– Нам действительно очень нужны люди, желающие помочь, чтобы составить семейный совет. Но Морлеваны вели такой уединенный образ жизни, что я пока никого не нашла, кроме няни маленькой Венеции. А эта женщина и читать-то едва умеет…
Жозиана не слушала, но выражение лица у нее было самое заинтересованное.
– Послушайте, а вам не кажется странным доверять детей такому человеку, как Бартельми?
– А? – отозвалась Бенедикт. – Да, я понимаю, что вы имеете в виду…
С судьей она не решилась поднимать этот вопрос. А сейчас попыталась укрыться за общими рассуждениями:
– Знаете, общество развивается, взгляды становятся шире. Есть уже PACS,[4] а скоро, по-видимому, гомосексуальные пары получат право на усыновление.
– Я тоже придерживаюсь широких взглядов, – поспешила заверить ее Жозиана. – И вообще, личная жизнь Бартельми никого кроме него не касается.
Бенедикт, окончательно очарованная, только утвердительно кивала. Терпимость, права всех и всяческих меньшинств – это был ее катехизис. Так что следующие слова Жозианы резко вернули ее с небес на землю:
– Проблема в том, что Бартельми заводит случайные знакомства в ночных клубах и водит к себе кого попало. Вы представляете, как это может повлиять на детей? На маленькую Венецию?
Расстроенная Бенедикт теперь качала головой отрицательно.
– Не надо сгущать краски, – пролепетала она. – Барт ведет себя с детьми вполне нормально. В воскресенье водил их на Диснея. Очень хорошо все прошло.
«И она называет его Бартом», – отметила Жозиана, закипая. Но она не дала воли ярости и приняла озабоченный вид.
– Дай-то бог, чтобы вы оказались правы, – она вздохнула. – Никогда не задумывалась, насколько щекотливое положение у социальных работников. Ведь, в сущности, случись что с детьми – моральная ответственность ляжет на вас.
После этого ободряющего замечания Жозиана расплатилась за кофе и предложила взять на выходные Венецию.
– У меня вилла в Довиле. Девочке хорошо бы проветриться.
Она совсем заморочила Бенедикт голову, и та пообещала поговорить с малышкой.
Дети Морлеван не подозревали об опасности, угрожающей братству. Они узнали только, что Жозиана собирается пригласить Венецию в гости. В субботу директору приюта Фоли-Мерикур позвонил Барт. Венеция забыла у него одну Барби, а Симеон – «Общественный договор». Барт предложил занести их в приют.
– Поцеловать! – приветствовала его Венеция, вскинув руки как ведущая актриса на подмостках.
Все трое Морлеванов набились в каморку девочек, чтобы без помех пообщаться со старшим братом.
– Ничего так семейный склеп, – пошутил Барт. – Держи, одаренный, вот твой талмуд.
Симеон по своему обыкновению сидел на полу спиной к стене. Он протянул руку за книгой. Бартельми уселся на кровать, отодвинув плюшевые игрушки. На другой кровати по-турецки сидела Моргана и пыталась делать уроки. На подоконнике Венеция разложила пятерых Барби.
– Держи, дурилка, вот твоя Барби, – сказал Барт и кинул куклу Венеции.
– Спасибо, – девочка поймала ее на лету. – Она будет заниматься любовью вот с этой, которая без пары.
– Oh, boy! – воскликнул Бартельми, только сейчас заметив, что все Барби лежат парочками. – Ну вы, девчонки, не теряетесь!
– Кена-то у меня нет, – объяснила Венеция.
– Что ты можешь сказать о сестре? – спросил Барта Симеон.
Тот улыбнулся своей чарующей улыбкой с ямочками. Ему ужасно нравилась Венеция.
– Симпотная, – сказал он.
– Я спрашиваю про твою сестру Жозиану, – уточнил Симеон.
– Не симпотная, – припечатал Барт.
– Она хочет взять Венецию на выходные в Довиль.
– Стремно, – поморщился Барт.
– Ты можешь хоть иногда говорить по-человечески? – прикрикнул на него Симеон.
– Есть, босс. Жозиана просила у Деда Мороза мужа, телик с плазменным экраном, виллу в Довиле и белокурую дочурку. А Дед Мороз список не дочитал.
Жозиана терпеть не могла брата, и Барт платил ей тем же.
– От нее и киднеппинга можно ожидать, – предрек Барт, который был не таким идиотом, как могло показаться.
– А что такое киднеппинг? – спросила Венеция.
Моргана подняла глаза от тетрадки.
– Это когда детей похищают и держат в плену.
Венеция заревела:
– Не хочу в Довиль!
Симеон понял, что пора брать дело в свои руки.
– Пау-вау, – объявил он.
Все трое тут же уселись на ковер, заворачиваясь в одеяла.
– Что это вы делаете? – удивился Барт.
Моргана объяснила:
– Мы так принимаем решения.
