— Может, и с десять наберется, — сказал он. И, обращаясь ко мне, добавил: — Вот решил внукам завод показать. Каникулы у них.
Я попытался растолковать пацанам правило треугольников — показал, как по тени определяют высоту.
— Как твоя фамилия будет? Что-то я тебя не припоминаю, — сказал старик так, словно должен знать всех на заводе.
— Пузо, — неохотно ответил я.
— Не сынок Алексея Ивановича?
— Сын.
— Я и вижу — вроде лицо знакомое… Много мы с твоим батей поработали. А я все болею. Ты ему передай. Привет, значит…
Я не спросил, от кого. Мне не нравится, что меня признают только как сына. Я мечтаю, что когда-нибудь батя назовет себя, и о нем скажут: «А, это отец Романа Пузо, чемпиона по кроссу».
Между деревьями прожектором пробивался солнечный луч, и в нем непрерывно золотом вспыхивали пчелы.
— Дедушка… Почему пчелы так торопятся?
— Конец месяца, — сказал старик.
Пацаны не удивились, что в конце месяца приходится двигаться побыстрей. Заводские дети.
Если пойти за пчелами, они приведут в сад, где между яблонями пасека, и разнотравье, и цветущий шиповник, и ящик со стеклянной крышкой поставлен наклонно против солнца. Там пахнет медом и вощиной. В ящике вытапливаются старые соты.
Тишина, в которой звучат лишь, то вспыхивая, то затухая, золотые трассы пчел. Наш завод. Зелень всех оттенков, между деревьями в беспорядке разбросаны здания цехов. В перерыве в саду появятся пасечники — фрезеровщики, слесари, модельщики. В этом саду самые высокие урожаи яблок в окрестностях. Пчелы опыляют деревья. Пасеку на лето приглашают в колхозы. И ее вывозят.
На наших станках изображена марка завода. Она известна во всем мире. Тополь, на нем — кружок, а в кружке — пчела. Так же, как рекламный девиз наших станков: «Неприхотлив, как тополь, и трудолюбив, как пчела».
Завод заводов. В стране нет такого машиностроительного или механического завода, где не стояли бы станки с тополем и пчелой. Мы экспортируем двадцать моделей нормальных станков в Италию, в Канаду, в Японию, во Францию, в Финляндию, в Индию, во все социалистические страны. На наших четырех-, шести-, восьмишпиндельных токарных автоматах и полуавтоматах можно выточить что угодно. Нужно только настроить шпиндели. Эти станки действительно неприхотливы, как тополя, и трудолюбивы, как пчелы.
Я направился в термоконстантный цех. У входа висел плакат. Недавно у нас было отчетно-выборное профсоюзное собрание. Меня выбрали председателем цехкома. На этом собрании я узнал, что на «наглядную агитацию» в смете отпущена определенная сумма. И она освоена. Это плакаты, которых иногда просто не замечаешь, как не замечаешь неоновых призывов: «Пейте советское шампанское». Если ты захочешь купить шампанского, то, конечно, купишь советское. Французского я что-то ни разу не видел в нашем «Гастрономе», и оно не конкурирует у нас с советским. Или «Летайте на самолетах Аэрофлота». А на каких еще самолетах можно у нас летать? На сан-маринских?
Но этот плакат у входа в термоконстантный цех я прочел, когда в первый день пришел на завод, и перечитываю его каждое утро.
«Молодостью своей клянемся тебе, товарищ партия, быть верным делу коммунистов! Наше поколение никогда не свернет с ленинского пути! Каждым ударом сердца, каждым прожитым днем, всей жизнью своей клянемся утверждать на земле коммунизм!»
Я не знаю, кому принадлежат эти слова, но мне они нравятся. Это и мои слова. Я бы только не решился сказать их вслух.
Летом в термоконстантный всегда приятно зайти. Прохладно. И дышится, как над Днепром. Здесь всегда поддерживаются одинаковая температура и влажность. Это дело регулируют автоматические кондиционеры. Вот бы где поработать!
Пол в цехе выложен мозаикой из цветных плит. В проходе между станками по этой мозаике словно текла огромная черная капля — кот по имени Шпиндель. Он заметил хруща и подбирался к нему, как пантера к оленю. Этого Шпинделя знает весь завод. Он давно в термоконстантном и чувствует себя среди станков как дома.
На всех станках, на серой эмали, которой они окрашены, большими черными буквами выведено: «Финиш». Эти станки проводят последние операции. Доводку, шлифовку. С особой точностью.
Финиш. Мне представилась трасса и финишер с флагом в руках. Флаг, как шахматная доска, раскрашен в белую и черную клетки. Взмах — и ты сбрасываешь газ. Конец. Финиш.
Мне нужен был Вася Погорелов. Он стоял справа от прохода, у своего громадного плоскошлифовального станка, который извергал фонтаны воды.
