Вечером Хопфиц заметил за собой «хвост». Он умывался в душе, агент дежурил в коридоре, в столовой человек сидел за столиком поодаль, в пивном баре он тоже купил «Штаркбиер» и неторопливо сосал из большой фарфоровой кружки. Выходя, Хопфиц задержался в дверях, и его едва не сбил с ног выскочивший следом агент.
— Поосторожней! — прикрикнул Хопфиц.
К счастью, в этот момент мимо проходила машина-такси из Лугсбурга. Хопфиц сел в нее. В зеркальце заднего обзора он увидел, как агент метнулся к телефону. Выехав за Лехфельд, Хопфиц расплатился с шофером и вышел.
Ровно в девять он увидел «фольксваген» Пихта и вскочил в машину.
— Как дела, Семен? — спросил Пихт по-русски.
— Сейчас я едва оторвался от «хвоста».
— Тогда надо торопиться.
— Мы с Гехорсманом отлаживаем двигатели. Думаю, механик подвесит запасные баки и поможет взлететь.
— Поймет ли он, что его будет ожидать?
— Не знаю… Должен понять.
— По рации надо сообщить о точном дне вылета?
— Да. Центр остановился на Словакии. Туда к партизанам уже заброшен наш товарищ. Он примет меня.
— Если Зейц будет мешать, его придется убрать, — проговорил Пихт. — Я освобожу тебя от Зейца.
— Только ты береги себя, — тоже на «ты» перешел Хопфиц.
— Да, разведчик нужен живой.
Расставшись с Хопфицем, Пихт заехал к Элеоноре. Он решил прокатить ее. В последнее время девушка часто плакала. И сейчас, в машине, он заметил на ее глазах слезы.
Острая жалость заставила Пихта притормозить и свободной рукой прижать Элеонору к себе.
— Эли, если когда-нибудь не будет меня, ты постарайся жить по-другому — лучше, честней, что ли…
— Я стараюсь так жить…
— Наверное, ты переживешь наше чертовски проклятое время, но всегда помни — другие люди, другие народы так же любят, страдают, мечтают, радуются и так же сильно хотят покоя, как ты и я. Этого не хотели знать фашисты, и за это люди растопчут их, как червей.
Пихт говорил и говорил Элеоноре что-то еще, девушка не мешала ему. Он говорил о какой-то новой жизни, которую надо построить, если суметь дожить до нее. Та жизнь, какая была нужна ему, представлялась пока смутно, без реальностей. Он не знал, что потерял и что выиграл, потому что не мог угадать, как бы сложилась она в другое время.
И еще не знал он о том, что в этот вечер он в последний раз видел Эли.
* * *
Утром, направляясь в летную комнату, Пихт лицом к лицу встретился с Зейцем.
— Пауль, я ищу тебя по аэродрому, мне нужно поговорить с тобой.
— Это надолго? — спросил Пихт.
— К сожалению, надолго. Но у Вайдемана я узнал, полетов не будет, и я сказал ему, чтобы он освободил тебя на сегодня.
Зейц подошел к своему «мерседесу» и открыл дверцу.
— Садись. День обещает быть жарким, не съездить ли нам искупаться?
— Поедем, я не против. — Пихт почувствовал, Зейц что-то замышляет.
Купальня примыкала к замку Блоков. С одной стороны она упиралась в старый сад, закрывший по берегам воду черными ивами, с другой была огорожена от города высокими деревянными брусьями, возле которых стояли под тентами полосатые брезентовые раскладушки. Здесь же был пляж — чистый, с едва заметной желтизной песок, намытый со дна озера Фишерзее. На четырех бетонных ногах прямо над водой возвышалось кафе. Там посетителям подавали кофе, водку, сосиски и пиво.
Пихт и Зейц взяли плавки и шапочки, вышли к воде. В этот ранний час купающихся было мало. Две девушки читали книги, лежа на раскладушках. Одна парочка забилась в дальний угол и обсуждала какие-то особые любовные проблемы.
Зейц упал на песок, раскинул руки.
— Ты не чувствуешь, Пауль, что мы начинаем уставать? — спросил он, закрыв глаза.
— Лично я — нет.
— А мне иногда просто невыносимо ощущать свое одиночество и бесконечное копание в грязных душах людей.
— Наверное, ты отупел и озлобился, Вальтер.
Зейц стремительно поднялся на локте.
— Да, я озлобился! Я чувствую, кругом много врагов и должен с ними бороться!
— Высокие слова, сказанные высоким стилем, — усмехнулся Пихт.
— Ты знаешь, что вот уже несколько лет не дает мне покоя один человек… Март!
— Не знаю и знать не хочу.
— Так вот к нему прибыл связной — Хопфиц! — Зейц сел и уставился на Пихта, который сквозь темные очки, как всегда, безучастно смотрел на далекие облака. — Что же ты молчишь?
