— Уходи, — сказал я человеку очень тихо.
Он ушел — и все его дружки с ним вместе. Я зашел в дом — посмотреть, как справляются с кризисом Джош и остальные.
— Знаешь, Джош, — сказал я, — мне кажется, самое время расширять пастырство. У тебя тут уже много сторонников. Может, нам перебраться на другой берег? Вообще из Галилеи — на некоторое время.
— Проповедовать язычникам? — спросил Нафанаил.
— Он прав, — сказал Джошуа. — Шмяк то есть.
— Стало быть, так и запишем, — сказал я.
У Иакова с Иоанном была только одна лодка, где поместились бы мы все и собаки Варфоломея; она стояла па якоре в Магдале, в двух часах ходьбы на юг от Капернаума. Поэтому мы выдвинулись с утра пораньше, чтобы нас не задержали в деревнях по дороге. Джошуа решил нести благую весть язычникам, и теперь мы перебирались на другой берег, в город Гадара, что в Десятиградии. Там держали всех гоев.
Пока мы ждали лодку на магдальском берегу, вокруг Джошуа собралась толпа женщин, стиравших белье, и упросила его рассказать о Царстве. Неподалеку я заметил молодого мытаря — он сидел за небольшим столом под тростниковым зонтиком. Парень прислушивался к Джошу, но я не мог не отметить, что глаза его не отрываются от женских седалищ. Я бочком подобрался ближе.
— Круто, да? — сказал я.
— Да. Круто, — ответил мытарь. Лет ему было около двадцати, худой, мягкие каштановые волосы, короткая бородка и светло-карие глаза.
— Как зовут тебя, откупщик?
— Матфей, — ответил он. — Сын Алфеев.
— Ничего себе — моего отца так же зовут. Слушай, Матфей, ты же, наверное, читать-писать умеешь, да?
— Ну еще бы.
— И не женат, правда?
— Нет, был помолвлен, но еще и свадьбу не сладили, а родители отдали ее за богатого вдовца.
— Печально. У тебя, наверное, душа болит. Очень, очень грустно. Видишь вон тех женщин? Такие вокруг Джоша постоянно увиваются. А лучше всего знаешь что? Он дал обет безбрачия. И ни одна ему не нужна. Ему интересно только человечество спасать да Царство Божие на землю нести. Ну, которое во всех нас, конечно. А вот женщины… по-моему, ты понял.
— Должно быть, чудесно.
— Ага, роскошь немыслимая. Мы сейчас едем в Десятиградие. Чего б тебе с нами не поехать?
— Я не могу. Мне поручили таможенный надзор за всем этим побережьем.
— А он — Мессия, Матфей. Мессия. Подумай только. Ты — и Мессия.
— Ну, я не знаю…
— Женщины. Царство. Ты же слыхал, как он воду в вино обращает.
— Но мне правда нужно…
— Ты когда-нибудь пробовал бекон, Матфей?
— Бекон? Это из свиней, что ли? Нечистая еда?
— Джошуа — Мессия, и Мессия говорит, что нормально. Вкуснее ты ничего в жизни не съешь, Матфей. И женщины его обожают. Мы едим бекон каждое утро — вместе с женщинами. Ей-богу.
— Мне тут все закончить нужно, — сказал Матфей.
— Заканчивай. Слушай, пометь мне тут кое-что заодно, а? — Я перегнулся через его плечо и показал на несколько имен в гроссбухе. — Увидимся на борту, когда закончишь, Матфей.
Я вернулся на берег, где Иаков с Иоанном подтянули лодку так, что до нее можно было добраться вброд. Джошуа отблагословлял прачек и услал их назад к стирке, рассказав притчу о пятнах.
— Господа, — крикнул я. — Прошу прощения, Иаков, Иоанн и вы, Петр с Андреем. В этом квартале о налогах можете не волноваться. Все улажено.
— Как? — спросил Петр. — Где ты денег достал?
Я обернулся и махнул Матфею, трусившему к берегу:
— Вон тот добрый человек — откупщик Матфей. Он едет с нами.
Матфей подбежал ко мне и остановился, ухмыляясь, как дебил, и переводя дух:
— Здрассьте. — И он робко помахал остальным ученикам.
— Добро пожаловать, Матфей, — сказал Джошуа. — Милости просим в Царство.
Затем покачал головой, повернулся и побрел по воде к лодке.
— Он тебя любит, малец, — сказал я. — Ей-же-ей любит.
Так нас стало десять.
Джошуа заснул на груде сетей, накрыв лицо широкой соломенной шляпой Петра. Прежде чем тоже сесть и задремать под мерный плеск волн, я отправил Филиппа на корму объяснять Матфею про Царство и Духа Святого. (Я прикинул, что ему, с его способностью к цифири, легче будет разговаривать со сборщиком податей.) На борту у нас имелись два комплекта братьев, а лодка была бимсом широка, парусности небольшой и очень, очень медленная. Примерно на середине озера я услышал, как Петр сказал:
— Не нравится мне это. Похоже на шторм.