— Вася, — тронул я его за плечо.
— Я на ней женюсь — разговор окончен! — выпалил Вася, даже не оборачиваясь.
Я снова, посильней стукнул его по плечу:
— Ты что?..
— Я же сказал, — свирепо оглянулся Вася. — Чего тебе? — спросил он хмуро. — Здравствуй.
— Здоров, — сказал я, удерживая смех. Вася в его голубой с напуском блузе и голубом суконном берете — в термоконстантном всем рабочим дают такую роскошную робу — выглядел так, словно его самого обдало этими фонтанами из станка и он немного слинял. — Ты решил задачи по сопромату?
— Ну, решил.
— Дай мне скатать. Они тут у тебя?
— Тут, — сказал Вася не слишком охотно. — А когда ты отдашь?
— Вечером.
— Ладно. Где я тебя найду?
— Могу завезти, куда скажешь. Или зайди ко мне.
Я рассказал, как меня найти, взял у Васи тетрадку и пошел в свой цех.
«Загнали парня, — думал я по дороге. — В самый угол».
Вася Погорелов учился в автодорожном. Как и я, на заочном. Мы вместе поступали. Зачем он туда пошел — непонятно. На мотоцикле он не ездит, машины не знает. Будет дорожником. Он напористый парень. Но известен он не этим. Известен Вася на заводе тем, что на него пялятся все девочки. И недаром. Есть на что посмотреть. Говорят, его художники приглашают. В институт. Чтобы голым его рисовать. Плечи у него как у Жаботинского, а талию можно охватить двумя ладонями. Глаза темные, с поволокой, волосы пшеничные, как от перекиси, но они у него настоящие и в крупных кольцах. Будь здоров. И характер такой, что ни одной не пропустит. Орел.
Я снова вспомнил, как он, не оглядываясь, буркнул: «Я на ней женюсь, разговор окончен», и громко, по-дурному загоготал. Толстая немолодая тетя, по-моему из конструкторского, шла мне навстречу. Она обиженно повертела пальцем возле виска. Псих, мол. Она подумала, что это я над ней.
К нам в инструменталку поступила новая девочка. После десяти классов. Внучка бывшего главного инженера. Он ушел на пенсию. Зиночка с тонкой и стройной шейкой, с ясными, беззащитными глазками. Такая нежная, что, кажется, прикоснись к ней пальцем, и на коже у нее останется пятно. И сразу стала ходить к термоконстантному, чтоб хоть посмотреть на Васю. Его предупреждали: «Не лезь», «Не трогай», «Молодая», «Поломаешь». Как говорит моя мама: «Дiвчину й шкло легко зiпсувати, та важно направити».[3] Весь термоконстантный бурлил, там самая наша аристократия. Тюху-матюху на «Финиш», на сборку шпиндельных барабанов или направляющих поперечных суппортов не поставят. Говорят, Васе даже по зубам дали. И все равно не помогло. И вот тогда-то за него по-настоящему принялись. «Разговор окончен». Финиш.
После работы ко мне приехал Виля. На своем такси. Мы собирались показать Сергею Аркадьевичу Киев. Чтоб он посмотрел его по-настоящему.
Мы уже выходили, когда пришел Вася за своими задачками. Я его познакомил с Сергеем Аркадьевичем и Вилей.
— Я тебя сразу узнал, — сказал Вася. — Мне Рома о тебе говорил.
— Очень приятно, — ответил Виля. — Потому что еще древнегреческий философ-материалист Фалес указывал: «О друзьях нужно помнить не только в их присутствии, но и в их отсутствии». — Виля нам подмигнул, и мы припрятали усмешки. — Что же он рассказывал? Хорошее или плохое?
— В общем… хорошее… — смешался Вася. — Что вы давно дружите…
— Это верно, — подтвердил Виля. — Еще древнегреческий философ и выдающийся поэт Гесиод говорил: «Друзей то и дело менять не годится».
— И так у тебя на каждое слово цитата? — удивился Вася.
— На каждое. Таким путем я внедряю философию в жизнь. Потому что еще древнеримский философ Луций Анней Сенека…
— Виля тебя разыгрывает, сказал я Васе и отдал ему тетрадку.
— Все понятно? — спросил Вася.
— Вроде все… А ты сам решал?
— Сам. Я люблю это дело.
— Что «это»? — заинтересовался Сергей Аркадьевич.
— Сопромат.
Он бегло просмотрел задачи, прищурился.
— Вы где учитесь? — спросил он у Васи.
— В автодорожном.
— Какую специальность собираетесь избрать?
— Думаю строить дороги.
— Правильно, — сказал Сергей Аркадьевич. — Перспективное дело. Закончите, приезжайте ко мне, в Новосибирск. У нас большие масштабы. Есть где развернуться.
