Катарина Причард - Девяностые годы

Салли никогда еще не видала, чтобы муж с женой были так счастливы, так поглощены друг другом, как Олф и Лора в те дни. Лора смеялась и пела, хлопоча по хозяйству, а Олф был так доволен всем — и своей женой, и дочкой, и домом, — что не мог говорить ни о чем другом, даже о золоте, хотя и проводил большую часть дня, а иногда и ночи, на руднике и очень гордился тем, что начал там новую проходку и увеличил добычу золота.

Когда Салли увидела двух мужчин, которые, спотыкаясь, брели по дороге, ведущей от поселка к ее палатке, ей показалось сначала, что они пьяны. Один из них шел более твердо и поддерживал другого. Они были смутно видны ей в сгущавшихся сумерках, и, мельком взглянув в их сторону, она подумала, как бы не пришлось кормить их обедом. Все старатели уже давно пообедали и ушли, и Салли убирала со стола под навесом, а Калгурла мыла посуду.

Если они захотят получить обед, промелькнуло у Салли в голове, придется открыть банку мясных консервов, вскипятить чай. Один из мужчин повалился на землю, не дойдя до навеса, а другой направился к Салли. И тут она увидела, что это Динни Квин.

— Динни! — воскликнула Салли и мгновенно подумала о Моррисе. Динни, должно быть, только что из Дарлота, он, верно, знает…

— У меня для вас плохие вести, мэм, — сказал Динни.

— Моррис! — едва выговорила Салли. — Он…

— Нет, нет, Моррис жив, — сказал Динни поспешно. — Хотя еле уцелел. А Кон куда-то исчез; говорят, он совсем свихнулся. Как Морри выжил, — просто не знаю. Еще бы немного, и ему крышка. Мы нашли его около пересохшего бочага, где он пытался докопаться до воды. Но он здоров… будет здоров… Он немного не в себе. Совсем ничего не помнит. Да это пройдет… Вы только не тормошите его. Дайте ему очнуться помаленьку.

— Где он? — прошептала Салли чуть слышно.

Динни кивнул в сторону человека, сидевшего на земле. Салли бросилась к нему.

— Моррис! — крикнула она, упав подле него на колени. Моррис поднял голову и посмотрел на Салли мутными, налитыми кровью глазами. Но он узнал ее. При звуке ее голоса по лицу у него пробежала дрожь.

Салли обняла мужа, положила его голову к себе на грудь.

— Дорогой мой, дорогой! — шептала она, целуя его. — Наконец-то ты вернулся… Теперь все будет хорошо.

Динни следил за ними и с удовлетворением отметил, что Моррис узнал Салли и понял, где он находится. Конечно, Моррис не мог сразу сбросить с себя это страшное оцепенение. Но оно пройдет. Динни вспомнил, что было однажды с ним самим после того, как он чуть не погиб от жажды по дороге на прииск «Сибирь».

— Мы бы не отказались закусить, мэм, если это не доставит вам слишком много хлопот, — сказал Динни. — По дороге-то у нас еды было хоть отбавляй. Ну, а здесь я уж решил лучше привести Морри прямо домой — не хотелось тащить его в трактир. Да вы не беспокойтесь, он живо поправится. Ему только нужен покой и чтобы он привык к тому, что он уже дома, а не где-то там на дороге, у Блэк-Рэйнджа. Это самые страшные места на свете, будь они прокляты! И ни пылинки золота не досталось людям за все их мучения! Морри там такого натерпелся — просто диву даешься, как только он еще выжил… Ну, да теперь поправится помаленьку, нужно только потерпеть.

Пока Динни умывался сам и помогал Моррису умыться, Салли торопливо собирала ужин.

Первое время Моррис не произносил ни слова. Салли должна была говорить ему: «вставай», «одевайся», «умывайся», «ешь» — и помогать во всем. Он двигался с трудом, словно дряхлый старик; нередко стоял, бессмысленно уставившись в одну точку, или сидел в кресле, безучастный ко всему окружающему. У Салли сердце обливалось кровью, когда она смотрела на него, но она старалась делать вид, что ничего не произошло, и разговаривала с ним так, словно он все понимает. Старатели тоже пытались расшевелить его. Направляясь в столовую, они всегда останавливались возле него, чтобы сказать ему два-три слова:

— Хэлло, Морри, ну как дела?

— Черт возьми, приятно видеть тебя дома, дружище!

А иной раз даже рассказывали ему какие-нибудь новости:

— Хэннан-то как процветает, а? Что ты скажешь, Морри? Четыре тысячи рудокопов работают на прииске!

Моррис не отвечал. Но порой он издавал какие-то странные сдавленные звуки, словно пытался заговорить, и Салли благодарила мужчин улыбкой и взглядом, полным горячей признательности.

— Моррису лучше с каждым днем, — говорила она. — Скоро он совсем поправится.

Она показала ему Дика. Рассказала, как заботилась о ней миссис Моллой. Но Моррис даже не взглянул на сына, и Салли, как ни крепилась, не могла не почувствовать разочарования.

