– Чья? – тут же выстрелил вопросом Сорокин, он уже все понял: этот одноухий не сам по себе, за ним есть кто-то весьма информированный и мощный.
Но одноухий не ответил. Он встал, собрал со стола фотографии и двинулся к выходу.
– Эй, в чем дело? – остановил его Сорокин.
– Я не работаю с любопытными. Пока!
И именно этим он понравился Сорокину.
– Стой! – окликнул он гостя. – Я тебя проверял. Садись, мы не договорили.
Мовчан поколебался, но все же вернулся на место и сел, сказав:
– Значит так, майор. В наше время чем меньше знаешь, чем дольше живешь. Ты понял?
– Я-то понял. Но у этих американцев «крыша» знаешь кто?
– Знаю. «Земстрой». Ни хрена – на каждую гайку есть болт с резьбой.
– Тут нужен крупный болт, – уточнил Сорокин.
– Я тебе сказал – с любопытными не работаю. Или ты идешь в долю, или другие найдутся. Кусок большой – бронированные «морсы»!
– Пятнадцать процентов, – сказал Сорокин.
– Десять, – жестко отрезал Мовчан, – и забыли об этом. К делу!
Дело они обговорили быстро и толково – запугать Винсента отправкой этих фото в Американское посольство и в газеты и приплести, что в России за аморалку можно упрятать в тюрьму на шесть лет. А, прижав Винсента, уже нетрудно будет договориться с его партнерами – что это за партнеры, если не могут обеспечить сталью и остальным барахлом?
Однако Винсент на фотках не прогнулся, раскричался, что он сам мафия. Конечно, это был понт – кто сегодня не врет, что он с мафией! А то, что Винсент не трухнул и не прогнулся, лишь подтверждало, по мнению одноухого, его «голубизну» – какой иностранец, кроме гомика, не боится компрометирующих фотографий с голыми бабами? И выходило, что делать его нужно на простом – на этом немом любовнике. А если окажется, что они не любовники – хрен с ним! Без механика, на котором весь бизнес держится, Винсент все равно работать не может.
Сорокин чувствовал, что, помимо делового интереса, за настырностью одноухого войти в «Рос-Ам сэйф уэй» есть что-то еще. Что-то личное – типа мести, что ли? Уж слишком хорошо знал этот Мовчан внутреннюю кухню фирмы. Но помня, что одноухий «не работает с любопытными», Сорокин не стал его выспрашивать. Тем паче что и у него самого были личные к «Рос-Ам» претензии – это была первая на его территории частная фирма, которая отказалась платить ему «за погоны».
Но одно дело – похитить какого-то иностранца, да еще немого механика, за которого никто и дергаться не будет, и совсем другое – стибрить ребенка у начальника «Земстроя», имеющего свою охранную службу. Тут одноухий перебрал, конечно. Но дело сделано и выхода нет – даже сдать одноухого уже нельзя, тут же откроется их сговор и партнерство. Так какого черта не отвечает его телефон?
Сорокин свернул с Садового кольца на Тверскую, извлек из кармана мобильный «Эриксон» и уже собрался набрать номер мовчановской «Моторолы», как вдруг громко рыкнул радиотелефон милицейской связи. Так, похоже, этот Брух все-таки подключил Петровку!
Он взял из клемм держателя трубку радиотелефона:
– Майор Сорокин!
– Сорокин? – сказал знакомый голос. – Это Машков. Не клади трубку, тут с тобой одна девушка поговорить хочет.
– Какая еще девушка?
Но вместо Сорокина ему тут же ответил детский голос:
– Алло, папочка! Ты уже отгадал кто говорит?
У Сорокина сердце упало в мошонку – его дочке было три года и два месяца.
– Да, Светик, я отгадал… – сказал он враз высохшим голосом.
– К нам дяди пришли. Много дядей. И принесли мне конфеты. Можно, я скушаю?
– Нет, Света, нет! Дай ему трубку!
– Алло, – объявился в трубке голос Машкова. – Ты все понял? Или хочешь еще с мамой своей поговорить?
– Я все понял, – обреченно сказал Сорокин. – Тогда давай наводку. Быстрей.
Но Сорокин еще молчал, считая варианты.
– Ты слышишь, Сорокин? – звучал голос в трубке. – Считаю до трех. Или ты говоришь, где они прячут пацана, или я даю конфету твоей дочке. Только имей в виду: конфеты с начинкой минутного действия! Я считаю: раз…
Сорокин вздохнул:
– Пиши. Мовчан Виктор Викторович. Кличка: «Скачок». Мобильный телефон:
974– 32-12. Это все, что я знаю, клянусь.
– Адрес? Группировка? Приметы?
– Ни адреса, ни группировки не знаю. Когда я просвечивал его на Петровке, кореш сказал, что на нем висело убийство, но потом кто-то сверху приказал все очистить.
– А приметы?
– А примета простая: одноухий.
