Вторая – Кузнецова Мария Владимировна, 18-ти лет, прибыла в родильный дом на очень специфическом транспорте в сопровождении конвоиров и была оставлена в изоляторе родзала с надзирательницей.
Все осмотрены, записаны, обслужены.
Приезжая родила достаточно быстро и очень расстроилась, потому как ее ребенок мог быть на целый год моложе.
Кузнецова Мария Владимировна, подававшая все признаки ломки, была осмотрена начмедом совместно с ответственным дежурным врачом и анестезиологом. В связи с первичной слабостью родовой деятельности ей был назначен медикаментозный сон. Надзирательница расположилась на кровати по соседству. Прежде акушерки и санитарки щедро напоили ее кофе, усадили обедать и снабдили женскими ироничными детективами, рекомендовав в случае чего тоже поспать. Потому что это скорее всего надолго.
Игорь Анатольевич прооперировал апоплексию яичника в ургентной операционной главного корпуса. Любящий муж, вернувшийся из дальних странствий, дорвался до любовных утех и, простите, затрахал свою любимую супругу. Надо ли говорить, что Игорь остался доволен благодарностью безутешного совестливого супруга?
В 17.00 все собрались в конференц-зале, чтобы, стоя вокруг стола с нарезкой и держа в руках пластиковые стаканчики с шампанским, выслушать ежегодное поздравление – оно же разнос – от начмеда. И получить от нее же конвертики с подарками. Кто сколько – по ее, Елены Николаевны, мнению – заслужил. Врачи не получали эту «тринадцатую» зарплату. Подобного она удостаивала лишь средний и младший медперсонал.
А в 17.46 всех снесло ургентным звонком.
Комбинированная политравма. Жесточайшее ДТП. Груженая фура выехала на встречную. Чей-то мужчина торопился домой на Новый год. Устал. Уснул за рулем. По встречной за город к друзьям торопилась молодая семья. Муж, находившийся за рулем, погиб сразу. Сзади сидела беременная жена. Срок – 35–36 недель.
Елена Николаевна не ушла домой.
Реанимация пополнилась еще одним новорожденным.
Больничный морг пополнился еще одним трупом бывшего женским пола.
Несмотря на пятичасовой марафон у операционного стола.
Не по акушерским причинам умерла молодая женщина. В тот момент у стола были уже хирурги. Но она умерла в родильном доме.
– Итого – четыре материнских за год, вместе с этой, Петь. Много. Очень много. Отымеют нас на всех этапах по самое не балуй. Убить бы врача этой «скорой»! Какого хрена он ее в приемный покой главного корпуса не повез? Извлекли бы мы плод и пошли бы себе с ним дальше. И моя мягкотелость. Зачем я ее позволила на обсервационный стол уложить? – Елена Николаевна залпом выпила сто граммов коньяка и закурила. Они с Петром Александровичем сидели за плотно закрытыми дубовыми дверьми в кабинете начмеда.
– Лен, а как ты могла не позволить? Пока суд да дело, и плод бы погиб. Странно, как он при таких внутренних кровотечениях вообще выжил.
– Ну, и кому теперь этот ребенок? Блин, а ты говоришь – дети. Эту девку тоже кто-то родил. И, быть может, все еще жив и здоров. Наверняка звонил дочери и зятю, поздравлял с Новым годом. А может, и нет никого. Никто же еще не появился. Появятся… «Кучерявые» ребята, судя по всему, были. Фельдшер «скорой» сказал – на последней бэхе. Всмятку. Спасатели металл резали, чтобы достать. Дети – это боль, Петь. А я – агрегат, совершенно не чувствующий боли. Меня больше волнует статистический отчет. Скоро сядем считать. Ладно. Нашей вины нет, тут уж никто не оспорит. Весело старый год заканчивается, ничего не скажешь. – Она горько усмехнулась. – Ты-то небось бросился своим звонить, как только из операционной вышел? Спросить, как они, и сказать, чтобы были осторожнее на дорогах? – Петр Александрович молча покачал головой в знак согласия и разлил коньяк по бокалам. – Вот! А мне и звонить никуда не надо. Впрочем… Позвоню своему. Пусть сюда приезжает. Я тут останусь. Взвою я дома. А если он и разобьется – так мне ни холодно ни жарко. Погрущу – и дальше пойду.
– Лен, ты говоришь страшные вещи.
– Неужто ты все еще не перерос эти глупые суеверия, Петь? Пока у нас есть близкие – мы страдаем и будем страдать. Ты вот отчего от Светки своей не уходишь? Ты ведь не уклад разрушить боишься – по фигу тебе уклад. Ты боишься заставить ее страдать. Ты ведь знаешь, что она будет страдать. И на Аньке своей ты никогда не женишься. Поскрипишь еще лет двадцать-тридцать, может, даже ребенка ей заделаешь. А потом? Что она одна будет делать в расцвете бабьих лет, ничего не умея, не научившись бороться за жизнь? Страдать она будет, Петь, страдать.
