А Платон Маковский (В. Машков) в рамках пространства и времени фильма так и остается романтическим «вольным стрелком», не пожелавшим бегать на коротком поводке у Кремля. Он попытался было сотворить президента из губернатора Ломова (В. Гусев), но оставил эту затею, едва убедился, что Ломов — редкостный жлоб, мразь и антисемит. «Ты не станешь президентом. Во всяком случае, пока я жив», — жестко бросает ему Маковский. «Ну так сдохнешь!» — парирует Ломов. После этого герой подвергается «наезду» и обыску в стиле «маски-шоу», чудом избегает гибели и в финале, избитый ни за что ни про что ментами на кладбище, разворачивает кортеж, везший его в Шереметьево: «Я возвращаюсь в Москву».
Платон Маковский — это не Березовский и даже не собирательный образ российского «олигарха». Он — герой мифа: хрупкий и изобретательный человек против неповоротливого, жестокого монстра. Давид против Голиафа или, что ближе к нашей ментальности, — Иван Царевич, отвоевывающий свое царство — то есть созданную его светлой головой и недюжинной энергией бизнес-империю «Инфокар» — у тупого, алчного и кровожадного Змея Горыныча — Кремля («кремлевская клика» так и показана в фильме: компания серых, невзрачных функционеров, повязанных круговой порукой, этакая многоголовая и многорукая гидра).
Несокрушимая убедительность сказочного сюжета использована Лунгиным, чтобы расхожий миф: «Сволочи, распродали, разворовали Россию!» — перешибить другим мифом: «В этой стране можно преодолеть вековую зависимость от государства и сделаться богатым, оставаясь при этом свободным человеком». Еще Р. Барт учил: миф вытесняется только мифом же; так стоит ли удивляться, что образ главного героя в «Олигархе» скроен точно по универсальной фольклорной мерке.
Платон Маковский (В. Машков) — «свой», народный, то есть из «совка», — даром, что доктор наук. Эпизод в поезде, относящийся к юности олигарха, буквально нашпигован знаками советской эпохи: барабаны, горны, красные галстуки… И тут же герой пьет водку из горлышка («Ты похож на горниста», — замечает при этом прекрасная Маша — М. Миронова); тут же звуки горна переходят в соло на саксофоне, пионерские речевки: «Ленин с нами, Ленин — жив», — в зажигательные буги-вуги на вагонной полке, а красные галстуки пародийно рифмуются с черным форменным галстуком на шее полуголой проводницы, которую за десятку наняли разыграть простодушного Марка (М. Вассербаум). Советская мифология, равно как и ёрническое ее осмеяние, — теплая, родная, заношенная «шинель», из которой одинаково вышли и зрители, и герои фильма.
Герои при этом по крутой траектории взмывают в космические сферы большого бизнеса. Говорят, богатство олигарха возникает в фильме из ничего, как в сказке, словно по волшебству. Так перед нами и есть сказка, так и должно быть. Вот Маковский в ходе «научной» дискуссии ловко отбивает атаки гэбэшника Корецкого (А. Балуев), которому не нравятся вольные экономические теории молодых специалистов. И вот от теории он переходит к практике: вместе с приятелями красит джинсы в кооперативном подвале, изобретает свою первую «мельницу» — хитроумную бизнес-схему, и дальше мы видим, как ему отгружают на заводе целый состав «Жигулей»… Едва возникают проблемы, на подмогу являются «волшебные помощники»: верный Серый Волк — Ларри (Л. Учайнишвили) и вор в законе Ахмет Ташкентский (В. Головин) — хтонический персонаж наподобие Бабы-яги. Эти двое успешно «решают вопросы» и противодействуют проискам «темных сил» — жуликоватых перекупщиков и тупой бритоголовой братвы.
И вот уже в лучах солнца Маковский плывет на собственном пароходе, отмечая первую годовщину «Инфокара». А в эпизоде празднования его дня рождения олигарх не просто богат, но сказочно богат, прямо как индийский раджа. Свое сорокачетырехлетие Маковский празднует во дворце с фейерверком, цыганами и народными артистами (в ролях любимцев публики Л. Измайлов и В. Токарев); разъезжает на слоне, дирижирует оркестром, получает роскошные живые подарки: трепетную ламу, гордого ахалтекинца и красавицу «Мисс Россия» в целлофановой упаковке. И при всем том — «прост, как правда», закусывает с друзьями где-то в кустах, укрывшись от бесчисленной челяди-свиты, и произносит трогательные тосты: «Главное, что мы вместе. Мы — целый мир» и т. д.
Как и положено главному герою сказки, Маковский по-человечески уязвим: он ошибается, расстраивается до слез, узнав об измене (подлинной или мнимой) ближайших друзей, его могут похитить, избить, он вынужден какое-то время скрываться… Многие рецензенты сетовали, что Ларри выглядит в фильме гораздо круче Маковского: предусмотрительнее, жестче и, в отличие от самого олигарха, одерживает победу в любой ситуации — будь то разборки с тольяттинскими братками на заре «Инфокара» или наказание главных недругов — Ломова и Корецкого в финале. Зачем этому лихому джигиту сентиментальный Маковский? А зачем Серому Волку Иван Царевич? Функция у него такая — помогать, вызволять, драться и пускать кровь, чтобы сам Царевич оставался чистым и незапятнанным.
