Как вы узнали, что я преподаю в Американском институте? — спросил я.
— Я же детектив. И я также знаю, что теперь у вас есть carte de sejour и новый адрес в Пятом округе. Я рад, вы вернулись в наш мир, так-то оно лучше.
— Да… я тоже так думаю.
— Что ж, нам больше не нужна ваша вещь, — сказал он, кивая на лэптоп, стоявший на краешке стола. — Сезер и его сообщники все еще под стражей. Их будут судить за убийство Омара и все остальные преступления. Суд состоится в феврале. То, что их приговорят, — дело решенное. Доказательства неопровержимые…
Потому что она знает, как подбрасывать неопровержимые доказательства.
— Во всяком случае, — сказал он, постучав по лэптопу, — теперь вы можете вернуться к работе над своим романом.
— Я отказался от этой затеи.
— Но почему?
— Вы сами знаете почему. Он был не слишком хорош.
— Я этого не говорил.
— А я и не говорю, что это вы сказали.
— Но вы ведь не отказались от писательства?
— Нет, я работаю над другой книгой.
— Новый роман? — спросил он.
— Документальный… хотя многие решат иначе.
Я видел, что он с трудом пытается уловить мою мысль.
— А ваша… подруга — женщина из Пятого округа… Вы все еще видитесь с ней?
— Раз в три дня, строго по расписанию.
Кутар удивленно вскинул брови, покачал головой. Он затушил сигарету, тут же закурил новую и долго дымил ею, изучая меня с профессиональным интересом.
— Вас действительно преследует призрак, monsieur, — наконец произнес он.
Виновный по всем пунктам обвинения.
Очевидно. — Здесь и далее пер. с фр.
Семь дней. Комната будет готова не раньше трех часов пополудни.
Прошу прощения, но… эээ… я не совсем понял…
В три часа, мсье.
Понятия не имею.
Закрыто на Рождество.
