Это правда. Однако Ава стала рассматривать другой изъян в плане: помимо того, что я не так уж и красива, но клинически безумна – мама. Она полностью запретила мне даже попытаться стать моделью. Я указываю на это.
– Я уверена, что смогу убедить её, – говорит Ава, беспокоясь о своих ногтях. – Подумай о деньгах, Тед. Линда Евангелиста не встает с постели меньше чем за десять тысяч долларов в день.
– Кто такая Линда Евангелиста?
– О, ради Бога! Во всяком случае, представь себе, что мама смогла бы сделать с десятью тысячами долларов.
Я не могу. Я могу представить себе, что я могу сделать с десятью тысячами долларов – разменянными на фунты, конечно. Я бы хотела получить обратно наш старый коттедж в Ричмонде. Сад. Мое собственное пространство ... которое я не ценила, пока оно у меня было. Ох, и я хотела бы купить пару школьных юбок. Длинных. И много нижнего белья.
– Но есть другой вариант, – намекает Ава. Я не уверена, что она сама верит, что для мамы деньги будут значимым аргументом.
– Ох. Какой?
– Не говорить ей. Не с самого начала, во всяком случае. Пока ты не станешь супер-успешной. Никто не будет против, если ты станешь супер-успешной.
– Блестящая мысль. Гениально, – говорю я. Я не часто саркастична с сестрой, но честно. Это самая бредовая идея, которую я когда-либо слышала.
– Слушай. – Она садится снова, обхватив руками колени и положив голову на них. Она выглядит обессиленной. Эти темные круги под глазами были ещё одним ключом к разгадке. Кажется невозможным, что кто-то, с кем ты находишься каждый день может болеть раком, а ты даже не видишь этого. И здесь мы говорим о том, чтобы быть моделью: должно быть мы обе сумасшедшие. – Я собиралась быть... занятой этим летом. Приемы у врача и ... ты помнишь Нэн. Химиотерапия это трудно. У тебя должно быть что-то забавное, чтобы думать об этом. Мы обе должны иметь что-то. Ты не можешь положиться на меня в плане веселья.
Это верно. Я знаю, я полагаюсь на неё слишком много, но она всегда была там – придумывая сумасшедшие вещи – и думаю, я просто привыкла к этому. Конечно, это раздражает иногда, но я не хочу, чтобы что-то менялось. Определенно не так. Если психолог спросил бы меня, что я чувствую прямо сейчас, я бы сказала, что расстроена, расстроена и напугана.
Наконец, Ава выключает свет, и я лежу в темноте, размышляя. Об Аве, обо мне, о Симоне. О том, что у тебя отбирают целое лето, потому что отец заметил шишку у тебя на шее. О заработке в десять тысяч долларов в день. Это правда возможно? И кто такая Линда Евангелиста, в конце концов?
На следующей неделе солнце становится жарче с каждым днём. В школе травянистый холмик заполняется людьми, загорающими между экзаменами. Дома побледнели листья ясеня, и он выглядит почти так же хорошо, как деревья в Ричмонде. Когда мама не работает, она полностью погружается в книгу рецептов питательных летних салатов с красными фруктами и зелеными листьями. Очевидно, темные цвета полны антиоксидантов, и они помогут Аве поправиться – вместе с огромным количеством химикатов, которое начинают ей вводить. Лично я не вижу, как несколько ягод малины собираются соперничать с химиотерапией, но мама готова попробовать всё что угодно. Кажется, это её способ выживания.
Папин способ: между маниакальными приступами написания книги и попытками починить часы – исследование болезни Ходжкина в интернете. Мой способ ... глазеть из окна, в основном. В школе Дейзи часто вынуждена меня толкать, потому что я не слышу, что она только что сказала.
Из всех нас Ава самая расслабленная. Для неё самая большая проблема – то, что у Джесси двойка по большинству выпускных экзаменов и тренировка к большой парусной гонке, поэтому он не может навещать её. А так она удивительно хорошо справляется. Возможно, это обнадеживающее отношение доктора Христодулу. Возможно, потому что все привлекательные парни из класса помогают ей всякий раз, когда в школе дают дополнительные тесты. Может быть, потому что она не сильна в математике. (Я до сих пор не могу вспоминать о десяти процентах, но, возможно, она не замечает). Она просто хочет, чтобы всё продолжалось как обычно.
Через неделю после нашего фото-провала я прихожу домой после школы, а она шумно спорит с мамой.
– Я не хочу, чтобы ты шла со мной!
– Но ты не можешь пойти сама, дорогая. Ты очень больна!
– Я этого не чувствую. И ты будешь везде плакать. Я ненавижу это!
– Я обещаю не плакать.
– Ты и сейчас плачешь!
Мама потирает нос.