Я подскочил как ужаленный и посмотрел на небо: в самом деле, через горы к востоку от озера переваливались черные тучи — и с приличной скоростью. Молниями они цепляли верхушки деревьев. Не успел я толком продрать глаза, как низкий борт захлестнуло волной, и я вымок до нитки.
— Не нравится мне это. Нужно поворачивать, — сказал Петр, когда нас накрыло плотным пологом дождя. — Судно перегружено, осадка для такого шторма слишком низкая.
— Нехорошо, нехорошо, нехорошо, — запричитал Нафанаил.
Собаки Варфоломея гавкали и выли на ветер. Иаков с Андреем свернули парус и спустили весла на воду. Петр перешел на корму — Иоанн в одиночку уже не справлялся с румпелем. Нас захлестнуло еще одной волной, и Варфоломеева апостола — шелудивого терь-ерчика — смыло за борт.
На дне лодки вода уже стояла по щиколотку. Я схватил ведро и кинулся вычерпывать, кивнув Филиппу, чтоб помогал. Однако тот поддался наистремительней-шему приступу морской болезни из всех, с какими я сталкивался в жизни, и теперь травил за борт.
Тут в мачту ударила молния, озарив все фосфорически-белым сиянием. Сразу же громыхнуло так, что заложило уши. По дну лодки ко мне подплыла Джо-шева сандалия.
— Мы обречены! — взвыл Варф. — Обречены! Джош сдвинул рыбацкую шляпу на затылок и обозрел воцарившийся хаос.
— Ох, маловерные, — вздохнул он. Потом обвел небеса рукой, и буря утихла. Взяла и утихла. Черные тучи втянулись обратно за горы, вода угомонилась до мягкой зыби, солнце засияло ярко и жарко, и от одежды нашей повалил пар. Я перегнулся за борт и выхватил плавучего песика.
Джошуа улегся на место и снова надвинул на лицо шляпу.
— Новенький видел? — шепотом спросил он.
— Еще бы.
— Впечатлился?
— Челюсть до пупа отвисла. Как громом по балде шарахнуло.
— Здорово. Разбудишь, когда приплывем.
Я разбудил его на подходах к берегу. Нас уже поджидал здоровенный псих — он орал что-то с пеной у рта, швырял камни и время от времени угощался пригоршней грязи.
— Притормози-ка, Петр, — попросил я.
Паруса мы снова убрали и подходили к берегу на веслах.
— Я должен разбудить Капитана, — ответил Петр.
— Не, все нормально. У меня есть полномочия тормозить перед психами. — И тем не менее я аккуратно пихнул ногой Мессию: — Джош, смотри, какой любопытный экземпляр.
— Петр, глянь, — ткнул пальцем в фигуру Андрей. — У вас с ним одинаковые прически.
Джошуа сел, опять сдвинул на затылок шляпу и посмотрел.
— Вперед, — распорядился он.
— Ты уверен?
До нашей лодки уже долетали камни.
— А чего тут? — не понял Джош.
— Он очень крупный, — сказал Матфей, объясняя то, что и так было яснее ясного.
— И чокнутый, — добавил Нафанаил, не желая, чтобы кто-нибудь перещеголял его в банальности.
— Он страдает, — сказал Джошуа. — Вперед. Каменюга размером с мою голову впоролся в мачту и срикошетил в воду.
— Я вырву вам ноги и запинаю вас ими, пока вы, обливаясь кровью, будете ползти к своей смерти, — объявил с берега псих.
— Не хочешь сам отсюда до него доплыть? — осведомился Петр, уворачиваясь от обломка скалы.
— Это так освежает — искупнуться после сна, — добавил Иаков.
Матфей встал на корме во весь рост и откашлялся:
— Что значит одна бедная страждущая душа по сравнению со стихшей бурей? Вы же все были со мной в одной лодке, разве нет?
— Вперед, — скомандовал Петр, и мы послушно двинулись вперед: большая лодка, на борту — груз из Джошуа, Матфея и восьми маловерных кусков дерьма.
Джош выпрыгнул из лодки, едва мы проелозили килем по песку. И нацелился прямиком к психу — тот, судя по телодвижениям, готов был раздавить череп Мессии одной лапой. С бесноватого свисали грязные лохмотья, половина зубов сломана, из десен сочилась кровь — грязи переел. Вся физиономия его кривилась и дергалась, точно из-под кожи пытался вырваться клубок червей. Спутанные волосы торчали седыми космами. Прической он и впрямь напоминал Петра.
— Смилуйся надо мной, — проговорил псих. Голос его звучал в горле хором саранчи.
Я соскользнул с борта, и остальные тихонько пошли следом, держась у Джошуа за спиной.
— Как зовут тебя, демон? — спросил Джош.
— А как ты предпочитаешь? — спросил демон.
— Знаешь, мне всегда нравилось имя Савва.
— Нет, ну какое совпадение, а? — сказал демон. — Меня как раз зовут Савва.
— Ты мне мозги трахаешь, правда? — спросил Джош.
— Ага, — смутился демон. — Имя мое — Легион, ибо нас тут целая тьма.
