Никитин не без основания полагал, что охрана-то его и сдала, кто-то из ментов сопровождения и настучал о том, где он находится.
— Здрасьте, Василий Никитич! — сказал Кутятин, ласково вставая ему навстречу. — Как дела?
— Дела нормально, — сказал Никитин, — и я должен сказать, что вы не зайдете в «Авиарусь».
Кутятин пожал плечами.
— Зато мы докажем, что ты возишь контрабанду.
— Зачем? Вы просто угробите мою компанию. И никакой выгоды не получите.
— С тебя — не получим. Остальные — будут бояться.
Никитин усмехнулся.
— Вы никогда не вернете себе все самолеты.
— Мы готовы на долю в твоей конторе.
Никитин покачал головой.
— Никогда.
Кутятин помолчал.
— Ну что же, у нас есть другое предложение. Мы знаем, что деньги за самолеты остались на твоих оффшорках. Переведи половину нам.
— Я их перевел Собинову.
— В «Авиаруси» нет и следа этих денег. Это первое, что мы выяснили после убийства.
— Значит, Собинов планировал сбежать с этими деньгами. Ищите. Это ваша профессия. Эти деньги уже не мои, и мне плевать, кому они достанутся. Ни моей компании, ни моих самолетов вам не видать.
Генерал нахмурился.
— Ты, бизнесмен, не зарывайся! Ты взял за гроши имущество, которое народ строил годами! Ты возишь контрабанду! Это тебе при прежнем режиме можно было бесчинствовать, а теперь государство возьмет свое! Ты думаешь, мы тебя сами трепем? Есть указание!
— Чье?
Лицо генерала сделалось торжественным и скорбным, и он ткнул пальцем куда-то в правый угол, где висела икона Николая-угодника и портрет скорбящего президента.
— Понял? — сказал генерал-майор, — понял?
— Понял, — ответил молодой бизнесмен, — я вам так скажу, Захар Федорович: если президент позвонит мне лично и скажет, что ему, как президенту, нужна доля в моей компании и чтобы конкретно деньги переводились в счет доли на такой-то счет в таком-то банке, или даже если вы мне принесете письменное распоряжение президента на сей счет, — я немедленно долю отдам. А если нет — я буду считать вас мошенником, торгующим именем президента.
С этими словами Василий Никитин повернулся к генералу спиной и покинул офис.
* * *
Аня уехала из «Авиаруси» около семи вечера.
Сотовый телефон зазвонил, когда она садилась в машину. Аня, вздрогнув, взяла трубку.
— Але? — спросил протяжный, чуть хамоватый голос, — Анна Семеновна?
— Кто это?
— Это Олег. Олег Вячеславович.
Сердце Ани дрогнуло. Это был тот самый человек, который пришел на встречу вместе с Зубицкими и попросил полчашки пакетиков чая. И которому она обещала миллион долларов за керосин. Ей захотелось открыть дверь машины, уронить трубку в лужу и сказать, что так было.
— Да, это я.
— Что же, Анюта. Вы обещали перевести деньги. Еще два дня назад.
И в этот момент Аня вспомнила фразу Олега Вячеславовича: «Убивают только из-за безнадежных долгов». Если она скажет, что в компании нет денег, ее убьют.
— В компании введено временное управление, — сказала Аня. — Мы будем расплачиваться с кредиторами в соответствии с решением суда.
— Анюта, деточка. Все на рынке знают, что компания «Росско» действует в интересах Собинова и его семьи. С этим фуфлом надувай суд, а не меня. Поняла?
Трубка в ее руке стала ледяной, как труп.
— Але… — сказала Аня, но в трубке уже звучали короткие гудки.
Аня опустила голову и прижалась лбом к стеклу. Мимо неслась ледяная, в жиже, Москва. В ней было десять миллионов человек и пятнадцать министерств, в ней было двадцать семь мостов и четыре аэропорта, и во всем этом городе не было ни одного человека, к которому Аня могла бы обратиться за помощью. Кутятин? Но они и обанкротили компанию. Стас? Но она только что превратила его в смертельного врага. Никитин? Но не был ли он союзником Стаса?
Она думала, что ведет себя твердо и достойно, а вместо этого она успела оскорбить всех.
Но она сделает то, что задумано. Она не может доверять ни одному из этих людей, пока не узнает, кто именно из них убил ее отца.
И она не может узнать, кто убил ее отца, пока не узнает, кем был ее отец.
А хочет ли она это узнавать?
* * *
Генерал ФСБ Захар Кутятин расположился в кресле главы ФАК Михаила Зварковича, положив ноги на ворох исходящих бумаг. В зубах Кутятин держал сигарету, в руках — проект создания Федерального авиационного узла, а хозяин кабинета суетился вокруг него, как официант вокруг важного клиента.