Потом понемногу стали появляться первые признаки пробуждающегося сознания; Салли заметила, что Моррис провожает злобным взглядом старателей, которые приходят обедать, и следит за каждым ее движением, когда она раскладывает по тарелкам кушанья или рассчитывается с посетителями.

Однажды Салли и Калгурла, как всегда в великой спешке, обслуживали посетителей, а Дик лежал в колыбельке и орал благим матом. Потом он вдруг затих. Салли оглянулась и увидела, что Моррис ходит взад и вперед с ребенком на руках.

— Погляди, погляди, Калгурла! — воскликнула Салли. — Хозяин взял маленького! — Калгурла закивала, бормоча что-то себе под нос, радуясь, что Моррис признал наконец своего сына.

Стояла засуха. Но однажды вечером, когда солнце село за узкой полосой темных облаков и странный зловещий отблеск упал на горы и на низину, Калгурла вдруг сказала:

— Идти большой дождь!

Калгурла редко ошибалась в своих предсказаниях погоды. Когда прозвучали первые глухие раскаты грома и далекая молния сверкнула на горизонте, Салли принялась убирать провизию в банки из-под консервов. Потом сложила платье и белье в сундук и в ящики и с тревогой поглядела на палатку.

Палатка была ветхая, полуистлевшая от солнца. Салли не раз уже латала ее брезентом и подшивала то тут, то там мешковину, но тем не менее верх палатки протекал так сильно, что во время последних дождей Салли промокла у себя в постели до нитки. Теперь ее первая мысль была о ребенке. Она давно припасла кусок парусины и всегда держала его под рукой, чтобы завернуть Дика, если разразится ливень.

Салли уже легла, и Моррис тоже спал, когда гроза обрушилась на прииск с яростью циклона. Палатка затрещала, и ее сорвало с кольев. Ураган гнал сломанные ветви деревьев и листы гофрированного железа, и они с грохотом падали в заросли, ломая кусты. Затем хлынул ливень.

Салли стояла в темноте под открытым небом, там, где только что была ее палатка, а дождь стегал ее по лицу и слепил глаза.

При первом порыве бури она успела натянуть на себя пальто, сунуть ноги в туфли. Она боролась с ураганом, рвавшим у нее из рук парусину, в которую она тщетно пыталась завернуть Дика. Моррис молча взял у нее парусину, завернул ребенка и поднял его на руки. На Моррисе были только молескиновые штаны и тонкая рубашка, которая вздулась на спине, как парус, но он казался спокойным и уверенным в себе.

Сквозь шум дождя и рев ветра Салли услышала его голос:

— Нельзя оставаться здесь на ночь. Нужно укрыться в забое.

Моррис двинулся вперед в темноте, и Салли пошла за ним следом, объятая страхом, едва отдавая себе отчет в том, что Моррис заговорил — впервые после своего возвращения. Вода бурливым потоком уже заливала землю, и Салли, шлепая за Моррисом по лужам, старалась понять, куда они идут, — она не расслышала, что он ей сказал. Когда Моррис повернул к горе Маритана. Салли крикнула:

— Нет, нет, Моррис, не туда!

Земля между лагерем и горой была изрыта вдоль и поперек; там было столько шахт и котлованов и такие едва приметные тропинки между ними, что Салли перепугалась насмерть: Моррис мог сбиться с пути в темноте, оступиться и упасть в одну из этих страшных ловушек вместе со своей драгоценной ношей. Салли брела за ним, задыхаясь от ветра и дождя, бивших ей в лицо, и беспомощно всхлипывала. Вдруг она услышала за собой шаги Калгурлы.

— Пусть лучше Калгурла пойдет вперед, — молила Салли, из последних сил пытаясь догнать Морриса. Она больше надеялась на инстинкт Калгурлы, чем на память Морриса, давно не ходившего по этим тропкам.

— Я лучше знаю дорогу, чем Калгурла, — прокричал Моррис сквозь рев бури.

Это правда, ему ли не знать, успокаивала себя Салли, вспоминая, как Моррис и Фриско изо дня в день ходили этой дорогой на свой участок у подножия Маританы.

И в самом деле Моррис помнил здесь, как видно, каждый изгиб тропинки. Время от времени, когда тропинка сужалась, он останавливался и окликал Салли, и в конце концов они благополучно добрались до горы и увидели огни, мерцавшие навстречу им из мрака.

В открытой выработке на склоне горы горели костры; там собралась уже целая толпа. Мужчины в промокшей насквозь одежде сидели вокруг костров или старались уснуть, лежа на земле. Эти первые выработки, где золото брали прямо на поверхности киркой и лопатой, были, казалось, единственным сухим местом на затопленном водой прииске. Но никто не роптал на ливень, на яростный ураган, разрушивший их хрупкие жилища. Старик-старатель, еще раньше обосновавшийся здесь, усадил миссис Гауг на ящик, служивший ему столом, и вскипятил в котелке чай.