По мнению экспертов «Ежедневного бизнесмена», дело вряд ли будет простым – виновность сексуального маньяка будет очень трудно доказать, так как потерпевшие крайне неохотно дают показания и очень часто от них отказываются.
Дело московского Чикатило только началось, а вокруг него уже громоздятся домыслы и сплетни. Так, одна из столичных газет, склонная к публикации непроверенных фактов, сообщила, что преступник разъезжал на новом шестисотом «мерседесе», тогда как тот находился за рулем «опеля» старой модели – это отчетливо было видно на телеэкране.
Наша газета будет внимательно следить за перипетиями данного дела и сообщать о них своим читателям.
«Ежедневный бизнесмен»
И. Жуков
11 ноября 1997 г
№ 18
Текст электронной переписки К. М. Копенкина с Ю. Ю. Кульманом 12.09.97 г.
Копенкин: Привет, старик. Ну как, осваиваешь компьютер?
Кульман: Сказать по правде, бумага и ручка мне милее. Но осваиваю…
Копенкин: Запомни мои слова: лет через десять все будут жить в сети.
Кульман: Ты пророк?
Копенкин: Я прокурор.
Кульман: Слушай, прокурор, как тебе нравится появление на нашем политическом небосклоне новой звезды по фамилии Сокрушилин?
Копенкин: Парень яркий, но, по-моему, немного привирает.
Кульман: Немного. А ты видел, как он маньяка поймал?
Копенкин: Видел…
Кульман: Ну и что?
Копенкин: Ничего.
Кульман: Ты такой сдержанный, потому что он скоро будет твоим начальником?
Копенкин: Боюсь, что он уже мой начальник… Но ты пойми, Деду нужен свой человек на месте Генерального. Те, кто на виду, кого знают, не имеют шансов, коммунисты не пропустят. А тут даже они ошалели…
Кульман: От такой наглости?
Копенкин: Ну да… Ты пойми, старик, на кону стоит слишком многое – быть демократии в России или нет. Ради этого можно и потерпеть и Сокрушилина…
Кульман: Я тут одну церковную книжку читал. Там есть следующие слова: «Потерпите Господа!»
Копенкин: Это бога, что ли?
Кульман: Ну да. Замечательно, правда?
Копенкин: Замечательно. Читаешь церковные книжки – готовишься к дальнейшей полемике с епископом Иоанном?
Кульман: Да не о чем мне с ним полемизировать. Знаешь, какая у него в КГБ была кличка?
Копенкин: Какая?
Кульман: Пионер. И он знает, что я это знаю. Я видел его «Дело».
Копенкин: Я это из твоей статьи понял. Тонкий намек на толстые обстоятельства. А почему впрямую об этом не напишешь? Ждешь, когда покается?
Кульман: Да, пожалуй, уже не жду…
Копенкин: А тебе не кажется, ждать, кто первый покается, все равно что концами меряться…
Кульман: В чем я должен каяться? В том, что неверен своей жене?
Копенкин: Почему бы нет? Люся все поймет и простит. Начнешь честную жизнь.
Кульман: Слушай, а это правда, что электронную переписку невозможно ни подслушать, ни подсмотреть?
Копенкин: Да вроде правда. Не забывай только стирать.
№ 19
Попал под поезд
Вчера вечером на станции метро «Маяковская» под колесами выехавшего из тоннеля поезда оказался человек, которого буквально на куски растащило. Им оказался следователь московской прокуратуры Цышев Е. Г. Что это – несчастный случай или самоубийство, предстоит выяснить следствию.
«СтоМ», 13 ноября 1997 года
№ 20
Несчастный случай или самоубийство?
По факту вчерашней смерти следователя московской прокуратуры Евгения Цышева под колесами метропоезда на станции «Маяковская» возбуждено уголовное дело.
«Ежедневный бизнесмен»
13 ноября 1997 года
№ 21
Журналисту журнала «Демократический наблюдатель»
Ю. Кульману
Многоуважаемый Юлий Юрьевич!
К Вам обращается в недавнем прошлом мл. лейтенант милиции, а ныне временно безработный русский националист-одиночка Лютиков Лев Львович. Во первых строках своего письма спешу сообщить, что являюсь горячим поклонником Вашего таланта и о Вашем имени-отчестве мне даже не пришлось справляться, так как в позапрошлом месяце лично присутствовал на Вашей встрече с читателями, где Вас именно так по имени-отчеству представляли. Сказать по правде, ваша газета для меня скучновата, если не считать раздела уголовной хроники, но я всегда ее покупаю, так как надеюсь обязательно встретить там Вашу статью, и как только вижу, сразу начинаю читать. Особенно мне понравилась Ваша статья «Молитва московских демократов», особенно про то, как она всех вас там гоняла. Смеялся до слез. Дело в том, что Аиду Диомидовну я знаю лично – она может. Сроду никаких молитв я не знал и не учил, а Вашу почему-то запомнил сразу. «Избавь нас, господи, от верующих, а с неверующими мы сами разберемся».
