— Она права.
— Я знаю. Я вела себя неправильно. — Ирина сделала глоток. — Сомневаюсь, что я решусь поехать одна. И пояснила по-русски: — Я не хотела съездить в Россию. Я хотела съездить в Россию с тобой.
— Ирина, ты когда-нибудь прекратишь? — вспылил Лоренс.
Она непроизвольно вздрогнула. Она попыталась с нежностью разрешить конфликтную ситуацию, но вместо этого слова «Я не хотела съездить в Россию. Я хотела съездить в Россию с тобой» прозвучали как нытье.
— Извини. Рисовать очень увлекательно, но мне приходится большую часть времени проводить в четырех стенах, иногда я просто завидую, что ты бываешь в интересных местах, встречаешься с новыми людьми.
— Я в этом не виноват. Если хочешь приключений, поменяй профессию.
Оба были в замешательстве. Каждый говорил практически одно и то же, но разговор принял форму спора. Она опустила голову и сказала:
— Я знаю, это не твоя вина. Я об этом и говорю. — Но и теперь они не были на одной стороне.
Ирина решила остановиться первой и сменить тему.
— Кстати, моя мама уже интересуется, приедем ли мы на Рождество.
— Отлично.
— Разумеется, мы можем отправиться в Лас-Вегас…
— Только не Лас-Вегас. Уж лучше на Брайтон-Бич.
— Мама к тебе хорошо относится.
— Она будет так относиться к любому, кто скажет, что у нее красивое платье.
Ирина испытывала ощущение, что не смогла предоставить ему то, ради чего он вернулся домой. И тем не менее он вернулся к женщине, расстроенной тем, что ее просьбу отвергли, у которой была скучная работа и обременительные родственники. Ей оставалось только постараться сгладить ситуацию комплиментом.
— Кстати, у тебя симпатичная рубашка.
Именно из-за новой одежды она не сразу узнала в нем прежнего Лоренса. Черная рубашка без воротника с красной диагональной полосой и белым горохом, разбросанным по всему полю, наводила на мысли о русском конструктивизме и казалась более чем смелой для такого человека, как Лоренс. Прежде он отвергал подобный стиль.
— Ах да. Купил в Москве. В ГУМе.
— Ты ходил по магазинам! И тебе для этого не приставляли дуло к виску?
— Не понимаю, что в этом подозрительного. Я не впервые в жизни сам покупаю себе вещи.
— Я не сказала, что это подозрительно. Просто не в твоем характере.
— Ну, знаешь, вообще-то я искал подарок тебе. Вот… — Лоренс встал и принялся рыться в сумке. Наконец он вытащил маленький пакетик и вложил его ей в руку. Никакой карточки. Даже не упакован в подарочную коробку.
Дарить подарки большая ответственность, многие из них вызывают неожиданную для дарителя реакцию. Презент, явно не отвечающий вашему вкусу, доказывает, что благодетель совершенно вас не знает. Следовательно, появление с подарком может быть опаснее, чем с пустыми руками. Вручая конверт с деньгами, вы рискуете показаться невнимательным или жадным. Принося с собой нечто нейтральное, например бутылку хорошего спиртного, вы рискуете перевести отношения с хозяином в разряд карикатурных или вовсе выставить его дураком.
Однако колье, извлеченное Ириной из пакетика, оказалось вполне симпатичным — полоска тонкого бархата и кулон из эмали. Яркий цветочный рисунок на кремовом фоне был характерен для ростовской финифти. И все же в этом подарке было нечто странное. Что он хочет таким образом сказать? Учитывая долгий срок отсутствия Лоренса, не желал ли он «сдавить ей горло», чтобы удержать от упреков? Нет, это абсурд. И все же забавно, что такое возможно. Смотрите, Лоренс не поспешил вручить ей пакетик сразу, как только вошел, не наблюдал нервно за ее реакцией, когда она достала кулон, и не суетился, пытаясь помочь разобраться с замочком. У Ирины появилось ощущение, что подарок был куплен в последний момент, лишь для того, чтобы не явиться «с пустыми руками», кулон ничего не значил для Лоренса, но о многом говорил ей. Даже если колье было дорогим, ее больше порадовал бы пакетик специй для попкорна, заботливо купленный в далекой России.
Пожалуй, она ведет себя неблагоразумно! Лоренс был так занят, очень мило с его стороны подумать о подарке. Она от всей души поблагодарила его и надела колье на шею.
Ирина прошла за ним в спальню и стала наблюдать, как он распаковывает вещи. Она с удивлением обнаружила, что еще только половина пятого, а это исключает возможность накрыть ужин в ближайшее время и оставляет еще несколько часов на разговоры за аперитивом. Однако она была раздосадована сообщением Лоренса о том, что он привез коробку, которую необходимо срочно передать в «Блю скай», поэтому он уезжает в офис.
— Разве нельзя сделать это завтра?
— Мне еще надо проверить почту. Не волнуйся, я вернусь к ужину.
Коробка оказалась тяжелой, и Лоренс решил вызвать такси. Она спустилась вместе с ним и встала рядом на тротуаре. Она знала, что работа для него очень важна, и все же было нечто необъяснимо странное — уехать после долгого отсутствия, не выпив даже чашку кофе. Это все неправильно и вызывало нервные колебания на тектоническом уровне. Стараясь унять глубинные толчки, Ирина усиленно принялась думать, подать ли вечером лосося с ванильным соусом или с соевым с кунжутом.
Когда появился кеб, они повернулись и посмотрели друг на друга.
Не скрывая колющей обеспокоенности, которую Лоренс не переносил, она спросила:
— Ты ведь рад меня видеть, правда?
Лоренс впился в нее долгим, внимательным взглядом и впервые с момента возвращения посмотрел в глаза, что заставляло нервничать еще больше. Он обнял ее и крепко прижал к груди.
— Разумеется, — сказал он. — Я очень рад.
На всплеске благодарности за теплоту, что была готова простить и холодную встречу, и несколько воинственное поведение при возвращении, Ирина коснулась украшения на шее, давая себе слово беречь его как зеницу ока и не считать подарок лишенным смысла, потому что все подаренное Лоренсом наделено им в значительной степени. Однако, когда он стремглав юркнул в салон, обещав вернуться самое позднее в девять, она поймала себя на мысли, что в их прощании кроется нечто большее, что это не простое расставание с человеком, обещавшим вернуться через несколько часов к ужину.
Для Рэмси игра была работой. Летом он работал над игрой. Желая отпраздновать свой сорок восьмой день рождения, Рэмси организовал в июле поездку в Индию, чтобы показать Ирине «Ути-клуб», где дал мастер-класс, продемонстрировав серию восхитительных ударов. По возвращении на его родину в жизни Ирины каждый день появлялось нечто, отвлекающее от работы за столом в душной мансарде, — обеды с обилием спиртного, походы в кино, спонтанная поездка в Дувр. К началу сезона снукера в октябре прогресс в ее работе был ничтожно мал.
Помня о данном себе слове напряженно трудиться, Ирина с сожалением пропустила турнир в Борнмуте; «Ути-клуб» был колыбелью снукера, а Борнмут стал колыбелью их брака. Однако состояние непокоя, преследующее ее в дороге, стало еще больше угнетать в огромном, пустом доме. Она постоянно отвлекалась, чтобы подрезать ногти, наточить карандаш или приготовить чай. Не так просто для художника — она не любила это слово — «взяться» за дело. Она сделала наброски на бумаге, они показались неудачными, и лист был испорчен, и приходилось начинать сначала. Привыкнув к общению с утра до ночи, Ирина потеряла сноровку пребывания в одиночестве.
Стараясь отвлечься от ожидания вдохновения, Ирина решила заполнить пустоты в интерьере, появившиеся благодаря Джуд. По привычке она отправилась в «Оксфам» в Стритхэме и в отсутствие Рэмси нашла несколько прекрасных вещей, а платиновая карточка лишь помогала поднять настроение.
Ирина не привыкла к богатству, с кошельком, заполненным деньгами, она с удивлением обнаружила, как подешевело все вокруг. Для жизни в дорогом городе требуется изобретательность и хитрость. Прошли времена, когда она выискивала желтые ценники в супермаркете, а удача купить зеленый горошек за полцены заставляла торжествовать. Можно ли считать удачей возможность сэкономить шестьдесят фунтов, когда их средний счет в ресторане этим летом составлял тысячу фунтов?
Рэмси каждый вечер звонил ей по мобильному телефону из бара в «Ройял Бат», и до нее доносились шумы на заднем плане, звон посуды и громкое пение. Когда она была рядом с ним в поездках, переезды из отеля в отель казались утомительными и ничем не примечательными, издали же кочевая жизнь вновь притягивала гламурными красками. Превратившись в домохозяйку, она стала параноиком. Игроков в снукер преследуют толпы фанатов, и не все они мужчины. Скандал за океаном с Моникой Левински немного успокаивал ее и внушал уверенность; шумиха вокруг случившегося могла закончиться для президента Клинтона импичментом. В отличие от большинства европейцев Рэмси не высмеивал американцев за простодушное отношение к дополнительным благам, даруемым властью. Не пускал он в ход и избитые выражения тех дней, что тревожили всех американских женщин от побережья до побережья. Все мужчины лгут, когда речь заходит о сексе, верно? Однако Рэмси утверждал, что, если мужчина лжет, говоря о сексе, значит, он лжет во всем, а если считает возможным солгать жене, солжет и всем остальным. Более того, он заявил, что человек, поставивший под угрозу такую блестящую карьеру из-за «возни» с поклонницей, просто идиот.
