Премьер. Обещаю!
Мальчик убегает, все удовлетворенно расходятся.
Маргарет (обращается ко всем). Думаете, решили? Думаете, избавились? (К залу.) Вы тоже так думаете? Чтобы он сгинул там, любите не только своих детей. Любите не только друг друга! Любите весь этот чудный мир, окружающий вас, каждую веточку, каждый ручеек, каждую птицу. И только тогда, когда ваша жизнь станет счастьем и добром для других, только тогда вы сможете подарить чудо своим близким. И ангелы будут радоваться вместе с вами и петь! А они (показывает на ворота) уже не отнимут у вас счастья. И тогда у вас тоже вырастут крылья, а у ваших детей — крылышки. И они полетят высоко, высоко, вслед за вами, и никто не сможет больше обидеть их. И вам простится все. Понимаете, все!
Звучит песня "Вино любви" в исполнении Евгении Смольяниновой.
Занавес
Дорога резко рванула вверх. Когда тяжелые металлические ворота сомкнулись, словно отсекая враждебный для него мир, он заглушил машину и, выйдя из нее, медленно направился к обрыву.
Эту виллу строил он сам, и нравилась она только ему. Ничто не защищало ее от ветра. Ветер тоже ему нравился. Редкие друзья, побывав здесь, уже никогда не возвращались. Это он придумал звуки реквиема, встречавшие тех, кто ступал на порог дома.
Впрочем, он был доволен их невозвращением. Здесь была ЕГО крепость. Его и ветра.
Далеко внизу, по-прежнему петляя между скал, словно ничего не изменилось, виднелась лента шоссе.
Лера стояла сзади. Она видела все то же самое. Сколько раз в своей жизни ей приходилось слышать крики чаек! Сколько раз она любовалась такими закатами, наслаждаясь нахлынувшим на нее в эти минуты радостным волнением. И сейчас для всего, что населяло этот мир, всего, что делало его прекрасным, наполняло его жизнью, она могла сделать главное.
"Господи, — прошептала Лера, — сделай же что-нибудь. Помоги мне".
Будто услышав ее, Джо Барроу резко обернулся. Его удивленный, колючий взгляд не оставлял ей надежды.
В этот момент грунт под ним неожиданно обвалился, и его левая нога соскользнула вниз. Шум осыпавшихся камней быстро стих в глубине обрыва. Потеряв равновесие, он упал. В последнее мгновение, чтобы удержаться, Барроу судорожно схватился за куст розы у ее ног.
— Дай руку, — прохрипел он. — Дай же руку!
И вдруг позади нее раздался раскатистый окрик:
— Что же ты делаешь! Ты сейчас можешь помочь миллионам! Ты же обещала!
Она оставалась неподвижной.
Куст розы медленно, с какой-то неумолимостью освобождался от его руки, раздирая шипами кожу на побелевших пальцах. Стебли лопнули, выпрямились и закачались, словно провожая протяжный крик в нарастающем вое ветра.
Озадаченный сторож, обнаруживший утром погибшего, долго не мог понять, откуда в его руке такая красивая роза.
* * *— Мистер Сток, прибыла комиссия из центра. Можно войти?
Он медленно повалился на пол.
— Мистер Сток, мистер Сток, что с вами? Дежурных медиков срочно в бокс управления! — успел услышать он, проваливаясь в темноту.
* * *Она стояла внутри пантеона. Гигантские своды вспыхивающих саркофагов, нависая над бездной, словно немые свидетели человеческих злодеяний, удивленно застыли, глядя на нее.
Вдруг Лера заметила какое-то движение. Оживший стекловидный монстр, угрожающе поблескивая изнутри, медленно двигался к ней. Она снова почувствовала приступ холодного, парализующего волю ужаса, в который раз сковавшего ее члены. Словно какая-то неведомая сила всасывала, затягивала ее внутрь. Уже обволакивая и сжимая в своих чудовищных тисках ее тело, масса вдруг заклокотала.
— Теперь назад ходу нет. Ты сама должна сделать шаг вперед! — Ей показалось, что голос уже кричал. — Только тогда жертва имеет цену. Прощай — было последнее, что она услышала.
Вот и все, ради чего я жила на этом свете. Вот и все, ради чего страдала, боролась, шла вперед, падала и поднималась. Вот во что превращаются твои мечты. Вот суть твоего существования. Вот куда я хотела прийти. Вот что я так хотела узнать и что ждало меня в этом мире. Неужели это и есть то, ради чего умирают люди, что они называют духовным подвигом!