– Ты просто устала. И говоришь чушь. Лен, Новый год все-таки.
– Ах, ну да. Как я могла забыть. Сакральный переход, за которым всех ждет новое счастье.
– Не юродствуй.
– Могу я хоть с тобой расслабиться? Или ты хочешь, чтобы я вышла к ним, – махнула она рукой туда, за дверь, где в недрах родовспомогательного учреждения бурлила жизнь: кто-то рожал, кто-то мыл пол и сооружал праздничный стол в ординаторской отделения обсервации. Пришибленный Сережа, переживший множество смертей у себя на столе, но так и не научившийся профессиональной холодности, курил, сидя на корточках, заботливо прикуренную для него надзирательницей сигарету. Витек хотел было присоединиться, неумело затянулся и закашлялся. Русоволосая Анечка, щедро покрывшая голову лаком с блестками, рассмеялась своим естественным детским смехом. «Старая лярва» Семеновна мягко улыбнулась и сказала не свое: «Я слишком сама любила смеяться, когда нельзя»…
– Можешь, Ленка. Можешь. Со мной ты можешь все. Страдать из-за незнакомой тебе женщины, умершей полчаса назад. Плакать из-за неузнанного нашего ребенка, тридцать лет тому оставленного в лотке абортария. И ни в этом, ни в том нет ни твоей, ни моей, ни чьейлибо вины. Есть переменчивая Жизнь. И постоянная Смерть. Сестры-подружки. Младшая и Старшая. – Из Ленкиных бесцветных глаз катились слезы. – И мы тасуем переменные в этом древнем, как «каналы» на Марсе, уравнении, чтобы в конце концов все – и двоечники и гении – вышли на одну и ту же постоянную. Просто способы решения разные. А корень – всегда один. Ну, все, не реви. Пошли, мать. Слышишь? Там уже расставляются бокалы. Гремят биксами акушерки и шуруют швабрами санитарки. Испуганно курят на улице твои и мои ученики, и даже эта симпатичная надзирательница, напуганная до смерти. – Он хохотнул. – Хотя, казалось бы… И они все ждут. Ты же знаешь – Деда Мороза им все равно не дождаться. Выйдем хоть мы. Им ведь совсем не обязательно знать, что мы тоже понятия не имеем о том, что делать с этим самым единственным корнем уравнения. Может, не в корне дело-то, а все-таки в УРАВНЕНИИ, а?!. В связи с чем предлагаю немедленно пойти и выпить! Ты в мою акушерскую интуицию веришь?
– Верю.
– А в УРАВНЕНИЕ?
– Верю.
– Ну, тогда «кушать подано!»
P.S.
Кузнецова Мария Владимировна умерла спустя пару месяцев от пневмоцистной пневмонии в тюремной больнице. Ее даже не успели осудить за непреднамеренное убийство матери-алкоголички, приобщившей ее к «трассовому» бизнесу.
Игорь Анатольевич, как и прежде, работает на должности заведующего гинекологическим отделением. В конце концов, он на самом деле весьма неплохой хирург и организатор. Кроме денег, в этой жизни с ним более ничего не произошло.
Виктор Давидович женился. На Анечке. Он переехал от маменьки в квартиру молодой жены. Петр Александрович сделал им царский подарок на свадьбу, оформив дарственную на квартиру и уплатив все налоги. Анечка управлялась со свекровью похлеще дрессировщика тигров. У старой дамы даже прекратились гипертонические кризы и чудесным образом прошли невралгии. Кто бы мог ожидать такого от «беззащитного щенка»?
Сергей Алексеевич стал жить гражданским браком с надзирательницей. У которой, конечно же, были имя и фамилия, вполне привлекательная внешность и масса прочих достоинств. Она железной рукой обустроила Серегин быт и уважительно относилась к его профессии и Псу. Спустя некоторое время у них родилась дочь. Пекинес перестал писать в неположенных местах, а Сережа купил машину у Клюкина. Потому что Клюкин купил себе новую.
Светлана Анатольевна вышла замуж за Вадима Георгиевича.
Петр Александрович и Светлана Григорьевна все еще вместе. После того как у Петра Александровича прошла язва, он занялся с внуками авиамоделированием.
Елена Николаевна удочерила ребенка, рожденного Кузнецовой Марией Владимировной. Конечно, у нее возникли некоторые трудности в связи с возрастом, но в нашей стране за деньги можно все. Иногда это неплохо. Диагноз «ВИЧ-позитивная» был со временем снят по данным лабораторных и клинических исследований. Ее муж гордо вышагивал по скверу с коляской поросячьего колеру, пока жена была на работе, и ни за что не хотел отдавать дочь в детский сад.
