63. НЕНАВИСТЬ НОБЕЛЕВСКОГО ЛАУРЕАТА
Факты, накопленные в годы между запусками «Спутника» и «Аполло XI» могли бы полностью изменить отношение ученых к теории Великовского, если бы их отношение определялось фактами Однажды после лекции в одном из университетов юноша-студент засыпал Великовского пулеметной очередью вопросов. Аудитория с удивлением смотрела на юношу, в голосе, в жестах, во всем облике которого горела нескрываемая ненависть к лектору.
Великовский спокойно начал отвечать на вопросы, но студент не стал слушать и демонстративно покинул зал. Великовский продолжал, словно ничего не произошло.
Аудитория наградила лектора бурными аплодисментами. На улице несколько студентов рассказали ожидавшему их товарищу, с каким блеском и как убедительно Великовский ответил на его вопросы. Но тот воинственно заявил: «Не важно, как он ответил. Я ответа не слышал и не хочу слышать. А последнее слово все равно было за мной».
В студенческой среде это было редчайшим исключением. Но в среде ученых, особенно именитых, диктуемый ненавистью принцип «не слышал и не хочу слышать», «не читал и горжусь этим» был весьма распространенным.
Нобелевский лауреат Гарольд Юрей, профессор химии в Калифорнийском университете в Сан-Диего, был одним из тех. кто не читал книг Великовского и очень гордился этим. Ни словом, ни взглядом, ни помыслом Великовский никогда не обидел его. Но, увы, не этим определялась глубина ненависти Юрея.
Студентка из Огайо Кетрин Линдеман, собиравшая материал о Великовском для своей работы, обратилась к его противникам. Профессор Юрей ответил ей 7 марта 1969 года: «Великовский — это трагедия. Он повел по неправильному пути огромное число людей, подобных вам, и мой вам совет — захлопнуть его книгу и никогда больше в течение вашей жизни не заглядывать в нее».
У профессора Юрея были основания ненавидеть Великовского. В 1950 году вышла в свет книга, в которой Великовский писал, что Венера — новая планета в Солнечной системе, что в ее истории нет ничего общего с историей Земли. А через два года профессор Юрей писал, что история Земли и Венеры «должны быть очень похожи».
Прошло еще несколько лет, и выяснилось, что прав не Нобелевский лауреат, а какой-то Великовский. В 1952 году профессор Юрей писал, что атмосфера Марса, вероятно, состоит из аргона и азота. Он только забыл сослаться на Великовского, впервые заявившего об этом в 1946 году и описавшего атмосферу Марса в «Мирах в столкновениях».
А этот Великовский с такой бережностью и уважением относится к работам своих предшественников и не забывает упомянуть в тексте и в сносках ни одного из них.
Великовский действительно отличается от многих современных ученых, не стесняющихся выдавать за свои уже описанные кем-то идеи. Иногда они, действительно, доходят до этих идей самостоятельно, не зная работ своих предшественников. Но это их не извиняет. Ученый обязан знать, что сделано в его области. Поэтому «знающих» в лучшем случае можно назвать нечистоплотными, а «незнающих» — недобросовестными. Истинный ученый не может попасть в одну компанию ни с первыми, ни со вторыми.
Не принято сомневаться в том, что Нобелевским лауреатом может быть только истинный ученый. Но как быть с первым или вторым вариантом? Следовательно, Гарольд Юрей должен был ненавидеть Великовского. И чем дальше, тем больше.
Особенно, если учесть: ни степени, ни звания, ни титулы, ни подлость и злоба — ничто уже не могло остановить растущую популярность Великовского в университетах и в научно-исследовательских учреждениях, уверенность в его правоте, или, по крайней мере, в его праве на равных состязаться с защитниками догматических постулатов.
Перенести все это Юрей был не в силах. … 29 января 1970 года лекция в Коммюнити-колледже в Филадельфии. В начале марта Великовский вылетел в Ванкувер. Неустойчивая погода с частыми дождями не помешала ему осмотреть очень красивые окрестности города. Рано утром 6 марта на морском пароме он переправился на остров Ванкувер и приехал в Викторию. Город действительно оказался «викторианским». Здания, газоны, парки, набережная, двухэтажные автобусы, неторопливые прохожие, — все напоминало старую Англию.
