Бен Элтон - Второй Эдем

Узнай Розали об этом, она воспылала бы к Крузу еще большей ненавистью, а это немало, если учесть, что она его и так терпеть не могла. Розали начала подозревать его с того самого дня, когда он прибыл к ним, якобы прямо из отряда борьбы с лесорубами в Южной Америке. Он говорил как слишком уж ярый защитник среды.

— Мне иногда кажется, что больше всего на свете меня злит мое бессилие изменить окружающую среду, — разглагольствовал Шеклтон (или Круз), когда они сидели по ночам у костра, в то время как остальные болтали о спорте или о сексе. — Я хочу сказать, вырубка леса в десять раз серьезнее, чем это описывает пресса, а загрязнение дефолиантами грунтовых вод сейчас настолько сильное, что последствия непредсказуемы…

Этот человек был жутким занудой. Зеленее всех „зеленых“, святее Папы Римского. Как будто он одновременно уверовал в Бога, начал лечиться у психотерапевта и бросил курить; в общем, он трендел без остановки.

— Черт, Шеклтон опять завелся, — говорили другие бойцы отряда друг другу. — Невозможно больше его выносить, давайте сдадим его федералам.

Но Розали начала опасаться, что мистер зануда сам федерал.

Большинство активистов группы „Мать Земля“ работали в экологической сфере так долго, что никогда ее не обсуждали. Зачем говорить о гибели планеты? Это слишком грустно, и все испытывают одинаковые чувства, так зачем терять время на разговоры? Нет ничего хуже кучки самодовольных фанатиков, которые сидят вокруг котелка с бобами, кивают в согласии и бормочут: „Да, как тут не прийти в ярость. Это же просто немыслимо! Ты согласен?“

В какой-то момент бесконечные разговоры об экологии начали оказывать пагубное воздействие на все „зеленое“ движение. Все постоянно соглашались друг с другом, что порождало нездоровую зависимость. Вербовка сотрудников застопорилась. Синдром, получивший название „переутомление от „зеленых“ разговоров“, покосил очень многих потенциальных борцов, и в результате в „зеленом“ движении появилось неписаное правило: не говорить об экологии. Поэтому, когда в отряде Розали появился якобы опытный активист, который без устали изрекал прописные истины об экологическом Армагеддоне, она тут же заподозрила неладное.

К тому же были еще бесконечные вопросы Шеклтона насчет финансирования организации. Конечно, всем очень хотелось знать, кто именно вкладывает в них деньги, но тридцать лет эта информация держалась в секрете и определенно не подлежала разглашению. Розали работала в группе с тех пор, как закончила колледж. Она неплохо продвинулась в Движении и все же понятия не имела о значительной части финансовых дел группы „Мать Земля“. ФБР и все прочие органы разведки в мире без устали прощупывали их и проводили расследования, пытаясь докопаться до сути дела. Но безуспешно. Это оставалось тайной, и будь Шеклтон ветераном Движения, каковым он прикидывался, он бы знал, что эта тема — табу.

Решающим стал момент, когда Шеклтон добрался в своих разглагольствованиях до Юргена Тора. Он распинался о том, как он поклоняется этому человеку, и повторял избитую фразу, что Тор — последний вменяемый человек на Земле. Розали поняла, что с нее довольно. Ни один человек, достаточно долго проработавший в группе „Мать Земля“, не считал, что Юрген Тор вменяемый, и никто ему не поклонялся. Если постоянно спасаешься от пуль, то тебе просто некогда превозносить эгоистичного маньяка, который трахнул бы даже дерево, нарядись оно в юбку. Для всего остального мира Юрген Тор был суперталантливым, харизматичным лидером и неподражаемым оратором. Однако внутри его собственного движения господствовало мнение, что он просто здоровенный лохматый прохвост.

Розали начала расследовать прошлое человека, называвшего себя Шеклтоном.

На первый взгляд все было в порядке. Американец по имени Шеклтон был переведен в ее оперативный отряд с руководящей должности в подполье Аргентины. Но кто угодно может назваться его именем, подумала Розали. Она сделала запрос в базу данных группы „Мать Земля“ и получила фотографию настоящего Шеклтона. Здесь тоже все совпадало, но, имея достаточно денег, можно позволить себе менять внешность хоть каждый день, так что и этот факт ее не убедил. Наконец Розали сняла отпечатки его пальцев с экологичной упаковки из-под моркови, которую он повсюду таскал с собой, пока не нашел, где ее утилизировать.

Результат был вполне ожидаемый. Шеклтон оказался подставной фигурой. Никому больше не придется выслушивать его стоны по поводу окружающей среды.

Розали по-прежнему держала дуло пистолета у его виска.

— Что ты сделал с нашим человеком? — спросила она. — С настоящим Шеклтоном?

— Он у нас, все нормально, с ним все в порядке, — ответил Круз. — Но как ты меня вычислила?

— Ты слишком мало говорил об экологии, — ответила Розали. — Казалось, тебе на нее просто начхать.

Круз в ужасе застыл. Он так усердно учился, казалось, разбуди его ночью, и он с ходу выдаст тираду про всю эту „зеленую“ дрянь. В основном свои познания об экологических заморочках он почерпнул у этого поганого ботаника — Джуди Шварца. Круз подумал, что нужно не забыть убить его при следующей встрече.

— Где твой передатчик? — спросила Розали. Шпион бросил взгляд на свою руку. — Ты хочешь, чтобы мы его вырезали, или сделаешь это сам?

— Эй, послушай… — нервно забормотал Круз. Каким бы ты крутым ни был, дыру в руке получить все же не хочется.

— Ой, брось! Ты все знаешь о сегодняшней акции, — нетерпеливо бросила Розали. — Если мы оставим тебя на связи, ты пошлешь сигнал тревоги. Твои парни прибегут и заберут тебя, ты скажешь им, где мы, и нас всех взорвут к чертовой матери. В общем, тебе прекрасно известно, что мы тебя или пристрелим, или вырежем твой передатчик. Ну и что ты выбираешь?

Агент ФБР неохотно протянул руку. Розали вытащила швейцарский армейский нож. Наступила короткая пауза, пока она пыталась найти лезвие. Она открывала ножницы, зубочистку, цифровую видеокамеру, миниатюрную двустороннюю систему связи, зонтик, разработанный „Биощитом“, инструмент для вытаскивания камней из подков лошади…

— Подарок на Рождество, — сказала Розали извиняющимся тоном. — Глупость, если честно. Я ничем из этого не пользуюсь.

Наконец она нашла нож, очень маленький, но для дела вполне подходящий. Она придвинулась к перепуганному Крузу.

— А теперь придется немного потерпеть, — сказала Розали.

И действительно, потерпеть ему пришлось.

Было все то же утро. Натан беседовал с охранниками у въезда в Беверли-Хиллз. Пластик стоял у себя в кухне, наблюдая на пятнадцати разных экранах за тем, как с затонувшего танкера эвакуируют Джуди и Джексон. Розали находилась в вертолете с оперативным отрядом группы „Мать Земля“, направлявшимся на место запланированного теракта, а Круз, который больше никак не будет связан с этой историей, прижимал к себе кровоточащую руку.

У Макса тоже были проблемы. То есть не считая его обычной беды, заключавшейся в том, что он был раздолбаем. Нужно признать, в настоящее время он был богатым и популярным раздолбаем, невероятно популярным раздолбаем. Самым популярным раздолбаем в мире, если начистоту. Но Голливуд — это место, где дистанция между раздолбаем-знаменитостью и презренным, жалким придурком, снимающимся в рекламе нижнего белья, очень и очень мала. Что-то на самых задворках одурманенных мозгов Макса говорило ему, что пришло время взять себя в руки. В свои двадцать шесть он уже больше восьми лет был настоящей звездой. Знаменитым „негодником“, который пил, тусил по всему городу и постоянно дрался. Более того, он был реальным, самым настоящим негодником, а не каким-то там безликим сопляком, который единственный раз надирается до бесчувствия на восемнадцатилетие и следующие пять лет распинается в журнале People о том, как он поборол свою тяжелую зависимость. Макса обожали не только за сложные необузданные характеры, которые он воплощал на экране и в программах виртуальной реальности, но и за сложный необузданный характер, который был у него на самом деле.

В день рождения Макса к его колыбели явилось много добрых и щедрых фей. Они подарили ему невероятное очарование, потрясающий актерский талант и отличное, крепкое, но вместе с тем изящное телосложение. Они дали ему прекрасную внешность: голубые, словно лед, глаза на фоне смуглой, средиземноморского типа, кожи. Но возможно, самым важным подарком были брови Джеймса Дина, которые, стоило Максу нахмуриться, грустно взмывали вверх, словно у маленького заблудившегося мальчика. Всё это добрые феи подарили малышу Максу, который смеялся и гулил, как и подобает беззаботному, бесшабашному, радостному человеку, и это тоже было их даром. Однако злые феи тоже преподнесли Максу подарок, всего один, но он чуть было не погубил его. Они устроили так, что в возрасте семнадцати лет Макс без предупреждения и подготовки стал невероятно знаменитым, суперкрутым парнем из рекламы джинсов Levi's.