– Класс, – одобрил Барт. – А меня возьмете?
– Да, – сказал Симеон. – Только дураки высказываются последними.
– Спасибо, что предупредил, – буркнул Барт, съезжая с кровати на пол.
Симеон начал с фактов:
– Жозиана Морлеван была признана нашим отцом.
– Где? – не подумав, ляпнула Венеция.
– Тебе уже объясняли! – в один голос прикрикнули двое старших.
Малышка обеими руками зажала рот, чтобы снова не оплошать.
– Т-т-т, ну до чего же некоторые бывают глупыми, – соболезнующе заметил Барт.
– Ну ты! – шикнула Венеция, делая ему знак заткнуться.
– Так что Жозиана – наша сводная сестра по усыновлению, – продолжал Симеон. – Она не станет похищать Венецию. Это было бы безрассудством.
– Глупостью, – перевела Моргана.
– Но мне лично не нравится, что она приглашает Венецию, а нас не приглашает.
Бартельми поднял руку, как в школе.
– Жозиана сноб. Ей совсем не гордо гулять по Довилю с тобой и Морганой, когда у вас уши как у Дамбо и носы как кувшинное рыло.
– А если бы ты нас не стыдился, – парировал Симеон, – то не выдавал бы нас за детей соседки. Ты сам сноб.
Взгляды братьев пересеклись, как это уже случалось однажды.
– Симеон, не говори плохо про Барта, – захныкала Венеция, – а то я нарисую тебе черта.
– Нарисуй, так ему и надо, – подначил ее Барт тоном обиженного ребенка.
Венеция вскочила, готовая повиноваться старшему брату. Симеону невыносимо захотелось плакать. Он стиснул руки, изо всех сил сдерживаясь.
– Да ты чего, я пошутил! – опомнился Барт.
Он хлопнул Симеона по плечу.
– Ты так все близко к сердцу принимаешь… Что, уж и пошутить нельзя?
В ответ Симеон ткнул его кулаком в грудь. Себе он сделал больнее, чем брату, но Барт согнулся пополам, как будто из него дух вышибли. Венеция кинулась ему на помощь и принялась дубасить Симеона. Моргана же горько заплакала.
– Кхм-кхм, извините… Извините, – повторил чей-то голос.
Это оказалась г-жа судья. Симеон снова откинулся к стенке. Бартельми сгреб Венецию в охапку, чтобы она прекратила брыкаться. Но Моргана продолжала рыдать.
– У тебя что-нибудь болит? – испугалась судья.
– У меня, у… у меня… у… – всхлипывала Моргана.
– Перестань, – шепнул ей Симеон.
– Уши как у Да-а-мбо! – провыла девочка.
– А Симеон стукнул Барта, – наябедничала Венеция.
– Барт, он… Барт гадкий! – плакала ее сестра.
Г-жа судья повернулась к старшему брату.
– Может быть, вы объясните мне, что происходит, г-н Морлеван?
Барт спрятал руки за спину, как нашкодивший ребенок, и весь его вид говорил о крайней растерянности. Симеон предпочел взять объяснения на себя.
– Ничего страшного, – сказал он, приняв немного виноватый вид. – Мы с Морганой поссорились, Бартельми вмешался, и я его стукнул.
Братство Морлеван подтвердило ложь Симеона почтительным молчанием.
– Нехорошо, – мягко укорила Лоранс, подумав, что у одаренных детей, видимо, рок такой – иметь плохой характер. – Раз уж вы здесь, Бартельми, я хотела бы и с вами тоже поговорить.
Г-н Морлеван снова превратился для судьи в Бартельми. Все уладилось. Барт воспользовался этим, чтобы подмигнуть Лоранс, но она сделала вид, что не заметила.
– Пойдемте, Симеон, – позвала она.
Все перешли в кабинет директора.
– Симеон, – начала судья, – я зашла сообщить вам, что у нас уже два потенциальных опекуна для вас и ваших сестер. Этому можно только порадоваться: чем больше доброжелателей, тем лучше.
Она улыбнулась братьям, которые отреагировали на удивление одинаково, – скрестили руки на груди и сдвинули брови.
– Что это еще за фигня? – проворчал Барт. – Какой еще другой опекун?
– Ваша сестра.
– Ой, я вас умоляю! – взорвался Барт. – Всю жизнь она так, с тех пор как я родился. Только у меня заведется новая игрушка – сразу ей надо именно ее! Но опекун ведь я. Правда же, я?
Симеон и судья беспомощно переглянулись.
– Нет, погодите-ка, – вдруг забеспокоился Барт. – Что-то я не врубаюсь. Это ведь мой брат, мои сестры.
– Никто этого и не оспаривает, – сказала Лоранс. – Но опека – это большая нагрузка, можно поделить обязанности. Закон предусматривает такую возможность: бывает опекун и опекун-надзиратель.