— Сала! Кутта! Тварь ласкарская…
Джоду изогнулся, пытаясь увидеть лицо субедара:
— Я ничего не сделал… Мы только разговаривали… пара слов и все…
— Ты смеешь смотреть мне в глаза, свинячий выродок?!
Одна рука субедара оторвала юнгу от палубы, отчего он беспомощно повис в воздухе, а другая, сжатая в кулак, впечаталась в его скулу. Хрустнул выбитый зуб, рот Джоду наполнился кровью. Перед глазами все поплыло, и Муния, скорчившаяся под баркасом, показалась грудой парусиновых лохмотьев.
— Я ничего… — пытался выговорить Джоду, но голова его так гудела, что он едва слышал собственный голос.
От нового удара, который вырвал его из хватки субедара и швырнул на палубу, щека вздулась, точно лисель под ветром.
— Хрен обрезанный! С чем тебе к нашим бабам соваться?
Оба глаза Джоду заплыли, в ушах звенело, и он даже не чувствовал боли в плече. Пьяно шатаясь, юнга сумел встать на покатой палубе и увидел, что возле люка в фану сгрудились ласкары. Мамду, Сункер, Раджу и все другие выглядывали из-за спин охранников, ожидая, как он поступит. Вид сослуживцев остро напомнил, с каким трудом было завоевано место среди них; отчаянно храбрясь, Джоду сплюнул кровью и рявкнул:
— Кем ты себя возомнил, сволочь? Мы тебе рабы, что ли?
— Что?
Изумленный его наглостью, субедар замешкался, но в ту же секунду на палубе возник мистер Кроул:
— Никак опять хуесос нашего Рейда?
Веревкой с узлом на конце он хлестнул юнгу по груди, заставляя его опуститься на палубу:
— Лежать, херок паршивый!
Второй сильный удар сбил Джоду с ног, и он рухнул на четвереньки.
— Вот так вот! А теперь ползи, пес шелудивый, ползи, тварь, пока я тебя не уделал!
От очередного удара руки Джоду подломились, и он распластался на палубе. Помощник ухватил его за рубаху и вздернул на четвереньки; от рывка старая ткань лопнула.
— Кому сказано — ползи! Нечего мудями палубу тереть! Ты собака — значит, ползи!
Пинок заставил Джоду проковылять на четвереньках, но ушибленное плечо не выдержало, и он снова рухнул ничком. Порванная рубаха свисала лохмотьями, и тогда помощник ухватил его за штаны, которые тотчас расползлись по швам. Веревка хлестнула по голому заду, вырвав у юнги крик боли:
— Алла! Бачао! Аллах! Спаси!
— Зря стараешься, — мрачно усмехнулся помощник. — Взывай к Джеку Кроулу. Больше никто не спасет твою задницу.
Очередной удар пронзил жгучей болью, лишившей последних сил. Джоду свесил голову и сквозь треугольную рамку голых бедер увидел ласкаров, на лицах которых читались жалость и стыд.
— Ползи, сучий сын!
Джоду немного прополз, потом еще, а в голове его звучал голос: теперь ты тварь, собака, тебя превратили в животное… ползи, ползи…
Мистер Кроул был удовлетворен. Отбросив веревку, он махнул охранникам:
— Киньте засранца в камеру.
С юнгой было покончено. Когда охранники волокли его, словно труп, он расслышал голос субедара:
— Ну, теперь твоя очередь, шлюха базарная. Пора преподать тебе урок.
*
В трюме встревоженные переселенцы суетились, точно муравьи в барабане, пытающиеся понять, что происходит по другую сторону овечьей кожи. Вот что-то прошуршало — ласкара поволокли на бак? А теперь дробный перестук пяток — девушку потащили на корму? Потом все услышали голос Мунии:
— Люди! Помогите! Меня…
Крик оборвался, словно ей зажали рот.
— Братаниха! — Полетт схватила Дити за руку. — Надо что-то делать. Ясно же, чего они удумали!
— Да что ж мы сделаем, Глупышка?
Дити хотела сказать, что это не ее забота, потому что никакая она не братаниха и нечего ждать от нее подвигов, но подумала, каково Мунии одной среди толпы охранников, и ноги сами понесли ее к трапу.
— Пошли!
С помощью Калуа пробившись к выходу, Дити заколотила в люк:
— Эй! Есть кто-нибудь? Где вы там, недреманные стражи?
Ответа не было, и тогда она обернулась к спутникам:
— Ну, чего притихли? Минуту назад вон как шумели! Давайте! Устроим представление, чтоб мачты ходуном ходили! Поглядим, надолго ли их хватит!
Сначала горцы затопали по днищу, потом кто-то стал бить в поднос, а другие вторить на кувшинах и горшках, а то просто кричать или петь, и через мгновенье трюм наполнился неудержимым грохотом, способным вытрясти паклю из корабельных швов.
Внезапно крышка люка открылась, послышался голос охранника. За шумом было не разобрать его слов, а решетка мешала увидеть лицо. Калуа с Полетт подали гирмитам знак к тишине, и Дити сквозь накидку крикнула:
— Кто здесь?
