89. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ЛЕММИНГИ
Ученые долго считали, что лемминги совершают коллективные самоубийства. Почему эти зверьки, выстроившись друг за другом, бросаются с крутого берега в воду? Загадка природы.
Сначала биологи думали, что таким образом регулируется численность популяции. Когда леммингов становится слишком много, они устраивают групповые самоубийства.
Теперь еще одно предположение прибавилось ко множеству уже существующих гипотез.
Известно, что, когда леммингов в популяции становится слишком много, они мигрируют, но при этом никогда не меняют маршрута. А в результате движения материков рельеф изменился. Так, например, некогда единую территорию разделило море. Лемминги же всегда идут одной и той же дорогой, даже если теперь под ногами воздух.
Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V
Я пробираюсь к хижине Монгольфьера.
Летательный аппарат готов, нужно лишь зажечь горелку и обрубить канат.
И в этот момент я вижу, что кто-то опередил меня.
Богоубийца.
Грозная фигура по-прежнему в маске из греческой трагедии. У нее рана на плече.
Значит, это был не Прудон.
Мне досадно, что я умолчал о своих сомнениях и не вступился за него. Я попал незнакомцу именно в левое, а не в правое плечо.
Богоубийца достает анкх. Удивительно, но я совершенно спокоен.
– Вы собираетесь меня убить?
Богоубийца знаком приказывает мне поднять руки, приближается и обыскивает, держа на прицеле.
– Если вы ищете «Энциклопедию», то я не ношу ее с собой. Она спрятана в надежном месте.
Я слышу, как богоубийца дышит под маской. Мне кажется, это мужчина.
Положив мне на плечо руку, он заставляет меня опуститься на колени. Я чувствую, как анкх упирается в мой затылок. Он собирается казнить меня.
Вдруг появляется еще одна фигура в грязной тоге. Незнакомца от богоубийцы отличает лишь то, что на нем улыбающаяся маска.
Он целится в богоубийцу. Тот поворачивается к нему.
Они стоят друг против друга, сжимая анкхи, как совсем недавно стояли мы с Раулем.
Неужели их двое? Нет, где же тогда логика?
Богоубийца – в грустной маске, и я не знаю, кто же тот, другой.
Несколько секунд они стоят неподвижно, потом человек в грустной маске, словно смирившись, опускает анкх и уходит.
Фигура в улыбающейся маске машет мне рукой и тоже уходит, но в другую сторону.
Я никогда не узнаю, что здесь произошло. Богоубийца существует, но, выходит, есть и антибогоубийца.
Меня уже ничто не удивляет.
Я должен спешить. Возможно, кентавры и Атлант уже организовали такую же облаву на меня, как на Прудона. А уж меня-то судить не будут.
Разделить страдания с моими людьми-дельфинами! Жить вечно, и не мочь поделиться своими знаниями… Сознавать, что я больше никогда не смогу им помочь…
У меня нет выбора, я должен поднять в воздух эту проклятую штуковину с педалями.
Я действую так, как мне показывал Сент-Экзюпери. Зажигаю огонь. Горячий воздух наполняет мешок, который будет служить воздушным шаром. Оболочка начинает надуваться. Я проверяю педальный механизм, который приводит в движение аппарат.
И снова передо мной появляется чей-то силуэт.
Я узнаю ее по запаху.
– Добрый вечер, Мишель.
В последний раз, когда я ее видел, она смотрела на меня взглядом, полным упрека, потому что я был с Матой Хари. Она собирается выдать меня?
Оболочка дирижабля медленно наполняется воздухом.
– Неужели ты собираешься лететь на этом?
Афродита улыбается.
– У меня нет выбора. Я должен улететь.
– Ты все равно ничего не сможешь сделать, пока не разгадаешь загадку: «Что лучше Бога и страшнее дьявола?»
– Я никогда ее не разгадаю.
– Ты уверен?
Я стараюсь думать о Мате Хари.
– Если ты найдешь ответ, мы будем заниматься любовью. Ты даже представить себе не можешь, как это чудесно.
Она небрежно добавляет:
– Ни одна женщина, смертная или богиня, не смогут доставить тебе такого наслаждения.
Она обнимает меня за талию, прижимает к себе и жадно целует. Мне кажется, что это продолжается очень долго. У ее поцелуя вкус вишни. Я закрываю глаза, чтобы почувствовать его как можно глубже.
– Ты очень важен для меня, – говорит Афродита, разжимая объятия. – Между нами что-то есть, между нашими душами особенная связь, которую ни с чем не сравнишь. Это невозможно отрицать, даже если бы мы захотели.
Она гладит мой живот.
– Ты, наверное, даже не представляешь, что такое заниматься со мной любовью.