В это мгновение она почувствовала, как все обиды и отчаяние мира, рухнувшие надежды и страдания всего человечества, все недолюбленное, недополученное, недосказанное, все упущенное в этой жизни самым непостижимым и чудовищным образом слилось воедино в ее душе и выплеснулось наружу простыми женскими слезами. Слезами обиды и горечи.
Она услышала, как миллионы таких же отчаявшихся сердец изо всех сил застучали одновременно в ее груди вместе с ее сердцем, яростно протестуя и не желая принимать такой конец.
Это рыдание и этот отчаянный стук — единственное, что она могла позволить себе.
— Боже! Спаси меня! Где же ты, Господи! Где же твоя всепрощающая сила? — закричала Лера и, закрыв глаза, шагнула навстречу смерти.
И вдруг сокрушительной силы взрыв разорвал массу изнутри. Отпрянув назад и застыв в изумлении, она успела заметить, как саркофаг, сначала расколовшись пополам, с оглушительным треском и грохотом рассыпался на мелкие кусочки. Неожиданно ее собственное тело начало двоиться, затем троиться, и вот уже пять, десять ее изображений, ускоряя шаг, начали отдаляться от нее. Машинально посмотрев на саму себя сверху, она заметила все более и более светлеющие контуры своей плоти. Застыв в оцепенении, она с ужасом увидела, как все эти сверкающие брызги и мириады осколков уже тысяч саркофагов вместе с ее двойниками с шипением, словно испуская дух, чудовищным вихрем по гигантской спирали засасывались в бездонную воронку купола пантеона. Все стихло.
И тут в неожиданной и торжественной тишине она увидела сидящего на земле человека. Голова его была опущена. Лера присмотрелась. Каждой клеточкой плоти, каждой частицей он был человеком.
Широко раскрытыми от удивления глазами она, онемев от внезапно нахлынувшего на нее восторга, увидела, как человек этот вдруг начал вставать, превращаясь в сказочного великана и заслоняя собою небосвод.
И распрямился человек этот во весь свой гигантский рост.
И раскинул широко он руки свои.
И мириадами новых звезд вспыхнула вселенная.
И задрожало от восторженных октав все окружающее его.
И ослепительной вспышкой торжества его духа осветилась вся тьма мира.
И рухнуло зло в бездну у его ног.
Яркий свет ослепил ее. Сотни, тысячи людей в белых одеждах, улыбаясь, протягивали ей руки. Все: и эта гигантская, словно выложенная горным хрусталем равнина, и теплый, обволакивающий ее свет, и ласковый ветерок, колыхавший ослепительно белые одежды людей, — источали невероятную доброту и любовь.
— Ты все-таки пришла к нам, — голос женщины показался ей безумно знакомым.
— Бабушка! Милая бабушка! — прошептала Лера.
* * *— Какой же это обморок? — громко произнес дежурный медик, вставая. — Посмотрите, он ведь улыбается! И он сказал мне, что теперь знает, какого цвета счастье.
* * *Сергей стоял на Красной площади лицом к кремлевской стене рядом с Мавзолеем.
Особая тишина вместе со свинцовым небом нависала над поседевшими от времени башнями цитадели. Даже свирепый ветер, рвавший в неистовстве облака, делал это бесшумно.
Нечто зловещее чувствовалось не только в этих исполинах, но и в самом его присутствии здесь. То, что исходило от них, что столько времени поражало все живое у своего подножия, сейчас, к невероятному, нарастающему его изумлению, оказывалось бессильным перед неведомой, но исходящей прямо из его сердца могучей силой. Сила, которая могла сокрушить все, что когда-то было рождено или создано теми, кто находился в мрачных катакомбах под этими стенами. Будто все тираны и злодеи земли собрались в эту минуту здесь, чтобы дать последний бой этой силе, помогавшей от начала веков биться сердцам людей.
Вдруг земля заколыхалась у него под ногами, словно предваряя то страшное и непостижимое, что должно было сейчас произойти, и он почти физически ощутил, что время ожило.
Неожиданно стена вздрогнула и медленно стала смещаться в сторону Васильевского спуска. Мелькнувшая в первое мгновение мысль, что это всего лишь наваждение, исчезла после того, как он заметил, что и Мавзолей, и погост рядом с ним начали удаляться от него. И тут Сергея осенило. Кремль поворачивался! Все это гигантское сооружение под раскатистый гул, доносящийся из-под земли, поднимаясь и проседая, изрыгало фонтаны темно-красной кирпичной крошки, сыпавшейся из трещин. Будто огнедышащий дракон, потревоженный временем, выползал из привычного лежбища поближе к животворящему свету.