— Слушай, это все не важно… Мне интересно другое, — в критических ситуациях люди всегда открываются в новом свете, я никак не могу переварить узнанное. — Зачем же ты меня обманывал со сроками? Зачем вообще ты меня обманывал? — не переношу такую скрытность и недоверие. Это подло! Кидаюсь демонстрировать полную открытость на собственном примере. — Артур, я боюсь тебя. Понимаешь? Я тебя абсолютно не чувствую… Кто ты? Что на самом деле у тебя в мыслях? Я была уверена в какой-то миг, что знаю тебя, потом сомневалась, потом опять. Ты сам делаешь так, что тебе не хочется доверять. Сроки, эпопея с Лиличкой. И вообще, ты с такой легкостью меняешь свое «едем со мной», на «едь самостоятельно», будто я ничего не значу для тебя…
— Дура! — он отворачивается к окну и надолго замолкает. Я не столько обижена, сколько удивлена подобным обращением. Это настолько дико, что как-то даже странно воспринимать его всерьез…
— Да, осталось только полить друг друга последним словами, побить посуду и разойтись…
— Знаешь, сколько действующих писателей сейчас на самом деле являются фикцией? — Артур оборачивается с новыми силами. — Пишет штат наемников, идеи генерятся коллективно и после тщательного изучения первых текстов автора, имя которого уже раскручено. А сам автор где? Никто не знает. То ли по загородным виллам ошивается, ничего уже не соображая от наркоты и жизни растения, то ли вообще не существует в природе.
— Откуда ты можешь знать? — спрашиваю, не скрывая жалости.
— А я на тексты смотрю. По ним видно, что первые две-три книги живым человеком написаны, а продолжения — механизмами и технологиями… Узнаю почерк коллег, так сказать.
— Все смотрят на тексты, но никому никакого криминала за ними не видится… Ну, исписался автор, с кем не бывает…
— Не бывает! Талантливый человек все равно чувствуется… Слушай, — Артура вдруг осеняет, и он снова оживает, наполненный новыми планами. Щеки снова обретают нормальный цвет и печать трагедии слетает с его лица. Ощущение, что он сменил батарейки. — Давай сделаем так! Я уеду сейчас в любом случае. Но ты-то, ты-то можешь и подождать. Все взвесишь, обдумаешь, обговоришь — да, да, расскажи им все прямо, тогда они или в два голоса примутся убеждать тебя ехать ко мне, или проявят себя эгоистами, и ты в них тут же разочаруешься — обговоришь все со своими Люда-Мишами… Я уверен в верном твоем решении. Мы перенесем твой отъезд, просто отсрочим, да?
Врать не можется. Равно как и продолжать какие-либо разговоры. Он завтра уезжает. Он врал мне про неделю. А я-то, дура, так много на оставшиеся три дня запланировала… Он завтра уезжает насовсем, и это самое разумное, что может произойти между нами. По большому счету, всю нашу мистическую близость я выдумала. Артур никогда не был открыт, поступал сообразно своим технологиям и просчитывал исходы. По сути, между нам не произошло ничего выходящего за рамки его комбинирования… Хочется наорать, потрясти за плечи, влупить пощечину. Хочется добраться до его души и выкрикнуть ей в самые уши, что нельзя так поступать с людьми, нельзя играть там, где в тебя полностью верят, нельзя считать там, где отдаются без корысти, нельзя врать, даже если думаешь, что это «ложь во спасение»… Но докричаться все равно не удастся. А еще, еще хочется оставить ему в памяти что-то большое-большое и важное. Мне нечего дать, кроме самой себя.
Ничего не говорю, щелкаю пультом музыкального центра. Подхожу, сажусь на колени, дарю себя прощальную…
«Это все, что останется, после меня!/ Это все, что возьму я с собой!» — озвучивает «Чайф» наш долгий и какой-то предельно серьезный обмен чувствами. «Я не хочу его терять!» — мольбой к самой себе проносится в мыслях, в последний раз озвучивая наше взаимное проникновение…
Спустя шесть часов, когда я проснусь, Артура уже не будет рядом. Вероятно, навсегда.
* * *
Строительство, наконец, окончилось. Парадоксально, но тишина на вилле воцарилась именно в тот же день, когда стало ясно, что Сафо больше не придет. В памяти мгновенно всплыл давний разговор. Шуточный обмен ничего не значащими фразами оказался пророчеством…
— Сплошное идиотство! — морщилась Лилия, содрогаясь от очередных ударов строителей или отвратительного тонкого визга чего-то, похожего на пилу. Они с Сафо частенько проводили обеденный перерыв под деревьями возле бассейна. Теперь же, в связи с какими-то поломками, весь возможный на вилле отдых сводился к кратким перекурам на широком балконе. Закинув ноги на перила, Лилия небрежно сбрасывала пепел на кафель и лениво возмущалась окружающей гадостностью. Сафо сидела рядом, насмешливо глядя куда-то вдаль. В присутствии Лилиных ног Сафо явно проигрывала, поэтому отбрасывала вальяжность, эксплуатируя образ тихой, скромной и миленькой.
