Все это, как я сказал, делалось совершенно открыто: список получающих помощь организа-ций, описание их проектов и выделенные суммы публиковались в ежегодном отчете фонда, который рассылался и прессе, и общественным организациям и конгрессменам. Да и суммы-то в их распоряжении были ничтожные: практически сам Фонд распределял примерно 3,5 млн. долларов на весь мир, а на СССР приходилось всего сотни две тысяч в год — и это в то время, как Горбачев получал миллиарды. Денег только-только хватало на выживание последних независимых изданий типа журнала «Гласность» и газеты «Экспресс-хроника», на перевод их материалов и распространение в США. Но и этого не могла потерпеть горбачевская «гласность».
Вдруг, в марте 1988 года, в малоизвестном левом (если не сказать прокоммунистическом) американском еженедельнике «Нейшн» (я так раньше и не слыхал о его существовании) появляется совершенно гебешная статья «Американские фонды — советским диссидентам». О нет, авторы вовсе не против диссидентов, совсем наоборот, они заботятся, как бы им не повредили «американские деньги». Ведь советские «консерваторы», известные своей паранойей, могут этим предлогом воспользоваться во вред гласности. А пуще всего авторы обеспокоены тем, что мы, эмигранты, живущие на Западе и добывающие эти деньги у «правительства США», ведем дело таким образом, что оно «больше похоже на разведывательную, чем на правозащитную деятельность».
В общем, то, что называется инсинуация. Вроде бы это и не они — два искренне обеспоко-енных, честных американских журналиста — придумали такие обвинения, высосав их из пальца, а «консерваторы» в Москве могут так истолковать, использовать. Мы же, «русские эмигранты», по своекорыстию или безрассудству совсем о том не заботимся. Но к середине статьи исчезают и «консерваторы», и сослагательное наклонение, общественный фонд становится «правительством США», а мы — безжалостными эксплуататорами ничего не подозревающих советских диссидентов, озабоченными только тем, как бы «использовать советскую правозащитную деятельность для сбора политической и военной информации об СССР».
В общем, как раз то, что КГБ нужно, что нам и тщились навязать последние двадцать пять лет. И, как водится с гебешными «мероприятиями» подобного рода, статья моментально, в рекордные сроки, перепечатывается и в советской печати, и в левоватых изданиях по всему миру. В Дании, в аналогичном «Нейшн» издании «Информасион», — даже на целую неделю раньше, чем в американском оригинале, и уже без всяких намеков, а прямиком: «Советские диссиденты работают шпионами на США», с большой моей фотографией в центре (хотя первоначально я в статье упоминался только вскользь). И этот, датский вариант тут же перепечатывает (убрав, конечно, всю авторскую «озабоченность» судьбой диссидентов) «Советская Россия» под броским заголовком: «Вывозите сведения — оплачено», а первоначальный вариант из «Нейшн» столь же поспешно перепечатывает «За рубежом» с не менее сенсационным заголовком «Шпионаж под маской „борьбы за права человека“», с подзаголовками «Новый современный НТС», «Тайное становится явным» и т. п.
И пошло-поехало, в лучших традициях кагебешной «гласности», из газеты в газету, со ссылками друг на друга, да одна другой хлеще, — на полгода растянулась кампания, под аккомпанемент которой КГБ громил редакции независимых изданий, избивал сотрудников, крушил оборудование.
Но раньше всех подсуетилась «Литературная газета» в лице своего нью-йоркского «корреспондента» Ионы Андронова — с большой статьей «Пешки в чужой игре». Пишу «корреспондента» в кавычках, поскольку уже и тогда было хорошо известно о его сотрудничестве с КГБ, а теперь я еще и документы нашел, подтверждающие это сотрудничество, по крайней мере, с 1972 года, в бытность его корреспондентом чекистского журнала «Новое время» в Нью-Йорке. Но то ли он слишком торопился со статьей, то ли уж очень хотел похвастаться своей удачей, а из статьи вытекало, что именно он инспирировал все «мероприятие» да, может, даже и редактировал саму статью этих не в меру «озабоченных» американских авторов:
«Более детально и правдиво секреты нью-йоркских издателей лже-„Гласности“ поведал мне здешний журналист Кевин Кугэн. Он раньше меня заинтересовался подноготной нового антисоветского журнала и раздобыл о нем полуконспиративную информацию. По данной части взаимодействует тут с Кугэном сотрудница либерального еженедельника „Нейшн“ Катрина Вандел-Хевел. Их совместная статья для „Heйшн“ уже в редакционных гранках. А пока Кугэн согласился поделиться с „Литгазетой“ своими сведениями…»
Возникла целая история, авторы опровергали изложенное и даже протестовали против «использования их статьи во вред диссидентам», хотя и ни отрицали контактов с Андроновым, в частности и того, что он видел их статью до публикации, чуть ли не в черновике. Даже «Нью-Йорк таймс» вступилась за нас, не говоря уж об изданиях более дружественных, поместивших возмущенные отклики диссидентов. Но что толку? Деньги-то мы, в конце концов, потеряли.
