— Как думаете, мой отец знал?
— Нет, — ответила Кристина. — Я точно знаю, что нет.
— А ему было бы не все равно?
— Поди угадай. Нет, думаю, твоя мама просто хотела выйти замуж, родить ребенка и забыть обо всем. Это разбило сердце бедному доктору Лe Гарду — сперва Тео, потом твоя мама…
— Кто такой доктор Ле Гард?
— Твой дедушка.
Дена пыталась опомниться.
— Я знала про дедушку, но не знала, что он был врачом.
— О да, — сказала Кристина с благоговением, — твой дедушка был одним из самых уважаемых врачей в Вашингтоне.
— Правда?
— Он руководил здешней больницей «Фриман Хоспитал» и много лет был главой медицинской школы в Говард-колледж. Его все знали. Печально-то как, такой человек, и потерял обоих детей.
Последнюю фразу Дена даже не услышала, она твердила про себя настоящую фамилию матери, чтобы уж наверняка запомнить.
— Дедушка твой был красивый человек. Не говоря уж о Тео, конечно.
Дена взглянула на Кристину:
— Ле Гард. По-моему, совсем не похоже на еврейскую фамилию. Зачем же они ее сменили?
Кристина не поняла:
— На еврейскую?
— Да, зачем они ее меняли? Она скорее на французскую похожа.
— На еврейскую? — повторила Кристина, еще больше удивляясь. — Доктор Ле Гард не был евреем.
— Как не был? А что, бабушка была?
— Нет. И она не была. С чего ты решила, что они были евреями?
Кажется, Дену снова потащило вниз на качелях. То ли она окончательно потеряла рассудок, то ли Кристина намеренно ее запутывает.
— Разве вы только что не сказали мне, что дедушке пришлось спасаться от нацистов? Или я совсем сумасшедшая?
— Я говорила, что им пришлось спасаться, но вовсе не потому, что они были евреями.
— А о чем же вы тогда говорите?
Теперь настала очередь Кристины запутаться.
— Разве ты не сказала, что знала о дедушке?
— Я сказала, что знала, что у меня был дедушка. Но мама рассказывала мне про семью только то, что все они погибли при пожаре.
— При пожаре? Каком еще пожаре?
— Это что, неправда?
Внезапно Кристина поняла, что произошло, и выражение, близкое к ужасу, застыло у нее на лице. Она охнула, прижав руку ко рту:
— Боже всемогущий, я думала, ты знаешь.
— Что знаю? Мы, кажется, два параллельных разговора вели. Я думала, вы говорите, что моя мама была еврейка. Разве вы не это имели в виду?
Кристина затрясла головой:
— Нет.
— Значит, и вы не еврейка?
— Нет.
— Вот как. — Дена вглядывалась в ее лицо, пытаясь найти ответ. — Итальянка? Поэтому вы поменяли фамилию? — Кристина не ответила, но Дена уже зацепилась за слово «итальянка». — Может, в этом все дело? Тут что-то связанное с мафией? Мама была связана с мафией, поэтому боялась? Они с братом были преступниками? Слушайте, я уже ничего не понимаю, вы должны мне помочь. Я не хочу вмешиваться в вашу личную жизнь, но мне нужно знать. Это не просто моя прихоть, меня пытаются шантажировать. Я не хочу подвергать ни вас, ни маму риску, мне нужно просто знать самой. Что с ней случилось. Почему она исчезла.
— Дена, умоляю, не спрашивай меня больше ни о чем. Я обещала твоей матери. — Кристина прямо разрывалась.
Дена уставилась на нее:
— Значит, она была в мафии!
— Нет, твоя мама не была в мафии.
У Дены кровь застучала в голове.
— Тогда что? Не представляю, что же еще может быть такого страшного, что она вот так взяла и ушла. Чего она не хотела мне говорить…
Вдруг Дена замолчала. Медленно до нее начало доходить то, что, по мнению Кристины, она давно знала. Ответ, который находился прямо у нее перед глазами и был настолько очевиден с самого начала. Что она совершенно упустила из виду. Вдруг все начало проясняться, и один за другим кусочки пазла становились на свои места. Все начало обретать смысл: соседка, странные фотографии в доме. Кристина была не итальянка и не гречанка. Кристина была светлокожая негритянка. Дена находилась в квартале для чернокожих, даже не подозревая того.
Они сидели, молча глядя друг на друга, обе в шоке, но по разным причинам. Потом Дена вышла и жестом попросила Джерри опустить стекло.
— Джерри, думаю, вам лучше зайти.
Джерри выскочил из машины:
— Она что-нибудь рассказала?
— О да. Вы просто не поверите…
— Что?
— Услышите.
