Найденные в сейфе советские деньги Котлов поручил пересчитать мне вместе с Ольгой. Их оказалось одна тысяча четыреста двадцать шесть рублей. Пока мы считали, Котлов продолжал сантиметр за сантиметром осматривать комнату. Но больше ничего интересного не нашел. Составив протокол обыска, он сложил все обратно в сейф и запер его. Но, подумав, вновь открыл, достал несессер, завернул доллары в газету, а его взял с собой. Протокол Андрей дал подписать и девушке как свидетельнице.
— Сидите здесь и никому не открывайте, кроме меня, понимаете? Это может быть опасным, — сказал он девушке.
— А Толику? — спросила девица.
— Разве только Толику, — последовал ответ.
Светало. Небо очистилось от облаков, но еще не набрало утренней синевы, было блекло-голубым. Сильно подмораживало, снег немного осел, сделался более плотным и леденистым.
— Сначала, как всегда, общий осмотр, — командовал Котлов, — пока ничего не трогаем.
— Да чего тут, Андрей Петрович! Что тут осматривать? — не выдержал я. — Вот, пожалуйста! — Я указал рукой на снег возле стены котельной. Он был выровнен, и на нем видны были следы в виде заледеневших уже полосок.
Открыли котельную, взяли две лопаты, и мы с Юрой начали отбрасывать снег у стены. Почти у самой земли обнаружили пистолет.
Осмотрев его через лупу, Котлов сказал:
— Отпечатков пальцев на металле уже не выявить. Пистолет Коровина, «ТОЗ», калибр 6,35.
— Вот это да! — восхитился Юра. — Вот это работа! Пистолет Коровина, калибр 6,35. Все точно!
Котлов не возражал. Самодовольная улыбка не сходила с его губ. Но тем не менее он сказал:
— Я думаю, нам надо пойти выпить крепкого чаю и поразмышлять.
— «Чисто английское убийство», — пытался я пошутить, когда мы поднимались по пустынной лестнице на второй этаж.
Юра горячо возразил:
— Черта с два! Насколько я помню, там все действующие лица приехали на автомобилях и уехали на них. И дорогу бульдозерами не чистили. Там снегом присыпало лишь цветники и газоны, а растаял он через два дня. У нас до июня будет лежать.
— И вертолетов не было, — сказал Котлов. Когда мы вошли в комнату, он спросил: — Как вы думаете, погода будет? Вертолет прилетит?
— Должна быть, — ответил Юра. — Дополнительная связь через час.
Я понимал, что дожидаться опергруппы и сидеть сложа руки Котлов не станет. Видимо, у него был уже какой-то план, но он о нем не говорил. Я поставил на плитку чайник и спросил:
— Ну, что теперь?
— Как только народ проснется, я осмотрю все окна первого этажа, — ответил он.
Хоть меня и не спрашивали, я все же решил высказаться:
— Не поискать ли того, кто привез валюту? Того, кто передал Толику несессер для Абдуллы. Возможно, он и убил Толика. Ведь от Хударова вы бы пришли к нему. И он одним махом отрезал нам этот путь, не пожалел десяти тысяч долларов.
— Просто так убивают только маньяки, — недовольно проворчал Котлов. — Ясно, что здесь должен быть мотив. Возможно, если бы я вышел через Хударова на убийцу, то обнаружил бы за ним кое-что покрупнее... Скорее всего, группу. А группа беспощадна, предателей или свидетелей не оставляет в живых. Но могли ведь убить и просто из-за денег. Меня интересуют факты, а не предположения. Поэтому сразу после завтрака я займусь окнами первого этажа.
— Давайте все-таки посмотрим, кто приехал одновременно с вами или чуть раньше, — стоял я на своем.
— Голубев когда приехал? — спросил Котлов.
— Этот давно. Недели две назад. Жил в общем номере, пока ждал свою цацу.
— Кораблевы?
— Дней пять-шесть назад.
Заклинился он на Шамиле, Голубеве и Кораблеве. Юра предложил объявить об убийстве по радио и попросить всех, кто может что-нибудь сообщить по этому поводу, явиться к нам. Но Котлов отверг предложение Юры: кино кончилось без двадцати десять, обещанных старшим инструктором танцев в фойе не было, ибо оказалась неисправной радиоаппаратура. Лыжники разошлись по своим комнатам уже к десяти часам, даже раньше, из гостиницы никого не выпускали. Вряд ли то-то мог что-нибудь видеть. Послушать нас Котлов послушал, а действовать стал по-своему. Вызвал опять одного Кораблева, без Лены. Пришлось его разбудить до завтрака.
— В прошлый раз вы показали, Николай Алексеевич, — сказал Андрей, — что незнакомы с Абдуллой Бабаевым и не бывали у него в коттедже. Правильно я вас понял?
— Да, — отвечал Кораблев.
— Вы говорите неправду, Кораблев. А ведь я вас предупреждал об ответственности за дачу ложных показаний. Что заставило вас врать?
Кораблев смутился и стал вилять:
— Я думал, вы про этот год говорите. В этом году я действительно не был у Абдуллы.
— Бросьте, Кораблев, вы прекрасно знаете, о чем я говорил. Я вас еще раз спрашиваю: что заставило вас говорить заведомую неправду?!
Коля опустил голову.
— Жена, — с трудом проговорил он. — Она не должна знать. И я вас прошу, Андрей Петрович...
— Кто там был? Что за люди? Чем занимались? — игнорировал Андрей последние слова Кораблева.
— Приезжие люди, я их не знаю. Много пили, пели...
— Женщины? — спросил Котлов.
— Да.
— Баня?
— Да, все было, — вновь опустил голову Кораблев.
Ай да Коля-Николай! Парень не промах! Я был рад, что выяснилось именно это, а не что-то другое. Но в то же время мне жаль было Леночку, не хотелось разрушать их семью, этот прекрасный дуэт. Неужели Котлов не пожалеет ее?
— Расскажите теперь о вчерашнем вечере, — продолжал допрос Котлов. — Постарайтесь вспомнить все: когда пришли, когда ушли, о чем вы говорили с Голубевым и Катей, как они себя вели.
И Николай сказал, что сидели они в баре примерно с девяти вечера до одиннадцати, место им было занято Голубевым, сидели они вместе с ними, за одним столиком. Пили кофе с коньяком. Разговаривали о литературе, о кино. Катя рассказывала много интересного о писателях. Но у него сложилось впечатление, что между ними назрела ссора, Катя несколько раз отвечала Глебу резко и даже издевалась над ним. Глеб терпел эти оскорбления, но был расстроен. Особенно к концу.
— За эти два часа, что вы вместе сидели, никто из вас не выходил из бара? — спросил Андрей.
— Мы вместе пришли и вместе ушли, — ответил Коля.
Котлов записал в протокол несколько вопросов и ответов и отпустил Кораблева. Ведение протокола занимало много времени. Я еще при первом допросе Голубева предложил Андрею вести протокол, но он заявил, что в таком случае протокол не будет иметь юридической силы, составлять его может только он. И теперь, пока писал протокол, мы опоздали к завтраку.
В первый же день после приезда Котлова Козлов распорядился отвести нам отдельный столик в углу зала. К нам присоединился и Юра. С одной стороны, это было удобно, нас видели вместе, считали друзьями и мы могли разговаривать за столом. При общем шуме в зале нас не слышали. Но вот с другой стороны... Я с опаской поглядывал на заранее поставленный на наш стол чайник. Что стоило бросить в него яд? Если у преступника был пистолет, то почему бы и не быть яду? Избавиться от нас одним махом, и делу конец!
Словно читая мои мысли, Юра, не дожидаясь официантки, пошел на кухню и принес оттуда на подносе котлеты с гарниром, а затем чайник, другой, с более горячим чаем.
— Мухиной тоже ведь надо позавтракать, — вспомнил я, жуя котлету, — а то сидит наша спящая красавица взаперти.
— Сходите за ней, — приказал Котлов. — Ключ у нее есть.
— Нет уж... Идите сами, — ответил я. — Она же, кроме вас, никому не откроет.
Командный тон Андрея уже не раздражал меня, за ним можно было признать право так разговаривать. Честно говоря, после убийства Толика мне стало как-то не по себе. Нас трое, мы на виду, а кто стоит против нас, мы не знаем. Возимся с Шамилем, Голубевым и Кораблевым, а тут действует «мафия» Абдуллы. Это же было ясно с самого начала. Они народ опасный, очень опасный... Скорее бы прибыла опергруппа, было бы спокойнее.
Только мы вернулись с завтрака, явился Голубев. Вид у него был удрученный. Сев на кровать, он сказал:
— Раз дело так серьезно, раз дошло до убийства, я должен все сказать.
— Что, вам известно об убийстве? — спросил Котлов.
— Да бросьте, Андрей Петрович, все уже знают. Видели, как выносили его из котельной.
— Так что же вы хотите нам сказать? — Андрей поглядел на меня, чтобы убедиться в том, что я слышал слова Голубева.
— Вы меня спрашивали, каковы наши отношения с Абдуллой. Так вот, он дважды просил меня купить для него в Москве драгоценности. Один раз я купил ему кольцо с бриллиантами за две тысячи восемьсот, а второй раз отказался. Он просил купить в магазине «Алмаз» в Столешниковом переулке золотой браслет с изумрудами за пять шестьсот. Мне все это было очень... неприятно. И я отказался. Должен, конечно, молчать. Но раз такое дело... Покупка в магазине ведь не преступление?
— Когда это было?
— Что?
— Когда вы купили кольцо и когда отказались покупать браслет? — пояснил Андрей.