— А что мне прикажешь делать? Ловить шпионов — это по твоей части. Но… Хопфица ты не трогай, он хороший специалист.
— А если он русский?
— Ты правда устал, Вальтер. Возьми отпуск.
— Какой к дьяволу отпуск! Мне кажется, что готовится какая-то жуткая диверсия. Хотя Март молчит, но это затишье перед грозой.
Пихт поднялся и, сняв очки, хмуро поглядел на Зейца.
— Вальтер, я прошу тебя об одном — Хопфица не трогай, он надежный человек.
— Откуда у тебя такие сведения?
— Я видел его в деле и слышал его суждения только в пользу рейха.
— Если хочешь знать, то оберштурмбаннфюрер Вагнер в Берлине сейчас лихорадочно разыскивает его концы. Вполне может случиться, что русские заслали его от имени Клейна и одновременно убрали штандартенфюрера. Письмо направления я сдал в экспертизу, завтра ответят, подлинное ли оно.
— Ну что ж, — помедлив, сказал Пихт, — сегодня ты откровенен, как никогда. И знаешь почему? Ты хочешь узнать: мое настоящее отношение к новому инженеру. Ведь и ты и Коссовски меня подозреваете в измене рейху. Так?
Зейц увильнул от ответа.
— Я бы давно арестовал тебя…
— Тогда в первую очередь ты поставил бы себя под удар.
— Ты снова намекаешь на Испанию?
— Нет, Вальтер. Мне от тебя ничего не нужно, вот разве… Коссовски… когда он узнает, что ты в него стрелял…
Зейц дернулся всем телом.
— Ты не можешь знать этого, — у него пересохло в горле, и проговорил он с трудом — хрипло и тихо.
— У меня есть весьма надежные доказательства, Вальтер. Но, повторяю, мне от тебя ничего не нужно, и я не сделаю тебе плохого до тех пор, пока ты не встанешь на моем пути.
Зейц сделал движение к одежде, где лежал пистолет.
— Спокойно, Вальтер. — Пихт положил свою руку на его одежду, — Ты меня знаешь давно, я умею шутить, но когда говорю серьезно, то серьезно и делаю.
— Т-ты… Март! — прошептал в ужасе Зейц.
— Думаю, мы сработаемся с тобой так же хорошо, как и прежде, — не обращая внимания на Зейца, продолжал Пихт, — если тебе дорога голова на плечах, то пока выполни две просьбы: оставь Хопфица в покое, в случае чего заступись за него перед Берлином и сам постарайся куда-нибудь уехать в ближайшие дни… в целях своей же безопасности.
Зейц уткнулся в песок, его руки дрожали.
«Пожалуй, я погорячился, — подумал Пихт, — ну да теперь все равно. По крайней мере теперь-то я твердо уверен, что Хопфицу надо улететь немедленно».
— Я хочу выпить, — пробормотал Зейц.
Пил он много и не пьянел. Он опрокидывал рюмку за рюмкой и мрачно смотрел на стол. Лишь к вечеру его стало заносить. Водка сначала согрела душу, сделалось легче. Что-то он забормотал о старой дружбе, вспоминал дни молодости в Швеции. Потом плакал, потом стал дико орать.
«Эх, какое еще будет похмелье!» Пихт с трудом втащил его в «мерседес» и отвез домой. В этот же вечер он зашел к Хопфицу и рассказал обо всем, что произошло в купальне.
— Я искал тебя сегодня, — сказал Хопфиц. — Приехал Коссовски.
Пихт сжал кулаки.
— Вот кого, Сеня, надо бояться больше всего…
* * *
Коссовски был достаточно опытен и хорошо знал Вайдемана. Дружеский тон он отбросил сразу же, как только вошел в общежитие. Вайдеман мог выворачиваться, увиливать от прямых ответов, если бы Коссовски снова начал распространяться о давних симпатиях.
— Я к вам по важному делу, господин Вайдеман, — сказал он, козырнув.
Вайдеман удивленно вскинул на него мохнатые брови и насупился:
— Если уж на «вы», то слушаю вас, господин Коссовски.
Коссовски сел напротив, так, чтобы свет от окна падал на Вайдемана.
— Вы отлично представляете, что в наше суровое время, когда Германия, напрягая все силы, воюет на нескольких фронтах, особенно крепок должен быть тыл, — начал он.
— Вы читаете мне политграмоту, как сопляку из «Гитлерюгенда».
— И вы знаете, что «Форшунгсамт», так же как и служба безопасности, вот уже два с лишним года охотится за русским агентом, — не обращая внимания на реплику Вайдемана, продолжал Коссовски.
— Я его не видел и ничем не могу помочь.
— Вайдеман, мы с вами не маленькие! Я много думал, соединял вместе, казалось бы, несопоставимые события… Я привел в систему его деятельность в Швеции, Голландии, Франции, и у меня сложилось весьма определенное мнение об этом агенте…