Америка в этом смысле — страна удивительная. С одной стороны, право печатать клевету признано здесь священным правом прессы, охраняемым Первой поправкой к Конституции США. С другой — это страна крайних конформистов, где любая критика в печати, даже заведомо клеветническая, делает человека неприемлемым, особенно дли получения общественных фондов, «слишком спорным», как здесь принято говорить в таких случаях. Заметьте, «спорными» становятся не те, кто клеветал, а те, кого оклеветали. Разумеется, этим широко пользуется всякого рода левое отребье: выходит, что без их согласия денег не получить.
Словом, и без того мы висели на волоске, а наша жалкая помощь диссидентам мозолила глаза левому истеблишменту. Тут же и повод подвернулся — мы сделались «слишком спорными».
Что было делать? Наученный горьким опытом дела о моем «убийстве» Джессики Савич в журнале «Новое время», я не стал и пытаться чего-либо достичь в американском суде. Но, восполь-зовавшись тем, что крошечная часть тиража «Нейшн» (не более 100 экземпляров) распростра-нялась в Англии, я попытался судиться с ними здесь.
Бог мой, каких только невероятных предлогов не придумывали «ответчики», лишь бы не допустить дело до суда, затянуть, заволынить. Не стану утомлять читателя их перечислением — достаточно сказать, что это дело тянулось более пяти лет, переходя из инстанции в инстанцию. Оно было прикрыто совсем недавно аж… Палатой Лордов, куда ответчики пожаловались, что оно длится слишком долго.
Я имел удовольствие прочесть их ходатайства — эти шедевры циничной и наглой лжи: ах, писали они, мы так утомлены нервным напряжением, ожидая суда последние пять лет. Да мы уже и не помним деталей дела — было бы несправедливо нас теперь о нем допрашивать под присягой. А, кроме того ведь сейчас все изменилось, нет ни СССР, ни КГБ. О чем же спорить? Зачем ворошить прошлое?
Так и не удалось мне заставить их ни ответить перед законом, ни хотя бы извиниться. Даже плюнуть в глаза этой мрази я так и не смог. Пожалуйста, сделайте это за меня, если вы кого-то из них случайно встретите.
* * *
А чего же еще остается мне желать, подводя итог и этой затянувшейся главе, а заодно и своей жизни, кроме как харкнуть в морду всей той нечисти, — на Востоке ли, на Западе, — что лишила мою жизнь смысла, а мир выздоровления? Любуйтесь теперь делом рук своих, радуйтесь тому, как ловко вы всех обдурили. Говорю всех, ибо и самих себя — тоже. Вряд ли вам будет уютно в этом разлагающемся, тонущем во лжи мире: ведь даже и вору привольно лишь среди честных людей, как и лжецу — среди правдивых; иначе придется красть друг у друга да друг дружку обманывать. Какой же в том прок, какая прибыль?
А ведь все могло быть иначе, окажись в людях даже не крупица совести нет, на то не смею и уповать, — но хоть капелька дальновидности, хоть толика расчета чуть-чуть подалее, чем сиюминутное торжество. Казалось бы, именно этой способностью мы, двуногие прямоходящие, и отличаемся от своих ближайших родичей — отыскав пригоршню семян, они тотчас ее в рот и запихнут, да и рады-радешеньки, что не сосет под ложечкой; но предок наш положил семена в землю, полил водой, терпел голод — зато и получил вдесятеро. Не так ли начиналась наша цивилизация? Не на том ли она и кончается — при полном нежелании подумать о будущем хоть на минуту? Ведь как ни фантастично это звучит сегодня, а вполне можем мы — при таких-то склонностях — проснуться однажды в джунглях, среди развалин нашего древнего храма, по которым с визгом скачут мартышки.
Радуйтесь, прямоходящие, приходу обезьяньей цивилизации! Ни лишних усилий, ни даже штанов не надобно: можно с красной задницей бегать на четвереньках.
Да что ж, скажите, с макаки и спрашивать, коли лобик у нее вон какой махонький — мыслишка покрупнее там и не развернется. Не то, что у Михаила Сергеевича Горбачева: семь пятен во лбу, Сократ, да и только. И хорошо ль ему теперь, с таким-то лбом, да при Нобелевской-то премии, пешком ходить? А уж как хитрил, какие интриги плел — уму непостижимо. Лишь бы еще денек, но при власти, хоть и с краешку, да на троне. И ведь почти всех уже перехитрил, одни только прислужники вокруг оставались. Глядь — не тут-то было, — они ж его и облапошили. И винить некого — сам выбирал, сам возвышал кого поподлее, давил кого почестнее, хитрил-хитрил, да сам же и запутался.