— Чего у вас тут? — спросил голос. — Что за шум?
— Ты прекрасно знаешь, чего у нас тут. Вы забрали нашу девушку. Мы за нее тревожимся.
— Иди ты! — фыркнули в ответ. — Чего ж не тревожились, когда она блядовала с ласкаром? К тому же мусульманином.
— Начальник, отпусти ее, — сказала Дити. — Мы тут сами разберемся. Так будет лучше.
— Поздно спохватились. Субедар сказал, что отныне она будет в надежном месте.
— В надежном? Среди вашей братии? Будет врать, я такого повидала… Скажи субедару, мы не угомонимся, пока не увидим девушку. Ступай. Ну?
Охранник посовещался с приятелями и через минуту передал решение:
— Не шумите, поглядим, что скажет субедар.
— Ладно.
Крышка люка захлопнулась, люди возбужденно загомонили:
— …ты снова победила, братаниха…
— …они тебя боятся…
— …что ни скажешь, все исполнят…
Преждевременная радость напугала Дити.
— Ничего еще не ясно, — буркнула она. — Подождем…
Прошло не менее четверти часа, прежде чем люк снова открыли. Сквозь решетку просунулся палец и указал на Дити.
— Эй ты! — сказал тот же голос. — Субедар разрешил тебе выйти и повидаться с девчонкой. Тебе одной.
— Почему одной?
— Потому что новый бунт нам ни к чему. Помнишь, что было у Ганга-Сагара?
Почувствовав руку Калуа, Дити крикнула:
— Одна не пойду, только с мужем!
Вновь последовали совещание и решение:
— Ладно, пусть и он выходит.
Лязгнула решетка; Дити выбралась из трюма, следом за ней Калуа. На палубе стояли три охранника с палками, чалмы затеняли их лица. Грохнули решетка и люк, словно навсегда отрезая Дити и Калуа от спутников. «Может, охранники только того и ждали, чтобы нас разъединить? — подумала Дити. — Может, это ловушка?»
Дурные предчувствия окрепли, когда охранник достал веревку и приказал Калуа вытянуть руки.
— Зачем связывать? — крикнула Дити.
— Чтоб не дергался, пока тебя нет.
— Без него не пойду.
— Желаешь, чтобы тебя отволокли? Как ту девку?
— Иди, — шепнул Калуа, локтем подтолкнув Дити. — Если что, кричи. Я услышу и пробьюсь к тебе.
Дити чуть приподняла накидку, вслед за охранником спускаясь по трапу, что вел к центральной каюте. По сравнению с трюмом, здесь было очень светло; согласуясь с нырками шхуны, лампы под потолком раскачивались, точно маятник, и множили скачущие по переборкам тени, отчего казалось, что пропахшая табаком и потом каюта битком набита людьми. Дити сошла с последней перекладины трапа и ухватилась за поручень, даже сквозь накидку чувствуя буравящие мужские взгляды.
— …вот она…
— … джобхан сабханке хамре кхилаф бхаткават рахле… та, что вечно подстрекает других…
От храбрости Дити не осталось и следа, ноги ее приросли к полу, но охранник буркнул:
— Чего застряла? Шагай.
— Куда ведешь? — спросила Дити.
— К девчонке. Сама ж хотела.
Прикрывая пламя свечи, охранник подтолкнул Дити к другому трапу, и они спустились к кладовым. Трюмная вонь была такой сильной, что Дити пальцами защемила нос.
Охранник остановился перед каким-то чуланом.
— Тебе сюда, — сказал он. — Она там.
— Сюда? — испуганно спросила Дити. — А что это?
— Кладовка, — пробурчал охранник, отпирая дверь.
Ядреный базарный запах чулана перешиб даже трюмную вонь. В кромешной темноте слышался чей-то плач.
— Муния… — позвала Дити.
— Братаниха? — взвился обрадованный голос. — Ты?
— Да. Где ты? Я ничего не вижу.
Муния бросилась к ней на грудь:
— Братаниха… я знала, что ты придешь…
— Дура ты дура! — отстранилась Дити. — Чего ж ты наделала?
— Ничего! Поверь, ничего не было! Он просто помогал мне загнать кур. Те гады подкрались и стали его бить… А потом сбросили на палубу…
— Сама-то как? С тобой ничего не сделали?
— Ерунда, отвесили пару оплеух… Им нужна ты, братаниха…
Вдруг Дити почувствовала, что сзади кто-то стоит, и увидела отблеск свечи. Чей-то низкий грубый голос приказал охраннику:
— Девчонку забери, а эту оставь. Потолкуем с глазу на глаз.
*
Мигающее пламя высветило сгрудившиеся на полу мешки с зерном и рисом и увешанные связками чеснока и лука полки, где плотно стояли горшочки со специями и огромные кувшины с маринованным лаймом, перцем и манго. В воздухе плавала белесая пыль, похожая на мучную; когда дверь захлопнулась, всколыхнувшееся марево наградило Дити перчинкой в глазу.
