Убивать ради удовольствия или для того, чтобы угодить кому-то, чуждо серого отшельника, что убивал лишь тогда, когда нужно выжить, оставшись верен себе и на этот раз.
Оставшиеся в живых, оставляя на снегу кровавые следы, с визгом бросились в разные стороны. После этого хотел было сразу кинуться бежать обратно, подальше от страшного места, но что-то как будто удержало. И именно это что-то спасло зверю жизнь. Замешкавшись, осторожно вышел из-за камня. Воздух прорезали оружейные выстрелы. Снег вздыбился фонтанчиками от пуль. Одна из них попала в ногу. За собаками шли люди. В пылу схватки он не обратил внимания на приближающихся охотников.
«Уходить на вырубки! Ничего другого не остаётся». Из оврага вновь послышалась беспорядочная пальба. Новая пуля попала в уже раненную ногу. Приходилось скакать на трех лапах. А маленькие кусочки свинца, между тем, всё свистели над самой головой. Из-за грохота оружейной канонады ничего не было слышно. В перерывах между выстрелами сзади слышался истошный лай почуявших легкую добычу лаек.
«Ну нет, я так просто вам не сдамся». Он лишь сильнее стиснул челюсти. Левая нога бессильным грузом волочилась сзади. Все тело пронизывала нестерпимая боль.
«Терять сознание нельзя». Серый понимал это прекрасно и, собирая в кулак всю свою звериную волю, вновь и вновь заставлял себя бежать дальше. Но кровь через простреленную в двух местах ногу уходила быстро, а вместе с ней из слабеющего тела уходила и жизнь. Выбежав на поляну, увидел знакомую избу, только сейчас поняв, что оказался в эти минуты в этом месте совсем не случайно. Ведь это тот самый, один-единственный, призрачный, но всё-таки шанс на спасение.
Охотники устроили засаду метрах в пятистах выше избы дяди Федора. И это обстоятельство да еще, наверное, то, что каким-то подсознательным, непонятным даже самому способом, спасаясь, он выбирал единственно верный путь к жизни, и решило судьбу на этот раз. Больше в голове ничего не осталось до того самого мгновения, когда изувеченный бедняга очнулся на руках у дяди Федора. Так старик спас ему жизнь во второй раз.
Вспомнив дядю Федора, немного успокоился. Вдали послышались какие-то пока еще неясные, звуки. Прислушавшись повнимательнее, понял, что это шум шагов приближающихся людей. Шли быстро и уверенно, по всей видимости, боясь куда-то опоздать, сильно напоминая при этом тех самых гончих, что гнали его во время облавы полгода назад, а он вот так же сидел на камне и ждал. После этого сравнения, сразу же и очень сильно возненавидел незнакомцев, которых и в глаза-то пока еще не видел. Первым его желанием было напасть. Но голос разума остановил вовремя.
«Во-первых, люди сильнее, а во-вторых, от них вреда пока что нет никакого, да скорее всего и не будет». Волк внимательно стал всматриваться туда, откуда должны появиться непрошеные гости. Наконец, они вышли из леса. Три человека быстро шагали, не глядя по сторонам, но, тщательно смотря себе под ноги, боясь, видимо, переломать свои конечности на скользкой и усыпанной камнями «дороге». Оружие висело у них за спиной, и только идущий впереди держал наперевес – нет, не ружье, а какое-то жалкое его подобие. С автоматом Калашникова серый пока еще никогда не встречался.
А вот то, что произошло дальше, он запомнил хорошо на всю оставшуюся жизнь. Когда эти трое поравнялись с огромной сосной, что стояла прямо на тропе, им на голову, словно камни, упали три каких-то зверя. Оказалось, что это люди. Незнакомцы, одетые в медвежьи шкуры и в сапогах, сшитых из точно таких же шкур, в течение нескольких секунд обезоружили путников и связали их по рукам и ногам. Сверху слезли еще трое и развернули приготовленные заранее носилки. Погрузив на них пленников, нападавшие быстро удалились в чащу леса.
«Ну и дела. Успели как раз вовремя. Не зря спешили-то, видно».
Отойдя подальше от тропы, странные люди переложили свою ношу на спрятанные в овраге сани.
Увиденное сильно озадачило. До сих пор зверь считал, что двуногие существа охотятся только на него или ему подобных. То, что сейчас они начали охоту друг на друга, попросту не укладывалось в голове.
«Разве я, матерый хищник, стану охотиться на других волков, даже если буду очень голоден? В лесу всегда можно найти другую пищу, так зачем же есть себе подобных? Понять то, что произошло на этой поляне, сложно, пожалуй, даже слишком». Серый не мог знать о том, что странные создания, которые выступили в роли нападавших, на самом деле лишь защищались, а об окончательном исходе этого поединка вряд ли кто-либо когда узнает.