– Еф-тать! Одноухий! – сокрушенно воскликнул Машков. – Значит, так, Сорокин! Дочку я твою забираю и мать твою тоже. Если хочешь их увидеть – дуй на Манежную площадь! Сразу! Но если ты, сука, по дороге предупредишь одноухого – все, ни мать, ни дочь не увидишь! Ты понял?
Самолет прибыл в Москву на двадцать минут раньше расписания, но Болотников и его телохранитель уже стояли при выходе из «гармошки» – коридора, ведущего от самолета на второй этаж аэровокзала. Рядом с ним дежурила сотрудница зала «ВИП» со списком особо важных пассажиров. Увидев Винсента, выходившего в числе первых с пассажирами салона первого класса, Болотников широко распахнул руки:
– Винсент! Welcome back! Как долетел? – и сказал сотруднице «ВИПа»: – Это мистер Феррано, он в списке.
– Ясно. Ваш паспорт и багажные квиточки, – попросила та у Винсента.
– Your passport and luggage tags, – тут же перевел ему Болотников, передал ей паспорт Винсента, его багажные квиточки и стодолларовую купюру.
– Ну зачем, Юрий Андреич? – смутилась она.
– Как зачем? За «ВИП»! – сказал Болотников, завернул купюру ей в ладошку и улыбнулся. Но глаза у него были тревожные и лицо невыспавшееся.
– Только по-быстрому, Валюша, мы спешим…
– Уже идем! – сотрудница «ВИПа» повела их и еще пару «very important» пассажиров в отдельный зал, где были мягкие кресла, буфет с горячим кофе, коньяком и бутербродами с икрой, а самое главное, где не было никакой очереди у окошка паспортного контроля.
В это время настойчивые телефонные звонки извлекли из ванной полковника Вету Ганько, помощника министра обороны. Завернув полотенцем мокрые волосы и закрыв дверь в спальню, чтобы не будить своего гостя, тридцатилетний полковник с высокой грудью взяла телефонную трубку:
– Слушаю.
– Вета Петровна? Доброе утро. Извините, что беспокою в такую рань. Это Георгий Брух, один из хозяев фирмы по бронированию «мерседесов». Вы звонили моему партнеру, но он иностранец и плохо понимает по-русски. Вот мое предложение. Мне срочно, сейчас нужны три вертолета с опознавателем цели по радиотелефонной связи. Всего на сорок минут! За каждый вертолет вы получаете по «мерседесу» и мой «линкольн» в придачу.
– Вы с ума сошли!
– Вета, посмотрите в окно. «Линкольн» уже стоит у вашего подъезда и там же водитель с ключами.
Сняв со стула мужской генеральский китель, Ганько набросила его на плечи и подошла к окну. Действительно, внизу, у подъезда ее семиэтажной элитки, стоял черный «линкольн», и возле него шофер крутил на пальце брелок с ключами.
– Пожалуйста, Вета! – сказал голос в трубке. – Это срочно! У меня украли ребенка!
– Я все поняла, – Ганько посмотрела на часы, она была деловой женщиной.
– Мне нужно восемь минут. Где вы находитесь? Куда сесть вертолетам?
– Манежная площадь.
– Куда-а??!
В «Шереметьево», в зале «ВИП», офицер-пограничник проштамповал паспорт и листок с российской визой мистера Винсента Феррано, а еще через семь минут два грузчика привезли ему на двух тележках двенадцать чемоданов, оклеенных непорочной лентой «I LOVE NEW YORK». И Болотников с телохранителем, не отступая от тележек, повели Винсента к выходу из аэровокзала…
Полковник Ганько умела держать слово – ровно через восемь минут два «Ми-24», самые скоростные вертолеты российской армии, развивающие скорость до 350 километров в час, и один десантный «Ми-26», вмещающий две бронемашины и девяносто десантников и развивающий скорость до 300 километров в час, зависли над Манежной площадью и сели на плоскую бетонную крышу будущего торгового центра. Машков, Брух, Сорокин и еще двадцать три отборных бойца службы охраны «Земстроя» заняли места в «Ми-24», еще сотня втиснулась в «Ми-26». Пока набирали высоту, второй пилот мудрил с компьютером радиолокатора, загоняя в него данные о системе телефонной связи «Билайн», которой пользовался Сорокин, и номер телефона одноухого.
– Думаешь, сработает эта техника? – спросил у него Машков.
– С Дудаевым сработала, – ответил пилот.
Когда взлетели на высоту тысячу триста метров, командир вертолета повернулся к Машкову, крикнул поверх рокота двигателя:
– Готов! Но шесть секунд – не больше!
– Понял! – Машков упер свой пистолет в живот Сорокину и приказал: – Звони одноухому! Но имей ввиду – одно лишнее слово!…
– Да знаю я, знаю, – Сорокин набрал номер на своем мобильном «Эриксоне».
Машков тоже приложился к трубке и, дождавшись первого гудка, крикнул пилоту:
