— Да нет же, Ф-л-а-д-д.
Порыв ветра качнул деревья за его спиной, тени веток, освещенные грозой над Недерхотоном, протянулись поперек острых скул, словно сплетенные пальцы или кружево.
— Слышу-слышу, — сказала мисс Демпси.
Молодой доктор шагнул внутрь. Вода ручьем лилась с его одежды, на полу натекли лужи. Не сводя глаз с мисс Демпси, гость стащил плащ, под которым оказался черный костюм и пасторский воротник.
— Меня зовут Фладд. Ф-л-а-д-д.
Так вот он, новый младший священник. Неожиданно мисс Демпси захотелось ответить: «А меня — мор да глад, отче».
Затем его глаза остановились на лице мисс Демпси. Слова замерли у нее на губах. С улицы несло холодом. Мисс Демпси шагнула к двери, и ее пробила дрожь. Ей пришлось сжать челюсти, чтобы зубы не стучали так громко. Стучать зубами вульгарно, а мисс Демпси не хотелось, чтобы ее сочли невоспитанной.
— Простите, — сказала она, — но я должна запереть дверь. Уже поздно. Вы ведь не собираетесь сегодня выходить.
Мисс Демпси задвинула засов. Поворачивая ключ в замке, она спиной ощущала взгляд гостя.
— Не собираюсь, — отвечал тот. — Я остаюсь.
Глубоко внутри, под кофтой, блузкой, комбинацией с жестким нейлоновым кружевом по краю, глубоко под веснушчатой кожей мисс Демпси ощутила толчок, мимолетное движение. Словно раскручивалась спираль. В то мгновение, когда священник заговорил, что-то изменилось. Изменение это не поддавалось описанию, но, словно рябь на воде, оно покатилось дальше, в вечность.
Годы спустя, пытаясь описать свои чувства, мисс Демпси спрашивала: «Приходилось ли вам видеть, как падает стопка монет, как рушится карточный домик?» Слушатели смотрели на нее с сомнением, а она не могла найти слов, чтобы передать то ощущение скольжения, или сползания, которое пронзило в тот миг ее тело. Внезапно мисс Демпси ощутила, что смертна и в то же время бессмертна.
Из гостиной выглянул отец Ангуин. По тому, с каким хозяйским видом гость снял промокшую шляпу, а теперь освобождался от плаща, безошибочно угадывалось, кто он. По лицу отца Ангуина пробежало тревожное, недовольное выражение, которое сменилось более сильными чувствами. Как уверяла мисс Демпси слушателей на следующий день: «Я думала, он разразится бранью».
Священник стоял на пороге, его худое тело дрожало, глаза горели опасным золотистым огнем. Неожиданно в голове мисс Демпси зазвучала мелодия, однако не гимн. Помимо воли она начала бубнить, а спустя мгновение, к собственному ужасу, затянула в полный голос:
Джон Пил отличный был стрелок.
Его охотничий рожок
Поднять из гроба мертвых мог,
Не то что бедную лису…[14]
— Это мисс Демпси, моя экономка, — сказал отец Ангуин. — Она полоумная.
Не успела мисс Демпси извиниться, а отец Фладд уже начал шарить в кармане черного костюма. Она в тревоге прижала пальцы к губам. Сейчас он вытащит бумагу, возможно, свиток с папской печатью. Бумагу, отлучающую отца Ангуина от церкви за пьянство и поведение, несовместимое с его саном, бумагу, назначающую гостя его преемником! Однако в руке младшего священника лежала всего-навсего плоская жестяная коробка. Он протянул ее отцу Ангуину и спросил:
— Сигару?
Остаток вечера мисс Демпси бегала по лестнице вверх и вниз, устраивая гостя. Он изъявил желание принять ванну, странное для буднего дня. В ванной комнате, в те времена одной из немногих в городке, стоял могильный холод, а струйка ржавой воды из крана не внушала доверия. Мисс Демпси носилась по стылому первому этажу то со старым полотенцем в руке, то с льняными простынями, тонкими, жесткими, ледяными на ощупь.
Раздобыв грелку, она поднялась в гостевую спальню, где раздвинула шторы, стерла пыль с тумбочки и перевернула матрац. Как говорят, бывали такие, которые, не зная, оказали гостеприимство ангелам[15], но мисс Демпси предпочитала, чтобы ее извещали заранее. Она прибирала здесь каждую неделю, но спальня нуждалась в проветривании. Ей никак не удавалось придать комнате жилой вид. Спасти положение мог бы горящий камин, но мисс Демпси отродясь не слыхала, чтобы на втором этаже топили, и не собиралась поощрять гостя к подобным излишествам. Из мимолетного разговора в прихожей и того, как тактично гость не расслышал ее пения, мисс Демпси заключила, что он джентльмен, хоть и священник. В своем суждении она руководствовалась единственно его манерами, отнюдь не внешним видом. В прихожей было темно, и мисс Демпси не могла составить впечатление о том, как он выглядит.
Стены первого этажа, равно как кухни и прихожей, были выкрашены в казенный тускло-зеленый цвет, двери обработаны морилкой. Голая лампочка в спальне младшего священника отбрасывала на стены резкие тени. Скрипнула половица, и мисс Демпси замерла на месте, пробуя пол ногой.
Внизу пол был каменный. В каждой комнате висело по распятию; Христос был запечатлен на той или иной стадии мучительных страданий: обнаженное тело было искажено болью под разными углами, мышцы скрючены слабее или сильнее. Дом священника походил на мавзолей, тюрьму для умирающих сынов Божьих.
Когда мисс Демпси думала о епископском доме, она представляла себе шелковые абажуры, обеденные столы на помостах и сияние электричества. Подхалимы валялись на подушках, хрустя бразильскими орешками. Она воображала, что еду там подают с изысканными соусами, запивая ее портвейном даже в будние дни, а пальцы ополаскивают в мраморных чашах со святой водой. А в епископских садах, украшенных фонтанами, статуями и голубятнями, гуляют подхалимы, беседуя по латыни и замышляя недоброе.
Под дверью гостиной она замедлила шаг. Беседа была в полном разгаре. Должно быть, отец Ангуин перебрал виски.
— А если говорить о земной жизни Спасителя, то меня всегда занимало, получил ли владелец гадаринских свиней компенсацию?[16] — бодро спросил новый младший священник.
Мисс Демпси на цыпочках удалилась от двери.
Гость, не касаясь скатерти, провел рукой над столом, меняя тему. Его бескровные заостренные пальцы парили над белым льном, словно лебеди над молочным озером.
— А я было решил, что вы из реформаторов, — сказал отец Ангуин. — Из этих недоучек. Меня от них тошнит.
Отец Фладд скромно опустил глаза, застенчивой улыбкой отвергая комплимент. Он пил наравне с хозяином, пил, но не пьянел. Спустя час — пробило одиннадцать — гость оставался таким же любезным и разговорчивым, словно не брал в рот ничего крепче чая. Когда бы отец Ангуин ни посмотрел на него, отец Фладд подносил стакан ко рту, однако уровень жидкости в стакане оставался прежним. Тем не менее гость периодически подливал себе из бутылки. То же и с поздним ужином: время от времени отец Фладд ковырял свои сосиски (из магазина «Мясо») и даже порой насаживал кусочек на вилку, продолжая скромно жевать за плотно сомкнутыми губами. Однако на тарелке по-прежнему лежали все те же три сосиски, пока, довольно неожиданно, не исчезли. Только что были — и вот их не стало.
Поначалу отец Ангуин решил, что отец Фладд прячет в одежде маленькую собачонку — он читал в газете, что таким способом киноактрисы провозят своих песиков через таможню. Однако, в отличие от киноактрис, младший священник не кутался в меха, да и какая собака способна вылакать столько виски? Время от времени гость наклонялся, чтобы поворошить огонь в камине. Надо сказать, он отлично управлялся со щипцами, и благодаря его усилиям скоро в комнате стало нечем дышать. Когда Агнесса заволокла в гостиную ведро с углем, она очень удивилась.
— Да вам уголь ни к чему!
Вскоре отцу Ангуину пришлось встать и приоткрыть окно.
— Здесь не заведено проветривать, но у нас жарко, как в преисподней!
— Только вентиляция гораздо лучше, — заметил отец Фладд, потягивая виски.
Пора подавать какао, решила мисс Демпси. Иначе они свалятся под стол. Епископ прислал этого пьяницу, чтобы заманить бедного Ангуина в ловушку. Гость не пьянеет, это очевидно, и как только священник уснет, на цыпочках прокрадется к телефону и наябедничает всетолстейшему владыке. И все же мисс Демпси пребывала в сомнениях. Виной тому был взгляд, которым гость удостоил ее в прихожей. Взгляд леденил душу, но в то же время был исполнен подлинной жалости. Возможно, отец Фладд никакой не подхалим, а чистая душа, которую епископ задумал погубить? Агнесса до сих пор ощущала на себе взгляд младшего священника: на мгновение ей показалось, будто ее плоть превратилась в стекло. Войду в гостиную с песней, и пусть не думает, что, когда мне приходит охота попеть, я всегда несу ахинею. Буду бурчать себе под нос что-нибудь возвышенное.
Она накрыла поднос белоснежной салфеткой с фестонами, которую купила на июньской благотворительной ярмарке. На ткани были гладью вышиты анютины глазки. Агнессе казалось, что цветы на белом фоне горят чистейшим пламенем. На салфетку она поставила чашки с какао и два блюдца, на каждом лежало по три круглых печенья.