Таким он и остается в наших глазах: азартный, свободолюбивый, бесстрашный, по-мужски неотразимый и преданный старым друзьям и плюс ко всему — гениальный, великий «строитель мельниц», умудряющийся приумножать свои капиталы, несмотря на любые плотины, воздвигаемые на его пути государством. Можно ли такого не полюбить?
А для той части аудитории, которая ни при какой погоде не способна полюбить олигарха Маковского, в фильме существует его демократический двойник — следователь Шмаков (А. Краско), этакий «Иван — крестьянский сын». Столичный олигарх, обладатель пятимиллиардного состояния и нищий провинциал, «тихий алкоголик», вечно выгребающий мелочь из потертого кошелька, — они одинаково не желают «прогибаться» перед властью. Как и Маковскому, Шмакову очень не нравится, что его держат за идиота, выкручивают руки и норовят контролировать каждый шаг. Если бы на него не давили, он, возможно, и накопал бы что-нибудь против олигарха (зачем, собственно, и был призван из провинциального захолустья). Но когда он видит, что закон в его лице пытаются превратить в орудие травли и запугивания, когда убеждается, что Корецкий и Ломов «заказали» убийство Платона, Шмаков не раздумывая встает на сторону олигарха. Сколько можно это терпеть? Ему «надоело». В ответ на издевательский вопрос юного столичного карьериста (М. Башаров): «Сколько тебе осталось до пенсии?» — Шмаков спокойно говорит: «Секунд пять», — и с удовольствием бьет оборзевшего коллегу по морде, а потом самолично вытаскивает Маковского из очередной переделки и в финале возвращается к себе в провинцию без копейки денег и безо всяких надежд на эту самую пенсию. Поворот Маковского «на Москву» и отъезд Шмакова монтируются встык, между персонажами недвусмысленно поставлен знак равенства, и участие Шмакова в фильме делает послание «Олигарха» абсолютно четким и однозначным: ставка в игре тут не богатство само по себе и не положение в социуме, а свобода и чувство собственного достоинства как ценности абсолютные.
Б. Меня как раз и смущает в фильме эта «сказочная» гладкость, заданность и просчитанность наперед всех сюжетных ходов, экранных характеристик и зрительских реакций. Все это уже было: и сказки о волшебном восхождении «из грязи в князи», и трогательные истории про морально незапятнанных лидеров общественного прогресса. Дедушка Ленин, к примеру, неизменно представал на экране «добреньким», рассеянным чудаком, а не безжалостным прагматиком-людоедом, он тоже обладал «гениальным» интеллектом и страшно переживал за соратников, павших на пути к «светлому будущему». Легче ли нам от этого?
Беда в том, что предложенная в «Олигархе» либеральная схема: свободный рыцарь-предприниматель против дракона империи — имеет к российским реалиям прошедшего десятилетия примерно такое же отношение, как «Краткий курс истории ВКП(б)» — к событиям Октябрьской революции.
Ведь в чем особенность нашего этапа «первоначального накопления»? В том, что вся собственность изначально была у государства, и только из рук государства можно было ее получить. Однако обанкротившаяся корпорация под названием «Власть» вовсе не хотела расставаться с собственностью за так. Раздашь всем поровну или продашь на условиях рыночной конкуренции — и ищи ветра в поле… Где они, эти собственники? Платят налоги в казну и спят спокойно? А как их к ногтю прижать? А чиновнику жить на что? Нет, государственные богатства нужно было раздать небольшой кучке людей и с грубейшими нарушениями закона, чтобы повязаны были, боялись передела и верно служили этой конкретно власти.
Пробиться в привилегированную группу было непросто, а удержаться в ней — еще трудней. Элементарная логика выживания диктовала: гарантированно останется на плаву только тот, кто нахапает столько денег, чтобы сравняться по силе с самим государством. На это и были нацелены олигархические бизнес-империи. Они создавались по образу и подобию той, главной Империи, основной принцип которой — тотальный контроль над всеми ветвями власти. Везде были свои мощные и разветвленные службы безопасности, свои карманные СМИ, свои прикормленные судьи, чиновники, депутаты… В круговой поруке олигархи были заинтересованы не меньше, чем власть. Какая уж тут свобода?! Да, борьба шла нешуточная. Бывшие доктора наук и прочие предприимчивые люди с мозгами замахнулись ни много ни мало на то, чтобы подмять под себя империю, захватить «контрольный пакет» государственной корпорации. Но только нам всем от этой борьбы лучше не стало. Энергия денег, направленная на растление и подкуп власти, оказалась разрушительной для общества. Конфликт развивался по схеме: «Чем хуже — тем хуже». Государство в результате одержало верх. Наиболее амбициозных олигархов выдворили из страны, остальные устрашились и стали послушными. Наступила видимая стабильность, но проблемы остались. Страна прочно застряла в феодально-олигархическом тупике. И выхода из него покуда не видно.