С этическими проблемами (правда, в ином аспекте) исследователь часто сталкивается как раз тогда, когда намеревается прекратить отношения с каким-либо уже хорошо изученным экземпляром русалки; особенно привязчивы писклявые нимфоманки и плакушки.
В записной книжке одной исследовательницы имеется нижеследующее словоизлияние плакуши-лесбиюшки, звучащее довольно абсурдно, однако выражающее сильную душевную боль: «Если ты в следующий четверг не придешь к реке, то… то я утоплюсь!» В отношениях с русалками всегда надо быть ласковым и деликатным. Необходимо помнить и о том, что абсолютно непозволительно предлагать русалкам алкогольные напитки!
Следовательно, наядолог должен твердо знать золотые правила морального кодекса строителя коммунизма и руководствоваться ими и в отношении русалок. Не следует забывать, что русалка человеку друг, товарищ и сестра!
Однако не только в аморальных действиях упрекают иногда наядологов недоброжелательные элементы. Вопреки воле автора, рукопись данного определителя случайно попала в руки человека, абсолютно безразличного ко всему, кроме сплетен и слухов. Со злорадным блеском в глазах он шепотом сообщил мне, что я в своем труде лихо поставил на место некоторых коллег. Я ничего не понял. «Не придуряйся, — хохотнул он. — Ну разве блудливая толстуха — это не…» — и он назвал фамилию симпатичной супруги одного нашего общего знакомого, торгового работника. Нашел он и прототип зеленоглавой кокетки: жена товарища П. бегает за мальчишками и ее будто бы на нескольких вечеринках видели в зеленом парике.
У меня было сильное желание взять за шиворот и выбросить из комнаты этого мерзкого человека, который хотел свалить в одну кучу благородную науку и сплетни, но я сдержался. Только спросил у него, тоже с улыбкой, не обнаружил ли он общих черт в своей Аманде и голотите-великанше?.. Тогда этот пустозвон, злобно шипя, ретировался, пригрозив сообщить куда следует о моей рукописи. Мне было немного грустно, что я неуместным сравнением обидел ни в чем не повинную русалку.
Приведенный пример, конечно, крайность. Но были и другие подобные критиканы, хотя и помягче. И всегда из взгляды — следствие антропоцентрического миропонимания. Они стремятся все мерить человеческими мерками. С моей точки зрения, это такое же невежество, как убеждение, что планеты Марс и Венера движутся по своим орбитам для того, чтобы какой-нибудь базарный астролог по углам между ними мог вычислить продолжительность любовной связи Юри и Малле… Оставьте же русалок в покое!
Несколько менее невежественны, но все же докучны те, кто ищет элементы беллетристики в наядологических трудах. Таким людям приходится снова и снова напоминать, что работу проводят не для их развлечения. Наука о русалках — это научная дисциплина, которая накапливает новые и систематизирует старые данные о русалках; от фольклористики, из которой эта наука (условно) выросла, она отличается методикой: данные концентрируются по номенклатурному принципу общего естествознания (система Линнея), а это предопределяет таксономическое приближение к видам.
Бессмысленно искать драматический диалог в определителе растений или ждать комедийной развязки в определителе бабочек. Странно, что эту тривиальную истину до сих пор приходится разъяснять.
Да, косность людская весьма сильна. Не будем, однако, давать воли раздражению! Отправимся лучше снова на берега наших лесных озер, чтобы послушать пение русалок и поразмышлять над научными проблемами. Каким пустым и ничтожным покажется тогда все не имеющее отношения к нашей науке!
Но довольно об этике, давайте возьмем быка за рога — познакомимся с русалками поближе.
Испокон веков волосы были объектом особого внимания и заботы представительниц прекрасного пола. Очевидно, диалектически это можно объяснить слабостью, которую питают представители мужского пола к женским волосам. Многие классики литературы — исследователи женской красоты — свидетельствовали, что главным критерием привлекательности дочерей Евы они считают волосы и ножки. Хоть сколько-нибудь знакомый с этнографией читатель знает, какие муки готовы претерпеть дамы из африканских племен, чтобы иметь торчащую, необычно окрашенную, кустообразную прическу, да и европейским модницам не легче приходилось с классическими ампирными прическами, и особенно с прическами в стиле рококо и бидермейер. Некий священник с возмущением утверждал, что женщины тратят на свои волосы примерно половину отпущенной Господом жизни. Причем за счет спасения души. О мучениях японок ради сохранения в ночные часы художественной прически не стоит и говорить. Да и надо ли столь далеко удаляться в пространстве и времени? Достаточно остановиться, особенно накануне праздников, перед любым парикмахерским, салоном, посмотреть на галдящую очередь и послушать извозщичьи интонации в перепалке изящных дам.