— Это из-за меня, — улыбалась каким-то своим внутренним мыслям Сафо, — Вокруг меня в последнее время все рушится.
— Но-но! — по долгу службы Лилия обязана была поддерживать в команде оптимизм. — Скоро они тут обновят все окончательно, и ломаться уже будет нечему! Тогда они перестанут стучать и воцарится блаженная райская тишина…
— Только не при мне, — не сдавалась Сонечка. — Ты же видишь, мне здесь не везет. Райская тишина снизойдет на эти земли не раньше, чем я покину их.
— Нет, милочка, — то ли с горечью, то ли с откровенной злобой прошептала Лиличка книжным страницам. — Само оно не рушится. Ты все рушишь! Собственноручно и бессмысленно.
Лиличка еще раз пробежала глазами по одной из последних страниц. Надо заметить, книгу она прочитала на одном дыхании. Не удивительно — каждое, сказанное в этом тексте слово, было вызовом.
— Мерзавка! — Лиличка внезапно расхохоталась. Красивое, загорелое лицо засверкало истеричным оскалом. — Талантливая, дрянная мерзавка! — немного успокоившись, Лиличка закурила, привычно откинулась в шезлонге и снова погрузилась в чтение. Реакции Геннадия она не боялась. Тот разозлится, конечно, но карать не станет. Разве что разыщет Сафо и тогда отыграется по полной. В принципе, проект даже не завален. Книга вышла, она бесспорно, будет продаваться. Правда, о Черубине в ней все как-то блекло и вскользь. Но все равно подогревает интерес масс… В голове Лилички все еще никак не могла уместится полная картина: «Выходит, Сафо работала над двумя книгами одновременно? А откуда она могла знать, что я не заговорю с помощниками напрямую? Ах, ну да, я ведь сама кричала о субординации…» — Нет, ну красиво ведь сработала! Ничего не скажешь…
Книга рассказывала о том, как Сафо разрывалась между правдой и договорными обязательствами, между обольщающим правдой Артуром (в книге «мистер А) и обманывающей на каждом шагу Лиличкой («сладкая N»), между желанием рассказать миру истину о погибшей подруге и тщеславием, не советующим признавать, что факты из предыдущей книги были плохо проверены… Заканчивалась книга письмом-эпилогом, адресованным… ну, конечно ей, Лиличке.
«Милая N», — писала Сафо (то есть на самом деле не Сафо, а Михаил с Людмилой по плану Сафо, и фамилии помощников честно указывались на титульном листе), — «Если ты сейчас читаешь это письмо, значит ты — в ярости. Что ж, у тебя есть к тому все основания. Ты ожидала совсем другого текста. Но, что ж поделаешь? Книга вышла, тираж (как ты и планировала для того, другого, задуманного тобой продолжения) серьезный, к тому же весь уже напечатанный и готовый к реализации. Ты проиграла, извини.
Не атакуй наших помощников. Как и планировалось, я давала наводки, а они — наращивали «мясо» на скелет текста. Их вины в случившемся нет, не вздумай вымещать зло. Не за что — они уверены были, что выполняют твои поручения, честно обрабатывая мои наброски. Им и в голову не приходило, что им я даю наброски одного текста, а тебе на отсмотр (не представляешь даже, как сложно было всегда держать в принтере нужные листы и не вызвать подозрения) отдаю другие — угодные тебе, наполненные подброшенными тобою лживыми фактами и Черубиной.
Удивляешься, как я все успела? Легко. Наброски, создаваемые для Помощников, не стоили мне никакого труда. Они — очень толковые ребята. Состряпали романтичную повесть на основе моих ежедневных дневниковых записей. Вышло именно так, как мне было нужно. На первый взгляд — история одной любви. А по сути, по всем сопровождающим нашу с мистером А эпопею фактам — это честная книга, разоблачающая всю ложь предыдущей. Мне очень хотелось написать правдивую повесть. После первой книги — особенно хотелось именно правдивую.
Единственное, в чем чувствую себя подлой — в том, как вела себя во время нашего отдыха. Улыбалась, смотрела в глаза, участвовала в созвонах с помощниками и уточнениях: «Отнесли на верстку? Отдали на корректуру? Запустили печать?! Ах, здорово!» Все это время Помощники, уверенные что хлопочут над одобренным тобой текстом, сами того не подозревая, выступали моими сообщниками. Впрочем, угрызения совести не должны мучить меня. Ведь ты врала мне — с такой же чистой преданностью в глазах, с такой же беззаботностью — ты врала мне все время нашей совместной работы. Я лишь отплатила тебе той же монетой. Ведь так?