Но я обращаюсь к Вам, многоуважаемый Юлий Юрьевич, не по религиозному вопросу, а по национальному, так как в своих статьях вы тоже уделяете им значительное внимание. Сейчас ночь, половина четвертого, двенадцатое ноября, точнее, уже тринадцатое, но я не могу заснуть после того, что случилось, к тому же я должен все, что произошло, описать. Вчера вечером погиб Цышев Евгений Георгиевич, чему я был прямой свидетель, но свидетельские показания у меня не взяли, отказались, когда узнали, кто я. Мой бывший начальник майор Найденов, когда меня увольнял, сказал: «Если хочешь быть жив, держись от органов подальше». Я спросил: «Это угроза?» Он ответил: «Не угроза, а констатация факта. С нашими органами ты несовместим». Может, и вправду несовместим, потому что не хочу, чтобы мне было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, а тому же Найденову уже давно всё равно. Поэтому хочу дать показания вам – самому честному журналисту нашей эпохи.
С Цышевым Евгением Георгиевичем я познакомился 12 ноября 1997 года в 16.00, ровно за 45 минут до его трагической смерти, но и за этот короткий промежуток времени он преподал мне урок, который не забуду всю свою жизнь. Запоминание времени и номеров автомобилей у меня профессиональное, я выработал у себя такую привычку еще до учебы в высшей школе милиции – на всякий случай отмечать все свои встречи по часам и запоминать номера автомобилей, которые в это время останавливаются поблизости. Проходя через сквер, вплотную примыкающий к Садовому кольцу, я увидел сидящего на скамейке и согнувшегося в три погибели человека. Я в этот момент направлялся к станции «Маяковская» с улицы Малая Бронная, где в настоящее время снимаю часть комнаты у своего бывшего сослуживца Мухаметзянова Равиля по прозвищу Муха. Так как обратно в органы меня не берут, а ничем другим, кроме как охраной общественного порядка заниматься не могу и не хочу, я направлялся на станцию метро «Маяковская», чтобы доехать до станции «Каширская» для возможного устройства на работу в частное охранное агентство «Мисс Марпл», где мне была назначена встреча на 17 часов. По времени я всё рассчитал, но в сквере у Садового кольца увидел сидящего на скамейке Цышева Евгения Георгиевича, хотя в тот момент еще не знал, как его зовут, да и не собирался с ним знакомиться и даже просто останавливаться, но все-таки остановился, потому что, глядя на него, впервые понял, что значат слова «согнуться в три погибели». Не одна и не две, а именно три – три погибели. Вообще, этот сквер мне не нравится, несмотря на то что находится в центре, вид у него какой-то запущенный. Там днюют и ночуют бомжи, пахнет мочой и криминалом. Было трудно понять, кто этот человек – бомж или не бомж, да и не поэтому я остановился, меня остановили его три погибели.
– Вам плохо? – спросил я. Он не ответил, продолжая сидеть, как сидел.
Тогда я присел рядом и задал еще один вопрос.
– Может быть, у вас язва желудка или двенадцатиперстной кишки? В таком случае я могу вам помочь. У меня с собой есть лекарство.
Говоря это, я не кривил душой, лекарство действительно лежало у меня в кармане, великолепное, французское, называется «Огаст», у меня вследствие последних событий жизни открылась язва после того, как моя невеста Иришка с подачи своей мамы Ирины Борисовны променяла мои лейтенантские погоны и велосипед на малиновый пиджак и джип «чероки».
Он повернул голову, посмотрел на меня и спросил:
– Вы кто?
Я представился:
– Лютиков Лев, русский националист-одиночка.
В последнее время я так везде представляюсь, хотя, возможно, это звучит непривычно, но у меня на этот счет даже удостоверение есть. Он посмотрел на меня с интересом и немного выпрямился, теперь это были не три погибели, а примерно две с половиной.
– Цышев Евгений Георгиевич, – назвал он себя, и я запомнил это имя.
Помолчав, он задал вопрос или загадку, которая звучит довольно-таки странно и, может быть, даже бессмысленно, но, согласитесь, Юлий Юрьевич, если человек загадывает тебе загадку – долг вежливости попытаться ее отгадать, и я попытался.
– Что делать, если козел оказался безвинной овечкой? – вот как звучала эта загадка.
– Отпустить! – сказал я, ни секунды не думая.
Он еще больше распрямился и сказал вдруг:
