Я вынес Энни на веранду и усадил на качели. Синди укутала ее пледом, и тут девочка открыла глаза и посмотрела на меня. Этот взгляд – прямой и ясный, проникал глубоко в душу и одновременно и страшил меня, и утешал.
– А ты… ты будешь лечить меня? – спросила Энни.
Вдохнув чистого и свежего озерного воздуха, я ответил почти без колебаний:
– Да. Я буду тебя лечить.
Прошел месяц, а казалось, что больше. Это была череда долгих дней и молчаливых ночей, до краев наполненных ожиданием сигнала лежащего на столе пейджера.
Чтобы упростить нам всем жизнь, Синди и Энни оставались у меня. В моем доме не было ни плесени, ни грибка, как в бетонных постройках; их споры не носились в воздухе, и Энни стала чувствовать себе чуть получше. Кажется, у нее даже прибавилось сил.
Синди тоже пришла в себя. Успокоилась, отоспалась, на ее лицо частично вернулись прежние краски и приветливая улыбка, которой она встречала меня каждый раз, когда мы сталкивались в комнатах или на берегу. Чарли новые соседи, похоже, пришлись по душе; во всяком случае, он почти каждый вечер переплывал на мою сторону и развлекал нас смешными историями или игрой на губной гармошке.
Кроме того, я нанял Термита строгать доски на нашем с Чарли складе в холмах и помогать нам доделывать «Хакер». И с тем и с другим он прекрасно справлялся, да и вел себя вполне примерно. Когда Энни, стоя на крыше эллинга, сообщила ему, что я буду ее оперировать, он достал из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся, отчего огонек на кончике ярко вспыхнул. Выдохнув дым подальше от девочки, Термит посмотрел на меня затуманенным взглядом и проговорил:
– Это очень хорошо, сестренка.
Иногда мне кажется, что ад – это не только то мрачное подземное царство, куда, согласно представлениям многих религий, попадают грешники. Есть еще один ад – то место, в котором ты живешь, пока милосердная смерть не освободит тебя от всех земных тревог, обязанностей, желаний. Не знаю, есть ли у дьявола рога и хвост с острым кончиком, но, мне кажется, это вряд ли существенно. Ад – это место, в котором нет любви, и если Люцифер вообще хоть что-то понимает, он не может этого не знать. А с тех пор как не стало Эммы, я жил именно в таком мире – одиноком, пустынном и безотрадном, который мало чем отличался от ада.
И только после того как в моем доме поселились Энни и Синди, которые постоянно что-то убирали, хлопотали по хозяйству или восхищались вещами, на которые я и внимания-то не обращал, все изменилось – и не только в окружающем мире, но и во мне самом. Мир словно приобрел новый, неведомый прежде аромат, а в моей душе поселилось полузабытое ощущение покоя и уюта, которое становилось особенно сильным по ночам, когда я в одиночестве спускался на причал и подолгу лежал в гамаке, глядя на медленно светлеющий горизонт.
За последние несколько лет Синди научилась экономить на всем. Как-то раз, уступая ее уговорам, я устроился на крыше эллинга, и она подстригла мне волосы. Работала она быстро и профессионально, так что через десять минут, глянув на себя в зеркало, я с трудом узнал отразившегося в нем мужчину. Волосы на шее и над ушами Синди состригла ровно, но коротко, что было весьма непривычно как на вид, так и по ощущениям, но потом мне пришло в голову, что Эмме моя новая прическа наверняка бы понравилась. Что касалось Чарли, то он провел рукой по моей голове и сказал с улыбкой:
– Здорово, приятель. А я тебя помню! Кажется, мы с тобой когда-то встречались.
Мало того, я повесил в ванной зеркало и сбрил бороду. Чувствуя себя обновленным, я спустился вниз, где вовсю шла подготовка к обеду. Мое появление вызвало шквал одобрительных восклицаний, но я заметил, что Синди внимательно наблюдает за мной краешком глаза. Казалось, она тоже почувствовала, что со мной что-то происходит, и пыталась каким-то образом оценить меня нового – и не только с точки зрения внешнего вида.
Чарли снова стал таким, как прежде. Несмотря на свое заявление, что он, мол, терпеть не может греблю, он не пропускал ни одной тренировки и каждое утро поджидал меня на причале. Не проходило дня, чтобы он не заглянул к нам, как он выражался, «на огонек», делая это подчас совершенно неожиданно. И Чарли возобновил танцевальные занятия. Как-то вечером он, помахивая тросточкой, появился на своем причале в стильном бело-голубом костюме, цилиндре и классических туфлях броги, а его гладко зачесанные назад волосы явно были уложены с помощью геля.
– Симпатичная причесочка! – прокричал я, когда мы высыпали на берег, чтобы полюбоваться необычным зрелищем. – Ты, наверное, пользуешься отработанным моторным маслом?
Чарли улыбнулся и несколько раз повернулся вокруг себя словно модель на подиуме.
– Только трансмиссионным, – отозвался он. – И не старым, а самым что ни на есть свежим.
Несколько раз в неделю мы ужинали в «Колодце». Дэвис включил в меню новое блюдо под названием «Трапеза Энни»: жареный цыпленок, горчичный соус, французские булочки, овощной салат под майонезом и порция шоколадного мороженого.
Свой кабинет я больше не запирал. Мобильный телефон и один пейджер были теперь в моем ведении, и я привык постоянно носить их с собой, будто вовсе с ними не расставался.
Раз в неделю к нам приезжал Ройер – поужинать, осмотреть Энни и – наверное, это было самым важным – проверить меня. Мне это надоело, и после третьего такого визита я сказал, провожая его до машины:
– Ройер, это действительно я, и со мной все в порядке.
Он пристально посмотрел на меня.
– Ты уверен?
– Ну, учитывая все, что случилось… Однако я не принимаю никаких сильнодействующих препаратов и не хочу их принимать. Я даже сплю по ночам, хотя сны, которые мне иногда снятся, не всегда бывают приятными…
Этого ему было достаточно.
Мои пациенты часто спрашивали меня, почему большинство трансплантаций происходит ночью. Ответ достаточно прост. Днем приходится ждать результаты анализов и исследований, а их проводит персонал, который работает в основном в дневные часы. Врач может констатировать смерть тогда и только тогда, когда анализы показывают, что организм пациента не реагирует на накопление углекислоты в тканях, а основные мозговые функции полностью угасли. Что и говорить – родственникам бывает очень трудно смириться с подобным диагнозом, однако сам вид некогда любимого человека, жизнедеятельность которого поддерживают сложные, но бездушные механизмы, зачастую становится последней соломинкой, которая помогает сломить их иррациональное упрямство и нежелание верить в очевидное.
Эта последняя соломинка чаще всего выпадает поздно вечером, когда больница затихает и родственники остаются один на один со своими тяжкими и безысходными мыслями. Тогда они примиряются со случившимся и, связавшись с врачом, сообщают о своем желании пожертвовать нуждающимся здоровые органы. В этом случае больница проводит дополнительные клинические исследования, которые должны показать, может ли умерший стать донором. Если ответ положительный, его вносят в соответствующие базы данных. Как правило, эта работа заканчивается только к полуночи или несколько позднее.
Я мог бы пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда сообщение, что я должен приехать и забрать донорское сердце, поступало утром. Подобное случается очень редко, почти никогда. Вот почему, когда мобильный телефон и пейджер сработали почти в два часа ночи, я нисколько не удивился.
– Только что сообщили: возможно, у нас есть подходящее сердце… – Я узнал голос Ройера. – Это в Техасе, женщина двадцати шести лет. Муж говорит: они попали в автомобильную аварию, а она была не пристегнута. Энцефалограмма уже двенадцать часов показывает отсутствие мозговой активности. Местные врачи намерены констатировать смерть сразу после того, как подготовят родственников. Координатор Национальной службы по учету и распределению донорских органов уже поговорил с мужем, он согласен на донорство.
– Они там знают, как обращаться с телом? – быстро спросил я. – Никто ничего не предпримет, пока мы туда не доберемся?
Ройер усмехнулся, а мне вдруг показалось, что мы с ним расстались только вчера и что не было этих пяти лет, в течение которых мы даже ни разу не поговорили по телефону.
– Знают, конечно, – сказал он. – Вот что, Риз… Давай-ка лучше я слетаю в Техас, а ты побудь с Энни. Пусть твое лицо будет последним, что увидит девочка перед тем, как подействует наркоз.
– Ладно. Что-нибудь еще?
– Я передал в Техас, какие антибиотики использовать и как обращаться с телесными жидкостями. Сейчас я жду результаты анализов мочи и замеры центрального давления. Перезвоню тебе через пять минут.