Качели
Вашингтон, федеральный округ Колумбия
1978
Когда они вернулись в отель, Дена была совершенно без сил. Словно последние пять часов она каталась на ярмарке на гигантских качелях, вперед, назад. Даже лежа в постели после горячего душа, она не могла остановить эти качели. Джерри зарегистрировал их под своим именем, но взял номер люкс с двумя спальнями. В восемь тридцать он крикнул из своей комнаты:
— Как вы себя чувствуете? Может, все-таки заказать вам ужин?
— Нет, я хочу только спать. — Потом она спросила в двадцатый раз: — Вы можете в это поверить?
— Ну… Это не совсем то, что мы ожидали.
Джерри читал газету, когда зазвонил телефон.
Он подскочил и бросился к трубке в ванной комнате, чтобы не разбудить Дену. Звонил Мак Уоррен, хотел узнать, как дела. Дена предупреждала, что он может позвонить, и попросила ему все рассказать. Джерри зашептал:
— Мы нашли женщину, которую искали.
— Отлично. И что она сказала?
— Мистер Уоррен, можете минутку подождать? — Он пошел в свою спальню, закрыл дверь и поднял трубку. — Она сказала Дене, что ее мать была черная.
— Черна… что? — Мак был уверен, что ослышался.
— Чернокожая, понимаете, как Лена Хорн.[50] Светлая, но негритянка. Эта женщина не знает, что с ней случилось, но по крайней мере у нас есть настоящее имя. Есть с чего начать. Дена спит в другой комнате, но обязательно вам позвонит, когда мы еще что-нибудь узнаем.
Мак медленно вернулся в гостиную, где оставил Норму и тетю Элнер колоть орехи пекан. Норма сидела и ждала новостей, как птенец ждет червяка.
— Ну? — сказала она, тараща на него вопрошающие глаза.
Мак уселся в свое кресло-трансформер и взял газету, надеясь избежать разговора.
— Что она сказала?
— Я с ней не разговаривал, я говорил с ее другом. Она спала.
— Так. И?..
— И он сказал, что женщину они нашли.
— Женщину нашли. И?..
— Что — и?
— Что эта женщина сказала о ее матери?
Мак постарался ответить как можно более будничным тоном:
— Что мать Дены была черная.
Норма похлопала глазами.
— Какая?..
— Черная.
Норма вздохнула.
— Мак, ну зачем ты это делаешь? Ты же знаешь, как я психую. Теперь ответь, что она сказала на самом деле.
— Я тебе сказал.
— Мак, это не смешно. Что она сказала?
— Норма, я не пытаюсь тебя насмешить. Она сказала, что ее мать была черная.
Норма взвизгнула:
— В каком смысле — черная?
— В таком вот смысле. Чернокожая.
— Чернокожая, как Эмос и Энди?[51]
— Нет, он сказал, скорее как Лена Хорн.
Норма замахала на него руками:
— Ой, да что ты выдумываешь! Ты небось даже не разговаривал с ним.
Он глянул на жену поверх газеты:
— Говорю тебе, он сказал — негритянка. Так сказала та женщина. Я только повторяю его слова.
— Да не смеши людей, она была не чернее меня! — Норма возмущенно расколола орех и бросила скорлупу в зеленую глиняную миску, стоящую у нее на коленях.
— Норма, ты спросила — я ответил.
— Ну так он ошибся. Думаешь, никто бы не заметил, если бы Джин женился на цветной девушке? Никто, ни один человек, взглянув на нее, когда она сошла с поезда, не сказал: «Ой, глядите, Джин женился на цветной!» Никто, правда, тетя Элнер?
— Не припомню, чтобы такой нашелся.
— Конечно, никто, она же белой была, господи ты боже мой. Эта женщина с кем-то ее спутала. Как ты можешь быть черным, если ты белый? Чушь какая-то, ничего глупее в жизни не слыхала. Лена Хорн, господи прости.
Тетя Элнер запуталась.
— А при чем тут Лена Хорн? Она что, бывала здесь?
— Да она ни при чем, тетя Элнер. Он выдумывает, просто чтобы меня позлить. Он вознамерился свести меня с ума. Давай, Мак, дерзай, скоро добьешься своего, увезут меня в психушку.
Мак тяжко вздохнул:
— Ну как знаешь, Норма. Я тебе правду говорю, ты не веришь, так что забудь.
Прошло несколько минут. Норма расколола еще два ореха.
— Сама идея какова — на белого человека сказать, что он черный!
— Норма, это не я говорю, это та женщина. Я не знаю!
— Ну и нечего тогда передавать всякую брехню. Как можно быть черным, если у тебя глаза зеленые? Вот скажи мне.
— Я не знаю, Норма.
— Так я и думала.
Тетя Элнер сказала:
— Ладно, неважно, главное, что она была красивая. Это ведь все говорят, правда? — Она высыпала скорлупки из миски в бумажный пакет, стоящий в ногах. — И вот что я вам еще скажу, надо попросить, чтобы Эмоса и Энди вернули на радио. Куда они вообще делись, хотела бы я знать.