«Незваные гости сильно все запутали. Хотя мне вреда они, пожалуй, не причинят. Остались еще те, что ночевали в расщелине утеса. Кто они такие и куда направляются? Об этом можно только догадываться и ждать». А ждать пришлось совсем недолго. Не успел он опомниться от только что увиденного, как следом за первой группой показалась и вторая, состоящая уже из семи человек. Эти двигались медленнее, с гораздо большей осторожностью, как будто чего-то опасаясь. Оказавшись на месте короткого поединка, остановились, и казалось, что были чем-то сильно озадачены.
«Бесспорно, здесь есть над чем подумать». Но после непродолжительной остановки, почесав в растерянности затылки, путники вновь двинулись дальше своей дорогой, не захотев, видимо, преследовать ту необычную процессию, что скрылась десять минут назад в лесу.
«Наверное, они пришли сюда по своим делам и к тому, что произошло на поляне, не имели ни малейшего отношения. Но что могло выгнать всех этих людей из их теплых и насиженных городских квартирок в здешние глухие места?» – этого зверь понять не мог. Не мог, потому что не знал, что такое жажда наживы, и поэтому никогда не смог бы найти объяснения всему произошедшему.
Человек всегда был плохим соседом. А еще хуже, если этот человек вооружен. И даже тогда, когда он не проявлял внешних признаков враждебности, все равно стоит держаться подальше. Серый бродяга прекрасно знал, насколько хитры и коварны могут быть эти двуногие существа. От них в любую минуту можно ожидать подлости и подвоха.
«Пожалуй, пора отсюда уходить. Суматошное время лучше переждать на вырубках, поближе к жилищу дяди Федора». Спустившись к речке, с совершенно равнодушным видом окунулся в ледяную воду, после чего осторожно двинулся в гору, то и дело останавливаясь и напряженно втягивая в себя ноздрями воздух.
Непривычная тишина неприятно резала уши. Шел, не раз хоженой и хорошо знакомой дорогой. Слева, на сосне, прыгали с ветки на ветку и суетились красногрудые снегири, а в куче хвороста под ними притаился заяц. Он почувствовал приближение серого уже слишком поздно, и сейчас прятался, чтобы не попасть тому на глаза. Но зайцами волк не интересовался.
Пройдя еще километра два по бурелому, вышел на вершину хребта, и от того, что увидел там, шерсть вновь встала дыбом на его мохнатом загривке. Зверь оскалил зубы и зарычал. Стало не по себе. Это был совсем еще свежий след медведя. Шатун – зверь страшный и наверняка задумал что-то неладное. Косолапый прошел здесь только что и направлялся на вырубки. Что такое медведь, который не улегся на зиму в спячку, знал не понаслышке. Это разбойник без каких-либо принципов, нападающий на первого, кто встретится у него на пути. Когда-то, очень давно, будучи еще совсем молодым и неопытным щенком, он бегал от такого вот мишки целую неделю. Самым странным казалось то, что «охотник» не обращал совершенно никакого внимания на посторонние следы. Они часами шли по лосиным тропам, почти наступая на пятки перепуганному зверью. Все попусту. Медведь с поразительным упрямством шел по одному и тому же следу, видимо, поняв, что перед ним совсем еще молодой зверь, который не выдержит долгой и изнурительной погони.
Но здесь он сильно ошибался. Приходилось не спать по ночам, позволяя себе лишь короткий отдых в несколько минут, а потом вновь вперед. Так продолжалось до тех пор, пока дорогу не преградила большая река, что протекает примерно километрах в двадцати отсюда, по другую сторону хребта. Она заставила беглеца остановиться на берегу, чтобы дать ему ту последнюю передышку перед решающей схваткой, от которой будет зависеть, сохранится ли под солнцем еще одна жизнь или ее навсегда заберет тайга, приумножая и пополняя свою, и без того многочисленную, траурную коллекцию.
Для конца апреля на улице стояла довольно холодная погода. Речка представляла собой огромную массу мутной воды, уносящейся бесконечным потоком куда-то далеко, в манящую и зовущую к себе неизвестность. Заходить в воду не спешил, прекрасно понимая, что река может стать его последним пристанищем в этой жизни. Наконец, сделав резкий выпад вперед, спрыгнул в бурлящий поток перед самым носом огромной свирепой морды своего преследователя. Косолапый ещё немного потоптался на берегу, с удивлением разглядывая в воде свою же собственную растерянную гримасу. После чего, бесцельно поторчав в прибрежных кустах черёмухи, понуро поплелся обратно.