Он вдруг почувствовал себя молодым, полным сил и ожиданий, как тогда, осенью 1913 года, в Эдинбурге. Это настроение сказывалось во время лекций в университете Виктории 6-го и 8 марта. Аудитория восторженно реагировала на массу информации, на блестящую речь, на фейерверк приводимых по памяти цитат из различных научных источников при ответах на вопросы, на удивительную жизненную силу этого высокого седовласого человека, которому, как говорили, скоро исполнится 75 лет.
Великовский возвратился на материк и 12 марта выступил в университете Британской Колумбии в Ванкувере. Здесь же, в Канаде, Великовский прочитал недавно вышедшую книгу оксфордского профессора Сирила Д. Дарлингтона «Эволюция человека и общества», в которой английский ученый высоко оценил труд «Эдип и Эхнатон».
Основной заслугой Великовского, считал Дарлингтон, является важное открытие:
Эдип — это греческий рефлекс на историческую личность Эхнатона.
64. ЕСЛИ СРАВНИВАТЬ ШАПЛИ С ВЕЛИКОВСКИМ…
Письма, ожидавшие его дома, испортили настроение, привезенное из Канады, разрушили ощущение свидания с молодостью. Он посоветовался с Элишевой и позвонил в Нью-Йорк Калену.
Старику было уже под девяносто. Но его интеллект оставался по-прежнему ясным и продуктивным, о чем свидетельствовали лекции, статьи и только что написанная книга. Даже четкий голос Калена убеждал в том. что старый профессор еще достаточно крепок.
— Гораций, двадцать лет назад ты обещал, что после тяжелого десятилетия я увижу счастливые времена. Через несколько дней исполнится двадцать лет со дня выхода в свет «Миров в столкновениях», но до сих пор все те же люди не перестают оскорблять меня.
— Кто именно?
— Шапли.
— Не может быть?
— К сожалению, может.
— У тебя есть факты?
— Я пришлю тебе копии некоторых писем твоего «старого друга»…
В тот же день Великовский послал Калену эти копии.
Одним из оппонентов Великовского в «Йельском научном журнале» был профессор Альберт Бургсталер, химик из Канзасского университета. Не соглашаясь с Великовским по ряду научных вопросов, профессор, тем не менее, испытывал к нему огромное уважение, считая Великовского выдающимся ученым и редчайшей личностью.
Еще в 1967 году он получил письмо от Шапли, в котором были следующие строки: «Я испытываю мало удовольствия, читая или думая о Великовском. Он представляется мне одним из наших наиболее эрудированных шарлатанов».
Первая фраза не вызывала сомнений у Бургсталера. о каком удовольствии можно говорить, если Шапли, считавший себя первым астрономом Америки, побит а его собственной области, причем, не астрономом, а врачом. Но назвать Великовского шарлатаном! Бургсталер попросил Шапли сообщить ему доказательства, на которых основано это оскорбление. Шапли не смог ответить ему. Зато он ответил на другое письмо.
Кетрин Линдеман. студентка из Огайо, обратилась не только к Юрею, но также к Шапли Ответ престарелого гарвардского профессора гласил: «Все профессиональные астрономы считают Великовского мошенником. Разве вы не можете найти более респектабельного субъекта для вашей исследовательской работы?»
Кален был возмущен до глубины души. Помимо оскорбления, Шапли лгал. Кален знал многих профессиональных астрономов, считающих, что Великовский совершил революцию в их науке, что он атаковал догму, не имеющую под собой научного обоснования.
С Шапли Калена связывала давняя многолетняя дружба, совместная работа в Гарвардском университете, когда они были молодыми профессорами. Но Великовский!
Господь Бог редко награждает землю подобными людьми. Отбросим, однако, эмоции.
Если положить на весы все, известное Калену лично в течение 24 лет, «взвешивание» будет далеко не в пользу Шапли, облик которого представлялся весьма несимпатичным.
Тщательно подбирая слова, Кален написал статью «Шапли, Великовский и научный дух». В статье были изложены факты, известные читателю, дана их принципиальная оценка. Последняя фраза, написанная мягким и деликатным Каленом, оказалась последним «гвоздем», заколачивающим крышку гроба: «Если сравнивать Шапли с Великовским, то свидетельства о целостности и честности всецело в пользу Великовского».
Статья была опубликована в журнале «Пенсе», а затем вошла в книгу «Пересмотренный Великовский», которая с 1976 года выдержала несколько изданий в США и в Англии.
Статья интересно иллюстрирована выдержками из писем Шапли, Уипли, Мак-Лоулина и Юрея, свидетельствующими, как эти профессора пытались уничтожить Великовского, как Шапли и Уипли уверяли, что никогда в жизни не делали ничего подобного.