— Это ж классный бизнес, — говорил Зваркович, — это во какой бизнес! Только с каждой тонны керосина мы имеем по сто баксов! А ларьки! А расписание? Вы ведь понимаете: просит какая-нибудь «Люфтганза» поставить ее в удобный слот, а за какие такие заслуги? Хочешь — плати. А платить ведь не обязательно в кассу! Это ж там деньги просто на кусте растут, ну и что, что Семена нету, с другими можно договориться. С Никитиным можно, он любые бабки отдаст…
— С Никитиным можно договориться. Вот только вопрос, где деньги, которые тебе отдал Семен?
Зваркович побледнел.
— Какие деньги?
— Пять миллионов евро. За подпись. Ты же к нему ездил на дачу за день до того, как его убили?
— Но я… я не брал еще денег…
Кутятин спустил ноги на пол и вынул сигарету изо рта. Непотушенный «бычок» шлепнулся на наборный паркет.
— Надо же, — сказал Кутятин, — как интересно. А мне Семен после встречи позвонил и сказал, что деньги передал.
— Он с…соврал.
Кутятин лениво отложил документ, протянул руку и вдруг молниеносным движением схватил Зварковича за шиворот. Глава комитета потерял равновесие и ткнулся мордой в бумаги на собственном столе. Лицо чекиста оказалось в дюйме от испуганной ряшки чиновника.
— Ты что гонишь, — сказал Кутятин, — ты думаешь, Семка мертвый, ты бабки себе возьмешь? Это уж не ты ли Семку урыл?
— Но у меня нет, нет этих денег! — в отчаянии заорал Зваркович.
— Есть. Ты что думаешь, мы не знаем, сколько ты у Никитина с каждого перегруза получаешь? Самолеты бьются, а твои инспектора взятки берут! Ты думаешь, тебя за этим сюда поставили, чтобы ты наших товарищей за пять лимонов убивал?
— Но я не могу! — отчаянно вскрикнул Зваркович, — я не могу и вам отдать, и наверх, у меня нет!
— Деньги у тебя есть, — сказал Кутятин, — выбора у тебя нет. Либо деньги отдашь, либо сядешь.
И вышел, хлопнув дверью. Непотушенный окурок тлел на паркете. Зваркович отчаянно закашлялся, — глава Авиакомитета не курил сам и категорически запрещал это делать подчиненным.
Самое страшное было даже не то, что у Зварковича не было денег. Самое страшное было то, что Зваркович был убежден: генерал Кутятин об этом знает. Никакой Семен ему не звонил и ни о каких деньгах не сообщал. Просто Кутятин воспользовался возможностью выбить из лоха пять миллионов, угрожая в противном случае обвинить его в убийстве. Пять миллионов — это цена того, что Зварковича не посадят.
Раньше — при каждом удобном случае — так разводили бандиты. А теперь так разводят генералы.
* * *
Машина Ани остановилась у старой завшивленной пятиэтажки в районе Сельскохозяйственной улицы. Аня долго жала на звонок. Она уже решила, что никого нет дома, когда внутри квартиры послышались шаркающие шаги. Дверь распахнулась.
На пороге стоял сгорбленный восьмидесятилетний старик, совершенно лысый, с розовым детским темечком и редкой, как кошачьи вибриссы, бородой. В нос Ане ударила нестерпимая вонь, — в квартире пахло невынесенными помоями, затхлой старостью и половозрелым котом. Тут же на лестницу высунулся и сам кот — большой, полосатый, с прямым, как палка, хвостом, и убежал бы, если б его не поймал Анин охранник.
— Тарас! Тарас! — тревожно закричал старик, и Тарас, сверкнув желтыми печальными глазами, поскакал обратно в квартиру. Аня с охранником вошли следом.
— Простите, вы Александр Викторович Кудаков? — спросила Аня.
Она должна была повторить вопрос два или три раза, старик плохо слышал. Голые его ноги, всунутые в шлепанцы, стыли на ноябрьском сквозняке. Он ничем не напоминал отца преуспевающего бизнесмена, хотя бы и убитого три года назад. Но он им был, и он написал в прокуратуру заявление, в котором обвинял в убийстве своего сына третьего партнера «Авиаруси» — пропавшего Веригина. Уж, наверное, отец знал, кто убил сына?
— Да, — наконец ответил старик.
— Я расследую убийство бизнесмена Собинова, — сказала Аня, — и нам тут… я видела ваше заявление…
Она вынула из сумочки бумагу.
Аня с трепетом ожидала реакции старика. Но реакции никакой не последовало. Ане даже показалось, что Кудаков не расслышал ее слов. Он просто повернулся, и черная рваная дыра в его ватном халате была как след от ножа в спину.
