Так оно и вышло. Но для переезда она была еще слишком беспомощна. Кто-то должен был ее сопровождать. А так далеко погоня за наследством все же не заходила. К тому же тщедушная Эжени не смогла бы управиться с весьма корпулентной дамой, скажем, при посадке в вагон. Начальник же департамента безвыходно сидел в присутствии. Поручение это было возложено на Зденко; уже приближалась троица, а следовательно, и каникулы. В общем-то, он был доволен: таким образом ему удастся разведать места, где ему предстоит провести лето.
Когда в троицын день он ехал с теткой через Земмеринг (в Вене при посадке в вагон, конечно же, помогали родители и горничная), госпожа фон Вукович пожелала пойти в вагон-ресторан, что и было сделано без особых усилий. После сытного обеда, во время которого она, можно сказать, почти одна выпила бутылку красного вина, к черному кофе еще заказала изрядную толику коньячку, тут уж и Зденко нельзя было отказаться.
Одним словом, он убедился, что она выпивоха, и тем самым лучше уразумел ее недомогания. Коньяк вряд ли можно рассматривать как противоревматическое средство, к тому же она, возможно, не так злоупотребляла им в присутствии родителей Зденко, а врачи были достаточно деликатны. Наконец тетушке Аде такое воздержание, видимо, наскучило, и она опять стала прикладываться к бутылочке.
Зденко по непонятной причине симпатизировал этой ее страсти, не потому, что сам был охоч до подобных противоревматических средств. Но он чувствовал, что на этой почве с ней проще будет столковаться без особых тягот и хитростей. Вдобавок пьяницы всегда гуманнее трезвенников. Они охотнее вступают в разговоры, а если уж они не в состоянии говорить, то это еще лучше.
Уже сейчас, когда озаренные солнцем дали и утесы на земмерингском участке дороги сменялись, мелькая в больших, слегка покачивающихся окнах вагона-ресторана, исчезла некая тревога из-за этой тетушки, которую еще несколько минут тому назад ощущал Зденко. Теперь он, что и говорить, все видел правильно; ибо позднее в Ванице в течение нескольких дней его пребывания там она оставалась невидимой, и лакей подавал обеды и ужины молодому господину, восседавшему за столом в полном одиночестве.
А сейчас, доставив тетушку из вагона-ресторана в купе (захватив еще и маленькую плоскую флягу), Зденко, а вместе с ним и старая дама уснули на своих удобных, мягких сиденьях. Юноше были непривычны, даже в малых дозах, противоревматические средства.
* * *
В Константинополе — вход в знаменитую гавань пассажиры «Кобры», собравшиеся в носовой части судна, встретили при самой пасмурной погоде к обоим нашим путешественникам, с их согласия, разумеется, примкнул доктор Харбах, так как они собирались в Будапешт; там жили Руссовы, и для него это было наиболее привлекательным моментом. Покуда оба наши господина занимались своими делами, он фланировал по городу. Главной целью был тогда Бухарест. Там они целый ряд дней провели, так сказать, в духе Гольвицера; доктор Харбах столовался в роскошнейших ресторанах, где гостям предлагалось сначала одобрить мясо или рыбу в сыром виде, затем посмотреть, как их жарят на противне.
Весьма характерно для данной ситуации, что Хвостик — так сказать, искоса поглядывая на Дональда, — охотно видел врача в его обществе, даже независимо от того, что разговоры с доктором Харбахом открыли для него много нового, а познавать, учиться хотел всегда наш Пепи, основное в его жизни было воспринимать. Кстати говоря, и врач уже кое-что знал о молодом англичанине, хотя при выходе из Бейрутской гавани он не заметил, как тот сунул в рот обгоревшую спичку вместо трубки, но заметил, как испуганно взглянула на Дональда старуха Крулов.
Белград, где они закончили свои дела с генеральным директором, инженером Восняком, принес Хвостику известное облегчение. Здесь наконец он мог высказать все, что касалось бр. Клейтонов, а значит, и его самого. В прохладной задней комнате конторы Мило в отеле на улице Короля Милана, где, само собой разумеется, они жили все трое, было выпито несколько бокалов вина, и, как это ни странно, под влиянием чужого воздуха Хвостикова сдержанность несколько поубавилась. Так Мило узнал, как в действительности обстоят дела сейчас, после того как занавес опустился.
Его точка зрения осталась незыблемой: поменьше осложнений и побольше пользы для Пепи. Прежде всего он порекомендовал: никакого вмешательства это, конечно, само собой разумелось — и еще добавил, что состояние, в каком находится Дональд, таит в себе бесчисленные неожиданности и опасности; Хвостику следует быть начеку, не обманываться гладкой и спокойной поверхностью. Надо полагать, Мило видел, что под этой поверхностью творится.
После этих поучений дней за десять до троицы они прибыли в Будапешт и остановились в «Британии». Доктор Харбах тотчас же отправился к Руссовым, тогда как Дональд и Хвостик продолжали деятельность dans la même branche и кстати познакомились с Путником и Гергейфи, с которыми им не удалось встретиться в прошлое свое пребывание здесь.
Что касается этого Гергейфи, то уже пора спросить, кто он, собственно, такой, независимо от его непосредственного и весьма живого участия в судьбе Ласло? Когда он наконец вышел из долгого оцепенения на проспекте Андраши перед памятником безымянному королевскому летописцу, он пересек широченную улицу и на другой стороне вошел в большое кафе, почти столь же пустынное, как и улица, видимо уже закрывавшееся. Но он еще успел выпить кофе. Винные пары улетучились. Он этого хотел. Тибор опять собрался в путь на улицу Дёрбентеи, где у него была маленькая, но весьма элегантная квартирка.
Он теперь стал очень похож на своего отца: тонкой фигуркой, походкой, худощавым лицом с резкими чертами. Даже пристрастие к крепким духам он делил с управляющим старика Глобуша, такое пристрастие было несколько неожиданно в столь экономном субъекте. Но Венгрия — это не Верхняя Австрия и не Нижняя Бавария. Тибор и наездником был превосходным, совсем как отец.
После долгих лет он однажды снова приехал в Мошон погостить у отца. На сей раз его обслуживали и баловали две старые женщины. Когда они были помоложе, он их едва замечал. Теперь они пришлись ему очень по вкусу своим добродушием и незлобивостью, и он спросил старика, откуда они, собственно, взялись.
— С улицы, — отвечал папаша Гергейфи, — бывшие потаскухи из Вены.
Лишь много позднее оказалось, что эта лаконичная справка стала играть известную роль в духовном хозяйстве Тибора Гергейфи: она была веществом, растворяющим его скепсис, который укладывался в одну-единственную фразу: «Если в чем-то не везет, значит, ни в чем не повезет». Приблизительно так.
* * *
В самом деле, если бы он мог незаметно сопровождать Марго в ее прогулках, это нашло бы свое подтверждение.
Например, в музей римских древностей за Швабенбергом.
Высокоцивилизованные люди во все времена пользовались не только комфортом (как то доказывает элегантная римская ванная комната в Альтенбургском музее в Германии), но и множеством всяких излишеств, и это вызывает куда больший интерес, чем великие творения прошлого, ибо это нам ближе. Тогда, как и нынче, существовала целая армия людей, которые выдумывали эти мелочи, производили их и распространяли среди населения. Древность в определенных областях жизни была на удивление необременительной (если не была до ужаса непристойной), ведь сохранились бесчисленные статуэтки, которые сегодня вряд ли кто решится открыто поставить у себя в комнате, так великолепно они сработаны. Границы допустимого у нас значительно сузились. Кажется, у римлян (и у римлянок?) излюбленной игрушкой была крошечных размеров обезьянка, которая развлекается на свой, обезьяний лад; существовали даже движущиеся статуэтки такого рода.
В музее за Швабенбергом подобные предметы были размещены в отдельной маленькой комнате, туда допускались только мужчины, если собрание музея осматривала компания, куда входили лица обоего пола. Как вел себя смотритель, статный мужчина, бывший фельдфебель, если приходили только дамы, было неизвестно. Марго, во всяком случае, являлась одна. Так что ей очень быстро и неоднократно представлялась возможность осмотреть все без исключения экспонаты.
Поэтому Гергейфи долго еще был не прав со своей абсурдной тезой: «Если в чем-то не везет, значит, ни в чем не повезет».
* * *
Руссовы немедленно дали большой ужин, в известной степени для доктора Харбаха и приехавших с ним господ, но в то же время и для la même branche; так или иначе, были приглашены Путники и Тибор.
Между тем стало очень жарко, и в столовой у Руссовых работало четыре вентилятора и распылитель хвойного экстракта.
Это было поистине благодеянием. Разумеется, Хвостик и Дональд не явились сюда потными, прямо из конторы, а успели переодеться в «Британии» и даже принять душ. Когда они спустились вниз, в холле гостиницы уже сидел доктор Харбах, такой же освеженный и в вечернем костюме.