– Нет. Послушай, дорогая, это очень важное назначение.
– Оно абсолютно обычное! – Ава громко вздыхает и видит меня в дверях гостиной. – Скажи ей, Тед. Я просто должна забежать в больницу в субботу, чтобы проверить, все ли идёт правильно. Я сама могу справиться за пару часов. Она превращает это в важную экспедицию.
Под "всем", я думаю, она имеет в виду тонкие пластиковые трубки, которые ей вчера вставляли в грудь, называющиеся линии Хикмана. Один конец трубки выведен, чтобы в её кровь могла поступать химиотерапия, которая начинается в понедельник. Фу... Отвратительно. На самом деле, когда вчера вечером она мне это показала, то оно выглядело довольно аккуратно. Не так плохо, как я ожидала, – немного напоминает наушники для мега-iPod, приклеенные к коже. Но всё-таки... Неудивительно, что мама хочет пойти с ней проверить, что это работает.
– Эм...
– Я могу пойти пешком, мам. Могу поехать на метро. Эти трубки ничего не весят. Кроме того, тебе нужно работать. Знаешь, Тед может пойти со мной. Что скажешь, Ти?
– Ну, вообще-то Дэйзи пригласила меня в...
Ава прикидывается виноватой. Это поддельное виноватое выражение, я знаю, даже не предназначенное для того, чтобы заставить меня почувствовать себя виновной, но когда у твоей сестры лимфома ...
– Хорошо, я пойду.
Мама вздыхает.
– Тогда ладно. Если ты уверена. Я знаю, ты не любишь, когда я беспокоюсь из-за пустяков, дорогая.
Ава вздыхает.
– Вот именно.
Когда Аве поставили диагноз, всё, что мы хотели – новости, подробности и объяснения. Затем пришли результаты тестирования, и, кажется, они просто ещё больше всё запутали. По-видимому, болезнь достигла стадии 2B, что позволило определить, какой тип химиотерапии применять и как долго. Но почему, например, лечение начинают на следующей неделе, а не в ту же минуту?
Папа мгновенно воспользовался неизменной фразой из Гамлета “Быть или не быть»[7]. Его лицо было каменным, когда он это сказал, но Ава и я все равно смеялись. Мама не смеялась. Иногда я сажусь с ним за компьютер, чтобы мы могли попытаться разобраться вместе. Эта стадия показывает, насколько распространилась болезнь. Кажется, вторая стадия хуже, чем первая, но гораздо лучше, чем третья или четвертая. Буква B, говорит о том, что Ава потеет ночью. У них для этого есть буква, а у нас стиральная машина. Неважно.
Стадия 2Б. Для меня это звучит как место проведения музыкального фестиваля[8]. Я вглядываюсь в экран отцовского компьютера в тот вечер, а слова кружатся у меня в голове, пока не перестают что-то значить.
Наверно, Ава права, что последнее назначение – обычное дело. Когда мы попали в больницу в субботу, все было совершенно по-другому. Ава теперь отлично знает, как куда пройти по блестящим коридорам, и у медсестры занимает всего несколько секунд проверить линию Хикмана и убедиться, что с местом ввода трубки все в порядке. Все готово к понедельнику, когда ей введут первую порцию спасительных химикатов. Вот и всё. Мы всё сделали.
Снаружи небо всё ещё неправильное: синее и безоблачное. Дождя не было три недели. В городе какая-то средиземноморская атмосфера, и улицы заполнены загорелыми ногами и улыбающимися лицами.
– Пошли – говорит она. – Давай пойдём погуляем. Мы могли бы заглянуть в Британский музей.
– Мы могли бы...
– Шучу. Есть несколько хорошеньких магазинчиков на Тоттенхэм-корт-роуд. Можем прогуляться до Оксфорд-стрит.
Этот район города Авы, не мой. Я, как правило, иду туда, где есть сады и деревья, например в Кью[9], или в художественные галереи, как на Трафальгарской площади. Но приятно бродить с Авой по городу под летним солнцем, смотря на витрины. В конце концов, стало так жарко, что мы решили прогуляться по одной из боковых улиц, где есть тень.
Я восхищаюсь выбором французской выпечки в витрине пекарни, съедобным совершенством, разложенным по цветам радуги, как вдруг Ава останавливается как вкопанная и хватает меня.
– О, Боже мой!
Она показывает через дорогу. Мы стоим напротив уродливого дома. Простые кирпичные стены. Небольшие окна. Ни одного магазина. Два человека с айфонами обмениваются сигаретами.
– Что?
– Видишь логотип?
Над обычной входной дверью висит знак: зубчатая черная М внутри бледно-голубой C. Ава узнала его из сайта, который я ей показывала. Я помню его по визитной карточке Симона и из «Мари Клер»: Модел Сити.