Женщины относят к своей шевелюре серьезно, весьма и весьма серьезно. Известна даже теоретическая школа, приверженцы которой считают возможным вычислять по волосам силу любовных эмоций (в миллиамурах). Говорят, достаточно растрепать волосы у недавно сделавшей прическу дамы, чтобы по ее реакции (громкость голоса в децибелах, коэффициент крепких выражений и т. д.) определить интенсивность ее любовного увлечения. Однако здесь мы прекращаем вторжение на территорию других наук.
Представительницы женского сословия считают волосы средством прельщения, могущим иметь значение, ведущее к копуляции. А копуляционные отношения даже по сей день еще могут иногда привести к созданию семьи. Например, академик Г. Наан утверждает, что бывают случаи, когда заключенные браки протекают довольно-таки счастливо (вплоть до очередного развода). Отсюда и придание волосам столь большого значения.
Русалок матримониальные вопросы, естественно, не интересуют; их манят более высокие цели, далекие от будничных забот: совместное музицирование, любовные забавы — по большей части платонические, — изучение психики человека и т. д. Да, и изучение психики человека! По устным, но вполне достоверным сведениям, в Королевской библиотеке Упсалы встречали русалку, которая занималась составлением «Определителя людей». (Над таким же трудом работают и пришельцы с НЛО.)
Но вернемся к культу волос. Помимо очаровательной силы, заключенной в волосах, этих роговых нитевидных производных кожи, возникших, вероятно, из кожных роговых чешуй (БСЭ. 3-е изд. Т. 5. С. 329), в которых таятся и другие чары. Как уже отмечалось, русалковеды относятся к фольклору с известной настороженностью, однако некоторые сведения, особенно из области народных верований, весьма любопытны. Оскар Лооритс пишет в книге «Народные верования эстонцев» (Тарту, 1932. С. 20): «По причине наличествующих в волосах магических сил оные суть весьма пригодное средство при колдовстве: дабы покорить себе душу другого, у него вырывают волосы, отстригают прядь и т. д. <…> Наконец, вспомним стрижку наголо рабов
и обычай покрывать голову девушке, выходящей замуж, как бы символизирующий, что она уже не может распоряжаться своими волосами (вспомним также распространенное в не столь уж далекие времена выражение «забрить лоб»)».
(О. Лооритс писал свой труд в 1932 году. Похвально, что мы возродили прекрасный обычай стрижки волос. Этот метод применяют иногда к плохим людям, не соблюдающим правил нашего общежития, которых в воспитательных целях приходится изолировать от окружающих.)
О волшебном, или колдовском, влиянии волос на любовные отношения говорит и М. И. Эйзен в своем классическом труде «Старые верования в Эстонии». Он приводит значительное количество магических ритуалов, совершаемых с применением таящейся в волосах обольщающей силы для достижения желаемой цели.
В Вильяндимаа бытовал обычай, заключающийся в том, что девушка, жаждущая выйти замуж, должна исхитриться раздобыть немного волос с головы и тела своего избранника. Из измельченных волос, смешанных с мукой и свежим молоком, надлежало испечь лепешку. Ритуал выпечения был очень поэтичен: «Девице, что лепеху слепила, должно просунуться в печное устье сколь возможно глубже, а допрежь того, как печево в печь садить, надобно пронесть его промеж лядвий, напевая при том:
Ты протащилась между ляжек,
любви лепешка, в печку ляжь-ка!»
Представим себе слабо освещенную кухню, раскрасневшуюся от печного жара крепкую крестьянскую девушку, которая, протащив тесто между ляжек, сажает его в печь; на юном лице предчувствие будущих радостей — какая рустикально-кондовая и вместе с тем лирическая картина! Досадно, что наши художники прошлого столетия, хотя бы Оскар Георг Адольф Гофман, мастер жанровых сцен из деревенской жизни, не запечатлели такого сюжета.