– Я…
– Знаешь ли ты, сколько мужчин, десятки, сотни, тысячи мужчин продали бы душу за полсекунды со мной?
Она снова прижимается ко мне, гладит грудь там, где сердце.
– Там, внутри, у меня союзник.
Я закрываю глаза, сжимаю челюсти. Не дай себя обмануть.
– Только я могу понять тебя, – говорит она. – Я знаю того обиженного ребенка, которым ты был. Мы оба были обиженными детьми.
Волнение накрывает меня с головой.
Она достает зеркало из складок тоги.
– Посмотри на себя, Мишель. Ты красив. Наши души понимают друг друга. Только такая любовь реальна, – продолжает она. – Ни одна женщина не сможет понять тебя так, как понимаю я. Ни одна не сможет увидеть тебя таким, каким вижу я. Даже ты не видел себя таким. Твоя душа так велика, но твой разум ограничен. Ты подобен смертным, которыми мы управляем, – они даже не догадываются, что могут стать богами.
Афродита говорит, и ее голос меняет тембр. Мне кажется, я вижу ауру, которая ее окружает. Это розовое теплое сияние, пронизанное золотым блеском.
Оболочка дирижабля продолжает наполняться, но это больше не интересует меня. Я знаю, что Афродита снова влечет меня к гибели, чувствую это, но не могу сопротивляться. Словно мотылек, летящий на пламя. Как кролик, ослепленный фарами машины, которая сейчас его раздавит. Словно мышь, загипнотизированная змеей. Как наркоман при виде шприца.
– Мы вдвоем. Мы сможем перевернуть Вселенную. Достаточно, чтобы ты просто поверил мне. Ты боишься меня, потому что веришь всему, что тебе наговорили обо мне. Даже Гермафродит, мой собственный сын, рассказал тебе какие-то ужасы. Не все, что ты услышал, ложь. Почти все правда. Но послушай свою душу, то, что она тебе расскажет обо мне. Я знаю, что причинила тебе боль. Но разве ты сможешь понять, что это было для твоего же блага?
Я затаил дыхание.
– Это как преграды, которые должна преодолеть лошадь. Чем выше барьер, тем выше она сможет прыгнуть. Разве тот, кто поднимает планку, желает зла? Но лошадь, прыгая, может сломать ногу.
Я молчу.
– Теперь, благодаря мне, благодаря пройденным испытаниям, ты лучше знаешь себя. Ты стал сильнее. Ты смог противостоять Раулю, и это благодаря мне. Ты создал Просвещенного, и это благодаря мне. Ты знал об этом?
Оболочка дирижабля занимает уже все помещение подпольной мастерской.
– Я должен улететь, – говорю я.
Афродита грустно улыбается.
– На этом? – насмешливо спрашивает она.
Она достает анкх, словно желая рассмотреть поближе механизм, и… стреляет в оболочку дирижабля, которая тут же начинает сдуваться. Вторым выстрелом она уничтожает велосипед. В мгновение ока механизм, над которым Монгольфьер, Адер и Сент-Экзюпери так долго трудились, превратился в груду дымящихся обломков.
Она отрезала мне единственный путь к спасению! Я настолько ошеломлен, что не знаю, как реагировать.
– Это для твоего же блага, – говорит она. – Ты достаточно спасался бегством. Настало время встретить судьбу лицом к лицу.
С этими словами она убирает анкх, обнимает и целует меня долгим поцелуем.
– Поблагодари же меня.
Я думаю, не убить ли ее.
Может ли ученик убить преподавателя? Можно ли убить богиню любви?
После минутного замешательства я тоже целую ее.
Словно сожалея о собственной глупости, я пытаюсь понять, что же со мной происходит. Может быть, я переживаю то же, что и человечество, завороженное картиной собственного разрушения? Не в силах воспрепятствовать ему, человечество смиряется с ним, и оно даже начинает ему нравиться.
Афродита с нежностью смотрит на меня. Возможно, она повидала немало мужчин на пороге отчаяния. И в то же время я не могу не признать, что испытываю нечто вроде благодарности к этому чудовищу.
Я говорю себе, что судьба не жалеет яду. Едва ты выберешься из одной неудачной любви, как за ней тут же следует другая, потом третья. Личности необходимо страдать, чтобы расти.
Я растерянно смотрю на останки дирижабля.
Афродита ласково проводит рукой по моему подбородку. Мне хочется до крови укусить ее.
– Не забудь, если ты найдешь ответ, мы целую ночь будем любить друг друга так, как ты никогда еще никого не любил. Я отдамся тебе вся без остатка, как никогда еще не отдавалась ни смертному, ни богу.
